Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

автомагистрали в Тиргартене, которая находилась в нескольких сотнях метров от бункера. В машине, помимо водителя, находились Борман, его секретарь и по совместительству охранник Зеблиц, а также Мюллер. Самолет с тремя пассажирами на борту стартовал незамедлительно — короткий разбег, и он уже набрал высоту. Пилот на бреющем полете провел самолет над позициями советских войск, а после направил его в сторону Магдебурга, западная часть которого была занята американскими войсками ещё 19 апреля и полностью контролировалась союзниками. 130 километров до цели моноплан, из-за длинного переднего шасси прозванный «Аистом», проделал менее чем за час. Обогнув город с юга, пилот посадил самолет на полевом аэродроме в расположении 117-й стрелковой дивизии США, где его уже ждали.

Москва узнала о рейсе U-234 лишь 3 мая, когда сердца людей взволнованно замерли в предчувствии скорой победы. Хартман вытащил эту информацию из Шольца в обмен на возможность тихо исчезнуть вслед за Мюллером. Дело в том, что Геверниц намеревался арестовать Шольца как действующего сотрудника гестапо, не считаясь с его статусом переговорщика, как только всё будет кончено.

—Вы сообщите мне то, что сообщили Геверницу. — Хартман случайно услышал, как в разговоре с Даллесом Геверниц упомянул «информационную бомбу», которой с ним поделился Шольц. — И не вздумайте юлить. Я примерно знаю, о чем идет речь. Меня интересуют подробности.

Хартман блефовал, он понятия не имел, о чем идет речь, но Шольц, понимая, что надеяться ему, кроме как на Хартмана, не на кого, вывалил всё, что знал о подлодке Фелера, завершив со- чувственной фразой, не оставлявшей сомнений в его растерянности:

— У вас усталый вид, Франс. Вам бы хорошенько выспаться.

На другой день Шольц исчез вместе со своим шпицем.

Стараясь оставаться незамеченной врагом, U-234 две недели шла на перископной глубине. Однако в первых числах мая капитан-лейтенанту Фелеру стало ясно, что подлодка находится под плотным контролем американского эсминца «Саттон», который, однако, даже не пытается ее атаковать. Оснащенные радарами патрульные гидросамолеты «каталина», способные помешать ей подниматься на поверхность для вентиляции отсеков и зарядки аккумуляторов, обеспечивающих подводный ход, также не препятствовали движению субмарины.

4 мая U-234 получила приказ командующего подводным флотом капитана Резинга о запрете ведения боевых действий и возвращении в норвежский порт, который еще был в руках Германии. Однако, следуя приказу Бормана, Фелер продолжил свой путь.

8 мая поступила информация о капитуляции Германии. Через два дня последовало приказание: все немецкие подлодки, находящиеся в плавании, должны всплыть, поднять черный флаг и отправиться в ближайший порт союзников. Проведя военный совет, Фелер принял решение проигнорировать приказ победителей: подлодка шла в Японию со строго секретным заданием, которое никто не отменял. Однако на некоторое время лодка задержала свое движение. 15 мая радист практически одновременно принял два сообщения: по радио сказали, что японское правительство разорвало дипломатические отношения с Германским рейхом, а по рации не кто иной, как Мартин Борман, отменил задание подлодке U-234 следовать в Японию и приказал сдаться американским властям. Японские офицеры Гензо Сёйи и Хинширо Томонага попытались уговорить Фелера не делать этого, но тщетно, и тогда они приняли смертельную дозу люменала. Фелер распорядился поместить тела в морские мешки и захоронить в водах океана вместе с их секретными бумагами. Ранее он приказал сбросить в воду шифровальную машину «Энигма», закодированные книги и самые ценные технические документы, и лишь после этого U-234 поднялась на поверхность в Центральной Атлантике.

17 мая двадцать американских моряков поднялись на борт подлодки, обмотали вокруг перископа и сбросили в люк рубки железную цепь, чтобы его нельзя было задраить, и объявили субмарину захваченной, приказав немецкому экипажу перейти на эсминец. Два дня спустя U-234 привели в порт Портсмут, штат Нью-Гемпшир, и пришвартовали к причалу, блокированному бойцами Национальной гвардии и вооружённых сил США, среди которых выделялась высокая, худая фигура Роберта Оппенгеймера.

Первое, что ему предъявили, были образцы инфракрасных неконтактных взрывателей. Их сопровождал разработчик радарных технологий, специалист кригсмарине по электронным помехам доктор Хайнц Шлике, создатель этих самых взрывателей.

Эпилог

июнь — июль 1945 года

Люксембург,

3 июня

Mаленький, заспанный Люксембург, опустевший за время немецкой оккупации, казалось, стряхнул с себя само воспоминание о прошедшей через него войне, вернувшись в полудремотное состояние тишины и покоя, в каком он благополучно пребывал до прихода оккупантов. Перед дворцом великих герцогов, который нацисты использовали в качестве ресторации и концертного зала, стража вновь держала церемониальную охрану, на ратушной площади Гийома II фермеры мирно торговали спаржей и сыром, рабочие по утрам тянулись к железнодорожному вокзалу, чтобы ехать на сталелитейные заводы «АРБЕД» в Эшсюр-Альзетт и Шиффланже, а вечером, усталые, возвращались обратно, запирались в своих домах, ужинали и ложились спать.

В закоулке Нижнего города в таверне старого Гуго, что на берегу живописной речки Альзетт, встретились двое. Один — лет тридцати пяти, русоволосый, с маленькими, аккуратно подстриженными усиками, одетый в легкий хлопковый костюм с полосатым галстуком. Другой — может, чуть старше, жгучий брюнет атлетического телосложения, гладко выбритый, в клетчатой тройке и кепке на голове. Они искренне обрадовались друг другу.

—Когда же мы виделись в последний раз? — спросил русоволосый, усаживаясь за стол во дворе, выходящем прямо на воды Альзетт. — Я уж и не помню.

—В Москве, Олег, в Москве, — просиял брюнет. — Январь. Сорок четвертый. Наше посольство. Мы угощали вас говяжьим бифштексом, виски и «Янки Дудл Денди», когда мистер Донован встречался с вашим Ваниным. Хочешь, будем говорить по-русски?

—Продолжим на английском, Вик. По-русски, насколько я помню, ты говоришь хорошо, но медленно, а у меня мало времени.

—Ладно. А в апреле уже вы принимали нас в «Национале». Водка, коньяк, шоколад, фрукты. До сих пор помню вкус черной икры. Генерал Дин говорил о сотрудничестве, но без представительств. Вот когда мы виделись последний раз.

Шаркая шлепанцами, старик Гуго принес кувшин с рислингом, миску мозельской рыбешки, обжаренной до хрустящей корочки и батон хлеба. Спросил, склонив голову:

—Угодно вам шнапса?

—О, нет, обойдемся вином.

Тот, кого назвали Олегом, разлил вино по стаканам:

—Давай за победу.

—Отличный тост.

Чокнулись. Выпили. Закурили.

—Хочешь «Челси»? — спросил Вик, протянув пачку. — Из сухпайка армии США.

—Нет, у меня «Кэмел». Тоже американские.

—Жаль, ты не привез папиросы, эти ваши «Бе-ло-мор-ка-нал». Я такого нигде не курил. Из чего вы их делаете?

—Военная тайна. Ни с чем не спутаешь.

По реке с