За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году - Андрей Пржездомский

— Мы не хотели оставаться в Комитете, потому что он участвовал в перевороте! Мы пошли защищать демократию! А нас представили к увольнению! Нас увольняют за то, что мы боролись за свободу!

— А чем вы занимаетесь? Какие ваши служебные обязанности? — спросил Орлов, глядя на возбужденные мальчишечьи лица, на которых был написан праведный гнев и уверенность в своей правоте.

— Мы работаем в вычислительном центре. У нас сменная работа, — каким-то не очень уверенным голосом сказал один за всех симпатичный белобрысый парень. Он выглядел взволнованным. Его лицо то заливалось краской, то становилось совсем бледным. Пальцы рук, которые он судорожно сцепил на коленях, подрагивали. На лбу выступили капельки пота.

— Что же — вас привлекали к каким-нибудь… — Орлов не смог сразу подобрать нужное слово, — к каким-нибудь действиям ГКЧП?

— Н-нет!

— Тогда мне непонятно, почему вы ушли со службы?

— А мы и не выходили на нее. Мы сразу пошли к Белому дому. И все три дня обороняли его.

— Обороняли?

— Да, мы стояли в оцеплении, потом дежурили…

— А на службу вы хоть позвонили? Объяснили что-нибудь? Отпросились, может быть?

— Нет! Мы решили, что будем защищать Белый дом.

Орлов глядел на этих ребят и думал: «Что это? Юношеская бесшабашность? Тяга к романтике? Воздействие массового психоза? Какой внутренний разлад толкнул их на то, чтобы, нарушив дисциплину и пренебрегая служебными обязанностями, влиться в толпу, не осознающую реально ни существа, ни цели, ни смысла событий? О чем думали они, эти мальчишки? Что, оставив службу и выйдя к Белому дому, они становятся борцами за демократию?»

— А теперь нам сказали, что уволят со службы!

— С нами хотят расправиться за то, что мы выступили против ГКЧП! — выпалил один до сих пор молчавший парень.

— Да, и сказали, что можем теперь не выходить на службу! Мы рисковали собственной жизнью, защищая демократию, а нас… Потому что наши руководители — все сплошь за ГКЧП! Их самих надо увольнять… А что же теперь делать нам?

Орлов горько усмехнулся. «Вот ведь как! Сами оставили службу и бросились в гущу толпы, охваченной стихийным протестом. Несколько дней они провели в каком-то бессознательном угаре, наплевав на работу, пренебрегая своими товарищами, считая только себя правыми во всем. Никто ведь их не заставлял осуществлять какие-то действия против Президента, против народа, против российской власти. Органы КГБ, а уж тем более большинство их технических подразделений, как почти вся государственная машина, в оцепенении созерцали развитие событий, не ввязываясь в столкновения и избегая конфронтации. А когда баррикады разобрали, ребята вспомнили, что у них, оказывается, есть служба. Пришли туда, а командиры и сослуживцы почему-то не хотят больше с ними работать. Не хотят, скорее всего, не потому, что они объявили себя «защитниками демократии», а из-за того, что нарушили воинскую дисциплину и презрели нормы служебной этики.

— Ребята, а вы служить-то дальше хотите?

Все трое, будто встрепенувшись, в один голос ответили:

— Да!

— Тогда, может быть, мне стоит поговорить с вашим начальством, поручиться за вас?

Они все вместе, как по команде, кивнули головой.

— Хорошо. Идите. Я обещаю поговорить с вашим руководителем. Но, ребята, имейте в виду, в другой раз надо думать головой!

Они заулыбались, встали, с благодарностью стали жать протянутую Орловым руку. Когда они были уже у двери, Андрей не сдержался и сказал напоследок:

— А о вашем участии в обороне и защите Белого дома… Давайте не будем бросаться такими словами. Я там тоже был и знаю, как все происходило…

Когда за ними закрылась дверь, Орлов подумал: «Сколько же молодежи, таких вот ребят, увлечено романтикой демократической революции, которая на самом деле является чем-то совсем другим. Но чем? Чем?» На этот вопрос Орлов не мог ответить себе даже в самых сокровенных мыслях. Однако он уже понимал главное: август девяносто первого прочертил жирную черту, отделяющую привычное настоящее от туманного, тревожного и непредсказуемого будущего. Только сама жизнь мота показать, станет это будущее лучше того, чем жили уже несколько поколений, или превратится в новый раздирающий страну социальный эксперимент. Благо, среди «победителей» было достаточно экспериментаторов, готовых в угоду собственным амбициям и материальным интересам попрактиковаться на ниве реформаторства.

В конце сентября у Орлова была еще одна запомнившаяся ему встреча, вернее, поездка, оставившая тяжелый осадок в душе.

