ЖЕРНОВА ИСТОРИИ - Андрей Колганов

- Можете не отвечать. А вот подумать над моими словами - не только как коммунисту, но и, в особенности, как начальнику КРО - очень советую!

Не давая Артузову опомниться, задаю вопрос:

- И, все-таки, где же тут туалет?

Едва задав этот вопрос, успеваю заметить мелькнувшую на лице Артура Христиановича мимолетную улыбку, и запоздало прикусываю себе язык. Надо же так проколоться! Ведь это слово начнет входить здесь в обиход лет через десять, а то и позже. Впрочем… Ничего страшного в этом, вроде бы, и не усматривается. О чем может подумать начальник КРО? О том, что Осецкий решил пококетничать новомодным иностранным словечком, подцепленным за границей? Пожалуй, других вариантов-то и нет.

- Уборная на том же этаже, что и ресторан, - сообщает между тем Артузов, едва заметно нажимая на слово "уборная" (или это мне так с перепугу только кажется?). - Как спуститесь по лестнице, то на площадке сверните налево… нет, отсюда будет направо. Там увидите.

Спускаюсь, поворачиваю, и, действительно, вижу. Собственно, посещать этот "храм уединенного размышления" серьезных причин у меня не было. Но уж очень хотелось проверить один факт, впоследствии нашедший отражение в поэзии. Внимательно проверив одну за другой двери кабинок ("Да… что они, тут совсем не убирают, что ли?"), нахожу, наконец искомое. Довольно крупными рублеными буквами вырезана, наверное, перочинным ножом, категорическая надпись:

"Хер цена дому Герцена!"

А под ней чернильный автограф знакомым, не слишком аккуратным, но разборчивым почерком:

"Обычно заборные надписи плоски,

С этой - согласен"

И подпись, не оставляющая сомнений в авторстве:

"В. Маяковский"

Самого поэта в ресторане не наблюдалось, хотя надежда встретить его у меня была - Маяковский бывал здесь не так уж и редко да и в I-й Всероссийской конференции пролетарских писателей тоже участие принимал. Однако это было не единственное место, где можно было увидеть Владимира Владимировича, ибо частенько захаживал он и в "Стойло Пегаса" на Тверской, и в кафе "Арбатский подвал". А вот сюда, в "Дом Герцена", предпочитал наведываться в дневные часы - поиграть в бильярд, да заодно попить пивка. Тем не менее, здешний ресторан был ему хорошо знаком и в своем ночном обличии. Не без язвительно гротеска, но довольно точно схватил он характерные черты данного заведения в своем стихотворении:

ДОМ ГЕРЦЕНА

(ТОЛЬКО В ПОЛНОЧНОМ ОСВЕЩЕНИИ)

Расклокотался в колокол Герцен,чутьязыкомне отбил бочок…И дозвонился!Скрипнули дверцы,все повалилив его кабачок.

Обыватель любопытен -все узнать бы о пиите!Увидатьв питье,в еденииавтора произведения.Не удержишь на веревке!Люди лезут…Валят валом.Здесьсвои командировкипропивать провинциалам.С "шимми",с "фоксами" знакомясь,мечут искры из очковна чудовищную помесь -помесь вальсас казачком.

За ножками котлет свиныхкомпания ответственных.На искусительнице-змиеглазамичуть не женятся,но буркают -"Буржуазия…богемцы…разложеньице…"

Не девицы -а растраты.Развзглянувна этих дев,каждыйдолженстать кастратом,навсегда охолодев.Вертят глазомтак и этак,улыбаются устатем,кто вписан в финанкетескромным именем -"кустарь".

Ус обвис намокшей веткой,желтое,как йод,пивона шальвары в клеткусонный русский льет…Шепчет дева,губки крася,юбок выставя ажур:"Ну, поедем…что ты, Вася!Вот те крест -не заражу…"Уехал в брюках клетчатых."Где вы те-пе-рь…"Кто лечит их?

Богемоюсебя не пачкая,сидит холеная нэпачка;два иностранцаее,за духи,выловят в танцахиз этой ухи.

В концеунылый начинающий -не укупить ему вина еще.В реках пива,в ливнях водок,соблюдая юный стыд,он сидити ждет кого-то,кто придети угостит.

Сидят они,сижу и я,по славу Герцена жуя.Герцен, Герцен,загробным вечером,скажите пожалуйста,вам не снится ли,как васудивительно увековечилипивом,фокстротоми венским шницелем?

Праводин рифмач упорный,в трезвом будучи уме,на дверяхмужской уборной

бодр

овывел резюме:"Хрен ценавашему дому Герцена".Обычнозаборные надписи плоски,но с этой - согласен!

В. Маяковский.

