И в темноте увидеть свет - Сергей Александрович Самохин

имел, но Грюнер сказал, что план для этого у него есть: почти сразу за зданием жандармерии, метрах в ста от ворот, стоял такой же "пограничный" двухэтажный жилой дом, в котором уже никому не разрешалось находиться, без исключений – дом был замурован и запечатан, слишком стратегически выгодно он стоял. Дверь черного хода, ведущая по сути наружу базы, равно как и парадная дверь, были заменены на стальные двери с укреплением стен вокруг них. И вот у Грюнера был ключ от этих дверей, как и еще у немногих на базе, кто отвечал за охрану или безопасность. Таких дверей сделали несколько по периметру, на случай, если понадобится срочно и скрытно выходить из города и спасать людей. А вот сейчас все это пригодится для того, чтобы зайти в город. Оставалось дождаться темноты, потому что до заветной двери от нас было метров двести ничем не прикрытого пространства – побеги мы сейчас и нас сразу засекут.

Темнело жутко медленно, как всегда, когда ждешь. Мы уже придвинулись поближе к дороге, максимально близко, чтобы нас только хоть как-то кусты закрывали. Все равно приличное пространство, специально же вычищали сами, чтобы незаметно к базе не подобраться было. Вот проверили, хорошо сделали, не подберешься. Часовые у бандитов если и наблюдали сюда, то себя не показывали особо.

Уже смеркалось, оптики у нас не было, а у них? А мы не знаем. Если у них приборы ночного видения, например, то мы вообще ждем зря, нас заметят и размолотят из наших же пулеметов, не успеем даже "мама" сказать. А если нет, то уже и сейчас можно. Переглянулись с Хенриком, и выдвинулись. От долгого лежания ноги сразу не хотели слушаться, но ничего, разошлись. Бежали не слишком быстро, не таясь – если уже заметят на ровной земле, то все равно, в рост ты стоишь, или пригнулся. И все равно подсознательно хотелось наклониться, скрючиться.

Нет, добежали без приключений, никто в нас не выстрелил, хотя страшно было, аж ладони вспотели. Я присел у стены с пистолетом, хотя кому он сейчас тут может навредить. Грюнер ключ приготовил заранее, быстро в замок, три раза провернуть, дверь открывается бесшумно, петли раз в месяц обязательно смазывали его же люди. Еще миг, и мы уже внутри, тихо, чтобы не хлопнуть, закрываем и запираем за собой дверь. Грюнер тут же идет по грязной пыльной лестнице на второй этаж, лезет в мусорник, выкидывая оттуда пару смятых газет. Извлекает два фонарика, два пистолета с глушителями и несколько обойм к ним.

– 

Из такого стрелял раньше? – сказал он, протягивая один пистолет мне, и заряжая свой.

– 

Нет. Но рискну предположить, что не сильно отличается от стрельбы из обычного. – сказал я, вставляя обойму в пистолет и досылая патрон в ствол.

– 

В общем да. Только тихо получается, скорость пули ниже, но нам далеко стрелять и не нужно из него.

Проверили фонарики с длинной рукояткой , светят будь здоров, но сейчас же их выключили: в доме еще можно и так что-то различить, чтобы не свалиться по лестнице, а вот мечущийся свет от фонарей виден сейчас издалека. Подошли к двери уже на территорию базы, прислушиваться бесполезно, дверь здоровенная, и стена глухая. Правда, Грюнер сказал, что выходит она на боковую стену здания, к мусорникам, в узкий переулок, но все равно нельзя исключать, что там сейчас кто-то есть. Потому дверь открывал я, а с оружием наготове стоял Хенрик. Но зря, никого тут небыло. Закрыли дверь, заперли ее, огляделись. Тихо, ну и мы не будем отсвечивать на улице долго. Маршрут оговорили заранее, Хенрик идет вперед, я чуть сзади и правее.

До здания жандармерии всего ничего, пара кварталов, идем быстро, но не бежим. На главную улицу выходить не будем, можно дворами пройти, все продумано заранее. Красный свет в голове кстати тускло зажегся, впервые после подвала. Значит есть тут кто-то, говорю Хенрику об этом. Заворачиваем за очередной угол, и видим метрах в десяти от нас зараженного – услышал нас наверное, спешил навстречу. Хенрик реагирует первый, тихим дабл-тапом, обе пули в голову, и зараженный падает на спину. Только гильзы звякнули об камни переулка, выстрелы очень негромко прозвучали. Остановились, и не зря, из-за соседнего угла выскакивает товарищ первого зараженного, в него стреляем уже одновременно, и оба попадаем – метров с десяти тяжело промазать, если готов стрелять. Меня порадовала отдача: чуть слабее, чем ожидается. Скорее всего это все конечно дает минус дальности и пробивной силе, но мне это и ненужно сейчас.

Ждем еще несколько секунд, я уже нарисовываю себе мысленную картину, как сейчас на нас не вывалится волна таких вот товарищей, но все тихо. Хорошо, что сами зараженные звуков не издают. Идем дальше, и вот мы уже присели у задней стены жандармерии, вон моя машина стоит, вижу ее, целая вроде бы. Вход в жандармерию ровно один, парадный, с улицы, остальные две служебные двери здания наглухо замурованы. Но нам вход и ненужен – если кто-то здание и контролирует, то за входом следят стопроцентно. А по словам Марко выходило, что за входом следят. Еще до нашего рывка к двери в стене, на последнем сеансе связи с Марко условились, что когда подойдем к ним, к зданию, то дадим знать о себе тремя щелчками связи, он должен отозваться двойным щелчком два раза, с интервалом. Остается надеяться, что у него рация под рукой, он нас так-то утром ждет. Грюнер щелкает три раза, и ждем. Почти сразу слышим два в ответ, секунда паузы и еще два. Порядок. А то не хватало нам ещё под огонь своих же попасть.

Крадемся вдоль стены, огибаем угол. Впереди, метрах в семи от нас, окно на высоте примерно двух метров. Я это окно хорошо знаю, проветриваем там, а так высоко потому что под первым этажом в жандармерии полуподвал, у которого все окна наглухо замурованы. И вот сейчас самый главный риск – я должен встать у стены, а Хенрик залезть мне на плечи и открыть окно, его можно открыть, если под раму снизу нож подсунуть и чуть нажать, это я Хенрику рассказал. Но пока Хенрик будет открывать окно и влезать вовнутрь, мы будем собой представлять роскошную скульптурную композицию "подстрели обеих одной пулей неспеша". Да и внутри черт знает что, а окно ведет в большой кабинет дежурного.

Однако, другого реального варианта у нас нет, потому вперед. Я подбегаю к окну, озираюсь – никого