В последних числах августа повсеместно начались демократические разборки с теми, кто в той или иной форме выполнял указания ГКЧП или хотя бы делал соответствующие заявления. В Белом доме действовал даже целый штаб по этим вопросам, эмиссары которого разъезжались по странам и весям для того, чтобы провести скороспелое расследование и, если нужно, изгнать с руководящей должности того или иного чиновника союзного, краевого или областного масштаба.

ДОКУМЕНТ: «…Всего на позициях явной или скрытой поддержки ГКЧП оказалось руководство 11 областей Российской Федерации (в том числе наиболее активными оказались органы власти и должностные лица Ростовской, Липецкой областей, Приморского края); в выжидательной позиции было руководство 18 областей…»

(Справка Контрольного управления Администрации Президента России «Позиции руководства областей РСФСР во время событий 19–21 августа»).

Иваненко, который в эти дни работал на пределе возможностей, мотаясь между Кремлем, Белым домом, Старой площадью и Лубянкой, пытался предотвратить разгром системы госбезопасности, сдержать шквал попыток изгнать из него всех руководителей и заменить их на новых. Комиссии, расследовавшие обстоятельства путча, тягали одного за другим офицеров и генералов госбезопасности, добиваясь от них признания в подготовке государственного переворота, захвате власти, предательстве интересов народа. Два десятка начальников территориальных управлений КГБ, подчиненных Российскому комитету, особенно те, которые, не подумав, вступили в местные ГКЧП, буквально подвергались преследованию и были на пороге изгнания из системы госбезопасности.

— Андрей, поедешь в Калининград, разберешься там с нашим начальником. Меня уже завалили жалобами и доносами на него. Да и со Старой площади звонили несколько раз — говорят, что он поддержал ГКЧП, выступил против законной власти. Разберись, ладно?

В Калининград Орлов всегда ездил с большим удовольствием, будь то отпуск или командировка. Любимый с юношеских лет город, в котором он испытал редчайшие для молодого человека своего поколения романтические приключения: спуски в подземелья рыцарских замков, подъем на головокружительную высоту старых полуразрушенных немецких кирх и, наконец, участие в работе экспедиции, которая искала знаменитую Янтарную комнату, похищенную фашистами во время войны и спрятанную где-то в подземных казематах Кёнигсберга. Но ехать в Калининград с такой неблагодарной задачей, которую поставил перед Орловым Иваненко, ему не очень хотелось. Тем более, что исход разбирательства был уже предрешен на высшем уровне.

— Виктор Валентинович, а, может, я лучше здесь…

— Андрей. — Иваненко раздраженно посмотрел на своего помощника.

— Понял, Виктор Валентинович, — сказал Орлов, — Разрешите идти?

— Иди!

Когда Андрей уже был в дверях, Иваненко сказал вдогонку:

— Андрей, ведь этим тоже кто-то должен заниматься! Обстановку ты там знаешь, в ситуации разберешься, думаю, лучше кого бы то ни было.

— Есть! — односложно ответил Орлов.

А через два дня Орлов вместе с представителем Управления кадров КГБ РСФСР уже вел в Калининграде многочасовые беседы с сотрудниками, просматривал кипы документов, досконально изучал представленные ему докладные и объяснительные. Весь сыр-бор начался после того, как несколько молодых сотрудников в конце августа заявили по местному телевидению, что их начальник, дескать, был пособником гэкачепистов и за это должен нести ответ перед новой властью. Это очень хорошо наложилось на послепутчевую истерию, и с разных сторон зазвучали голоса немедленно разобраться с начальником управления КГБ.

Орлов со своим коллегой довольно быстро прояснили для себя сложившуюся ситуацию. Начальник управления, уже совсем немолодой, достаточно мудрый человек и опытный контрразведчик, конечно, не был никаким пособником ГКЧП, а действовал как многие руководители местных органов. Генерал не стал выполнять никаких команд, поступивших от Крючкова, понимая, что это чревато вовлечением органов в политическую схватку. Но, как дисциплинированный офицер, он не мог не объявить личному составу приказы и указания Центра. К сожалению, Анатолий Николаевич Сорока, так звали начальника Калининградского управления, совершил одну непростительную для того времени оплошность: он не довел до личного состава распоряжения Российского комитета, в том числе ту телетайпограмму, которую подписали Иваненко с Баранниковым 19 августа. Очевидно, что Анатолий Николаевич понимал, что указания российских чекистов, подчинявшихся Президенту Ельцину, расходились с указаниями союзного Комитета, который официально реализовывал установки ГКЧП. Видимо, поэтому и решил он не смущать личный состав противоречивыми приказами. Но итоги неудавшегося переворота расставили вполне определенные акценты, и руководители, которые не проявили требуемой гибкости, неизбежно должны были пасть жертвой «нового порядка».