Миссия: соблазнить ректора - Ефимия Летова

лицезрении, но жизненно необходимые. Да, мы были разными, очень разными, но это не мешало нам смеяться над одним и тем же.

Глаза Эстея, без ресниц и бровей, крупные, с мутно-зелёными склерами следили за мной, но сам он не двигался, и я, преодолевая оторопь, опустилась перед ним на корточки. Губы слабо шевельнулись, но я не сразу разобрала слова.

— Страшный?

— Да не особо, копыт-то нет. Ну, вот ты и дома, как и хотел, — свой голос я тоже не узнавала. — Ты не должен был так поступать со мной, да и не только со мной… но, в конце концов, ты тоже отчасти был жертвой. Надеюсь, теперь в твоей жизни всё пойдёт так, как тебе хотелось. Вот твой мир. Твоё небо…

Эстей то ли закашлялся, то ли засмеялся, чёрная ниточка крови или слюны потекла из уголка рта. Дёрнулся — я отшатнулась, но он и не собирался меня хватать или даже касаться. С трудом повернулся на бок, спиной ко мне — и я увидела, что одно из его крыльев надломлено у самого основания, точно ветка. Из охапки тоненьких переплетённых жил, хрящей и костей также сочилось что-то тёмное.

Запах горелого, жар становились невыносимыми.

— Что ж… За всё есть своя плата, — сказала я. Мне не было его жаль, но и злорадства я не испытывала никакого. Впрочем, это не было свидетельством моего благородства — для злорадства внутри меня попросту не осталось места.

Меня потихонечку затапливал невыразимый ужас.

Ключа… ключа не было. Где и когда я успела его потерять?

Я в Айгане, а Ключ — исчез. Его нигде нет — ни в моих руках, ни на чёрных камнях поблизости. Без Ключа я не смогу вернуться, и я… останусь здесь? Останусь здесь навсегда?!

Мне захотелось завыть, но я сжала губы. Рано ещё, рано впадать в истерику, не стоит тратить силы попусту, горячий и тяжёлый местный воздух сам по себе сдавливал лёгкие, создавая ощущение лёгкого удушья…

— Эй! — всё так же хрипло и слабо окликнул меня Эстей, всё ещё лежавший распростёртый на камнях. — Ари?

Я не ответила, сглотнула горько-солёную слезинку, одну, другую, третью, утёрла выступивший пот. Резко захотелось пить, в горле пересохло.

— Чего ревёшь?

— Ну, что ты. Радуюсь новому месту жительства, — я хлюпнула носом и утёрла его остатками рукава. — Вскоре я поджарюсь до состояния отбивной, чем вы тут питаетесь? Понимаю Миара, как никогда. А ты… Ну и чего ты добился? Вот ты дома, но мечты часто сбываются совсем не так, как нам хотелось.

— Точно.

— Это ты подстроил пожар в Высшей школе? — спросила я, неожиданно для себя самой. — Почему ты выбрал именно меня?

— Ничего я не подстраивал, — Эстей едва заметно качнул головой. — Я искал подходящую девушку среди тех, кто попал в трудное положение. Разузнал… этого твоего однокурсника с папашей-судьёй действительно сперва зачислили в покойники, вот и воспользовался шансом. Ты была такой, как надо. Озябшая, наивная, неопытная, перепуганная, несчастная… а в глазах искорки. Только в такую и мог влюбиться мой несгибаемый братец.

— Он долго сопротивлялся, — я не хотела рыдать перед Эстеем, но моя выдержка была на грани. — Что ж, ты отомстил сполна за долгие годы прозябания в нашем мире и глупую детскую ревность. Радуйся хотя бы этому.

— Свечусь от радости.

Прозвучало это слишком… слишком горько.

— Может… — я неуверенно кивнула на обломанное крыло, — у вас это лечится?

— Нет.

Эстей сказал это слишком резко, безапелляционно — и сморщился от боли.

— Но ты будешь жить? Надо кого-то позвать… позвать на помощь?

— Не надо. Скоро сюда и так прилетят. Не стоит тебе попадаться на глаза нашим, не приведи Бездна, мамаша заявится, она меня всегда отменно чуяла. Уходи, обойдёмся без поцелуев на прощание. Скажи Мэйри… А, впрочем, не говори. Не говори ему ничего, так будет лучше для всех. Да и у тебя… всё будет хорошо.

— Что посоветуешь? — хмыкнула я. — Головой об камни или попробовать добежать до вон тех чёрных вулканов, чтобы быстренько сгореть заживо?

Эстей ещё чуть-чуть повернулся — и под его беспомощным неподвижным крылом я увидела стеклянный блеск Ключа, похожего на странное сплетение замёрзших в лёд радужных водных струй.

Я открыла рот, чтобы что-то сказать — но над головой мелькнула чёрная крылатая тень. В следующее мгновение я схватила артефакт перехода между мирами.

Он показался мне раскалённым, как лезвие кинжала, прокалившееся в печке, я вскрикнула, а внутренняя поверхность ладони моментально покрылась прозрачными болючими волдырями.

«Домой. Я тоже хочу домой! В отличие от тебя, меня там ждут…»

Второй раз шагать в ничто и лететь было уже не страшно, вот только Ключ я опять не удержала: в какой-то момент иномирная вещица стала попросту таять в моих руках. Последние шаги в бесконечности я проделала без него. И просила невидимые силы мирозданий только об одном: добраться до конца, не завязнув в промежуточном пространстве, как муха в янтаре.

Второе приземление было куда более болезненным и ощутимым. Я взвыла, покатилась по очередной твёрдой поверхности, стараясь уберечь лицо и голову в целом — и врезалась в какую-то грязно-бежевую, довольно облезлую стену, почти с наслаждением ощущая, как легко и приятно дышать, как прекрасно смотреть на свой мир без ядовитых контрастных цветов, свойственных Айгане. Сделала несколько сладких вдохов и выдохов полной грудью, не без труда перекатилась на колени и локти и поднялась, морщась от боли в ладонях, отчего-то уверенная, что окажусь в Академии. Там, где Миар, конечно же, где же ещё?

…но эти стены однозначно ЗАЗЯЗ не принадлежали. И человек, в полном ужасе смотрящий на меня с расстояния пяти-шести шагов, Миаром определённо не был. Я подула на обожженные руки, радуясь стене — прислонившись к ней, было легче воспринимать действительность.

— Это ты? — невнятной скороговоркой сказал мне очень знакомый человек напротив. И я откликнулась слабым недоумевающим эхом:

— Это ты?!

Глава 48

Мы с Мертоном Дойером смотрели друг на друга во все глаза. Вариантов, собственно было только два: либо я умерла и попала в занебесье, либо…

…либо он всё-таки жив.

Моё остолбенение длилось не так уж долго. Ноющая боль в изрядно отбитом теле назойливо напомнила о себе, я ещё раз осмотрелась — это действительно была моя бывшая Высшая школа имени святого Григориила Асветорского, та самая, которую я чуть было не сожгла дотла. Я узнала кособокие портреты чем-то выдающихся учёных прошлого, чьи имена и достижения никак не могла запомнить, стёртые пыльные барельефы на стенах, изображающие сцены обучения