Поверженный Рим - Сергей Шведов

– Не называй меня «божественным», – взъярился Аттал. – Я больше не буду марионеткой в чужих руках.

– А вот это мудро, – охотно поддакнул Олимпий. – Я думаю, Гонорий поймет, что тобой двигала не жажда власти, а желание спасти империю и Рим.

– Сейчас у меня только одно желание – отомстить Валии за свой позор, – зло ощерился Аттал. – И я это сделаю, чего бы мне это ни стоило.

– Есть средство, – негромко произнес Олимпий. – И есть женщина, готовая тебе помочь.

– Зелье? – догадался Аттал. – Но кто поднесет его рексу?

– Твоя жена, – усмехнулся Олимпий. – Она уже заказала Белинде любовный напиток.

Аттал улыбнулся впервые за последние дни. Олимпий плохо понимал ревнивого патрикия. До сих пор он считал, что человеком управляют две страсти – жажда власти и жажда денег. У бывшего префекта Рима были и власть, и деньги, но ему захотелось еще и верности. Непостижимо!

В Белинде Олимпий не сомневался. Он сам вытащил эту распутницу из клоаки и очень хорошо знал, что за пригоршню золота она пойдет на все. Эта, с позволения сказать, жрица, едва перешагнувшая рубеж двадцатипятилетия, познала уже столько мужчин, что их хватило бы на целый легион. А количеству преступлений, которые она совершила, мог бы позавидовать любой из тех головорезов, что сейчас галдели во дворе. Расторопный Фавст подтолкнул блудницу в спину, и она не вошла, а буквально влетела в зал, едва не сбив при этом замешкавшегося Аттала. Белинда была хороша собой и, наверное, могла бы составить счастье какого-нибудь мелкого торговца, но, увы, подобная судьба ее не прельстила, и она выбрала дорожку, которая непременно должна была привести ее в ад. А ведь внешне она смотрелась как сама невинность. Глаз честнее, чем у этой потаскушки, Олимпию видеть еще не доводилось. Вот и верь после этого женщинам! Недаром же магистр двора сторонился их всю свою сознательную жизнь.

– Десять тысяч денариев, – назвал сумму Олимпий.

– Сделаю, – сказала Белинда, даже не спросив, за что ей предлагают немалые деньги. Пожалуй, только голос, низкий и хриплый, выдавал в ней порочную душу, но мужчинам, охочим до женских ласк, некогда вслушиваться в женскую речь, особенно когда они видят перед собой роскошное тело.

– Они не должны умереть в одной постели, – сказал Олимпий. – Это вызовет слишком много толков. К тому же готы сразу поймут, что рекса Валию отравили. А он должен просто умереть. От внезапной болезни. От несварения желудка. Римская кухня слишком непривычна для готов. Ты меня поняла, Белинда?

– Поняла, сиятельный магистр, – склонила голову жрица. – А что делать с женщиной?

– О ней позаботится сиятельный Аттал.

Смерть рекса Валии потрясла не только готов, но и римлян. Последним было чего бояться, ибо среди готов прошелестел слух, что верховного вождя отравили. Да и трудно было поверить, что человека, не достигшего еще сорокалетнего рубежа, полного сил и желаний, в три дня скрутила хворь. Сенатор Пордака выбился из сил, пытаясь убедить готов, что болезнь, увы, властна над всеми смертными и что даже великие вожди в этом скорбном ряду не исключение. Однако услышали его только тогда, когда он прибег к золоту. Звон благородного металла заглушил боль в сердцах готских вождей, а лесть и посулы пролились бальзамом на их растревоженные души. Олимпий не отставал от сенатора Пордаки и буквально исходил на сочувствие. Именно от него готы узнали о богатейшей земле Аквитании, где даже посох, воткнутый в землю по весне, к осени превращается в огромное плодоносящее дерево.

– Быть того не может! – не поверил красноречивому магистру Сигабер.

– Клянусь, рекс, – заверил его Олимпий. – А богатству Бордо и Толозы завидуют все города империи.

– Рим тоже неплохой город, – прищурился в сторону магистра рекс Труан.

– Увы, – развел руками Олимпий. – В этом городе умер ваш вождь. И это место теперь для готов навсегда останется несчастливым.

– Будь моя воля, я бы его просто спалил, – зло бросил Труан и отвернулся от любезного магистра.

На похороны и тризну по умершему рексу Валии было затрачено столько средств, что их вполне хватило бы для того, чтобы похоронить и оплакать трех римских императоров. Но хозяева до того стремились угодить своим гостям, что денариев не считали. Разве что крякал от досады прижимистый сенатор Пордака да хватался за голову магистр пехоты Иовий. К большим расходам добавились и дурные вести. Префект Африки Гераклион все-таки поднял давно готовившийся мятеж против императора Гонория, что было для Рима новым и страшным ударом. Возможно, более страшным, чем нашествие готов.

– Почему? – прямо спросил у Пордаки рекс Аталав, которого многие прочили в верховные вожди готов.

– В Риме продовольствие на исходе, – вздохнул сенатор. – И взять его теперь негде. Если вы, готы, не хотите голодать вместе с нами, то уходите. Италии двести тысяч лишних ртов не прокормить.

Вождь древингов был человеком сильным и умным. До сих пор он находился в тени Валии, но после смерти верховного вождя готов неожиданно даже для себя выдвинулся на передний план и теперь с трудом привыкал к своему новому статусу. У него, конечно, были соперники среди готских рексов, но ни один из них не обладал и десятой долей влияния покойного Валии. Тем не менее крови Аталаву они могли попортить изрядно. И рыжий древинг это отлично понимал.

– Я предлагаю тебе поддержку императора Гонория в обмен на Рим и Италию, – негромко произнес Пордака. – Кроме того, ваш с Галлой сын может стать наследником бездетного императора. Или ты собираешься захватить верховную власть в империи?

К счастью для римлян, рекс Аталав не был настолько честолюбив, чтобы добиваться несбыточного. Этот человек готов был к торгу, и Пордака, собаку съевший в коммерческих делах, понял это почти сразу. Среди готских вождей не было единства, а со смертью Валии они потеряли еще и цель. В такой ситуации война с Римом становилась просто бессмысленной. Ибо поражение в этой войне означало для готов в лучшем случае порабощение, в худшем – поголовное истребление. А что касается победы, то они ее уже одержали. Поверженный Рим лежал у их ног, но, к сожалению или к счастью, рексы не знали, что с ним делать. Они могли штурмом взять и Ровену, могли убить императора Гонория и тем породить хаос в империи. Но этот хаос никаких выгод им не сулил. Готам пришлось бы сражаться уже не с легионами, а с голодным народом, и это при полном отсутствии продовольствия в разоренной земле. У сенатора Пордаки хватило красноречия, чтобы донести эти простые, в общем-то, мысли до рекса Аталава, а у того хватило ума, чтобы их понять.

– Аквитания действительно так хороша, как об этом говорит Олимпий? – спросил с усмешкой рыжий рекс у сенатора.