Удовлетворив свое детское любопытство, возвращаюсь в зал, и сразу вслед за мной рядом со столиком появляется новая фигура. Не сразу узнаю вошедшего, но восклицание Фурманова - "Федор Федорович! Давайте к нам!" - все расставляет на свои места. Это же Раскольников! До революции - партийный журналист, затем настоящий герой гражданской войны, командующий рядом флотилий, одно время командовал Балтфлотом (но не слишком удачно), затем полпред в Афганистане. Его женой была такая яркая женщина, как Лариса Рейснер, сейчас оставившая его ради Карла Радека - что при всем при том нисколько не испортило отношений между Радеком и Раскольниковым. Сейчас он снова на литературной работе. Уже около года работает редактором в журналах "Молодая гвардия" и "На посту", написал воспоминания о революционных днях "Питер и Кронштадт в 1917 году", активно защищает пролеткультовские позиции и воюет с редактором "Красной нови" Воронским, куда Раскольников прошлым летом послан ЦК РКП(б) одним из редакторов. Как раз в этом месяце в ЦК должно состояться бурное обсуждение работы Воронского. Да, в этой компании он свой. Хотя он не только литератор - заведует Восточным отделом Исполкома Коминтерна, преподает в 1-м МГУ…

Раскольников оказался довольно молодым еще мужчиной (наверное, ровесник Фурманова) с жестким волевым лицом. Оглядев столик, занятый нашей компаний, он на секунду остановил взгляд на нас с Лидой, устроившихся на одном стуле, затем оглядел зал.

- А чего нам тут толкаться? - задал он резонный вопрос. - Здесь уже и не втиснешься никуда. Может, махнем ко мне в гостиницу? Номер большой, всех рассадим, честное слово!

- В какую гостиницу? - тихонько спрашиваю сидящего неподалеку Радека.

- Да ведь в "Люксе" он живет, - отвечает Карл Бернгардович. - Как из Афганистана в конце 1923 вернулся, так там и квартирует. Не торопится постоянное жилье подыскивать, и понятно, почему, - складывает губы в язвительной улыбке Радек, - гостиничный-то номер у него куда как шикарнее служебной квартирки выходит!

Так, "Люкс" - это совсем недалеко, на Тверской, не доходя Советской (бывшей Скобелевской) площади. В мое время эта гостиница именовалась Центральная, и была далеко не из самых лучших. Но сейчас она еще не совсем утратила былой блеск. Можно и пойти, да и Лида явно не прочь провести вечер в компании столь известных личностей.

Всей компанией мы поднимаемся, рассчитываемся, и направляемся к выходу, на ночную январскую стужу.

Глава 34. Беседы в "Люксе"

Всю недолгую дорогу до гостиницы "Люкс", старательно запахивая поплотнее пальто, чтобы уберечься от пронизывающего, выстуживающего насквозь ветра, я напряженно обдумывал только что состоявшийся разговор с Артузовым, который нас только что покинул, сославшись на неотложные дела. Зачем ему была нужна эта встреча? И почему он предпочел провести ее таким образом, изобразив случайное знакомство в ресторанной компании литераторов? Те знания, которые я вынес из своего прошлого, свидетельствовали о том, что Артузов ни в коей мере не может быть причислен к сторонникам Ягоды. Поэтому предположение, что он действовал по заданию или, во всяком случае, в интересах своего шефа ("Черт, опять проскочило! От таких словечек надо избавляться даже в мыслях!"), относится к самым маловероятным.

Тогда что же им двигало? Желание прояснить обстановку для себя, прощупать, что за тип этот Осецкий, который крутит что-то вокруг Ягоды? А заодно и выудить кое-какую информацию, которая для людей на его месте лишней не бывает? Вот только зачем ему эта информация: для того, чтобы использовать ее против своего начальника, или, наоборот, чтобы при случае выгодно представить Генриху Григорьевичу? А ведь не исключено, что верны могут оказаться оба варианта, в зависимости от обстоятельств. В одном я был более или менее уверен - по собственной инициативе Артузов играть против меня в интересах Ягоды не станет.

Время, время… Время работает не на меня. Пока мне не удалось ни создать для круга лиц, настроенных против Ягоды, достаточных мотивов для активных действий, ни раскопать информацию, которая сама по себе могла бы свалить его. Так, всякие грешки, которые могут иметь разное толкование, и при сильном желании вполне могут быть выданы за элемент оперативной необходимости. Не исключено, что у Ягоды что-то подобное такому прикрытию и было продумано. А поддержка сверху? Почему Ягода был полезен Сталину, мне было более или менее ясно. Но вот в чем корни расположения к нему Дзержинского? Только ли в исполнительности, организованности и хозяйственной хватке? В этом следовало разобраться как можно быстрее, пока Ягода не почуял настоящую опасность, и не сделал очередной ход, грозящий для меня стать последним…