Ярче, чем Жар-птица - Диана Анатольевна Будко

бросились врассыпную. Колдунья Айрин попыталась вновь найти приют в стене. Лязг ее костей мерзко проехался по всему залу. Она взвизгнула, когда пламя подобралось к ней. Оно выжигало все вокруг, добиралось до любого уголка, которого когда-либо коснулись ее заклинания, и ловко вонзилось в нее. Она захлебывалась и извивалась, вопила, как будто ее рвали на мелкие куски, а ее останки постепенно сдавались под натиском, пока не осталось и горки пепла.

– Выдыхайте, единороги! Выдыхайте! – с привычной усмешкой предложил Мярр и помог подняться Ирис и Эмеральду. – Я уж думал, он забыл обо мне.

Дальнейшие его рассуждения никто не стал слушать. Эмеральд смущенно промолчал и отправился за разбежавшимися придворными. Ирис, не позволяя себе и на секунду раздышаться, на ходу отряхиваясь, поторопилась к принцу Туллию.

Он по-прежнему стоял на коленях перед Экином и сжимал его руку. Оба утопали в черной густой жиже, похожей на свернувшуюся манную кашу.

– Ваша светлость, тумана больше не будет, – сказала Ирис первое пришедшее на ум, лишь бы вернуть его к реальности. – Ваша светлость, не сидите в этой гадости…

Принц Туллий равнодушно пожал плечами:

– Только бы он очнулся. Они все-таки пришли убить василиска? Надо же, не испугались самого темного колдовства. Не трогайте их, – с трудом сдержав стон, он добавил: – Пусть еще чуток подождут…

В сердцах волшебница махнула рукой: она сделала все, что от нее требовалось, и не собиралась больше отвечать за принца Туллия. В подтверждение этому девушка разорвала вконец истрепавшийся льняной лоскут и как ветошку швырнула его на ближайшую скамью.

От одинаковых выражений лиц мятежников и придворных ей стало смешно: перепачканные сажей, запуганные и оторопелые, они стали совсем неотличимы. Принц Туллий не заботил больше никого.

– Я сказал позвать лекарей, – зазвучал голос Эмеральда позади толпы. – Наверняка кто-то обжегся или поранился.

Поскольку никто не сообразил пропустить его, он начал пробираться обратно в зал, усердно прокладывая дорогу локтями.

Из всех только барон Лама и Щещ постарались сделать вид, что случившееся – лишь часть общей задумки, о которой никому и знать-то не положено – может быть, даже им самим. Они, не сговариваясь, переживая, что другой может опередить в истинном выводе или выражении личной преданности его светлости, поспешили к нему выказать опасения за его жизнь.

Поражаясь урону, нанесенному некогда шикарному тронному залу, Ирис лениво поплелась за ними, решив на всякий случай проследить, как будут развиваться события.

Мярр скромно устроился возле развороченного им окна, прикрывая распахнутыми крыльями образовавшуюся дыру в стене, сквозь которую все же пробивался приятный утренний ветерок. Именно он свежестью и прохладой приободрял и отвлекал от стен с осыпавшимися почерневшими фресками, разбитой обуглившейся турмалиновой чаши, мебели, ставшей горстями пепла и треснувшего хрустального пола.

– Он живой… Этот мужчина жив… – потрясенно отрапортовали барон Лама и Щещ принцу Туллию, будто он сам этого не видел.

– Здесь не место для праздного стояния. Идите к Мярру, – приказала Ирис и, предугадав язвительный отказ, пояснила: – Это не просто лужа. Это остатки заклятья. Оно вышло из стены, из Экина и принца Туллия. Скоро испарится.

Мужчины, брезгливо отряхиваясь, минуя дракона, молниеносно и беззвучно вернулись к толпе.

– Туллий… – Экин оставался неподвижным. – Я рад, что все выяснилось. Я очень переживал… – Он говорил с большими паузами, тщательно подбирая и проговаривая каждое слово. – Ты ведь не василиск… Ты не хотел ничего дурного…

Принц Туллий силился ответить, сказать о своей благодарности, которая не сможет никогда быть равной этой жертве, но его горло свело судорогой, и по этой несуразной причине он глупо, как рыба на берегу, захлопал губами.

* * *

Еле-еле держась на ногах, вечером Ирис вернулась в отведенную ей накануне комнату. Через силу она стянула с себя перепачканное в копоти платье, пропахшую потом сорочку и дырявые во всех местах чулки.

– Один ущерб и никакой компенсации, – пробубнила она, складывая это все в ровную стопку в углу ванной.

От воды исходил нежный запах роз, бортики переполняли разноцветное душистое мыло, ежики мочалок, масла, лосьоны и настойки на любой вкус, висели в ряд на стене льняные розовые полотенца с вышитыми гладью райскими птицами и шелковый шафрановый пеньюар. Все было так красиво и нарядно, словно истинная хозяйка покоев сама позаботилась о самом необходимом для гостьи. Это не могло не соблазнить волшебницу, и она через силу залезла в ванну. От горячей воды тело расслабилось настолько, что в сон потянуло еще сильнее. Девушка начала неспешно намыливать тело. Пальцы лениво массировали голову, превращая спутавшиеся пыльные локоны в десятки забавных мыльных рожек.

Кто бы мог подумать, что эта бесконечная ночь сразу перейдет в вечер? Чуть отойдя от пережитых волнений, принц Туллий завел переговоры с «оппозицией», как он теперь дипломатично называл напавших на замок, из представителей которой боевой пыл не пропал только у Харркона.

Объяснение было на удивление спокойным. По виду его светлости было заметно, что его шокировало произошедшее, и он вовсе не хотел такой жертвы. Он потерял самообладание, только когда придворные выносили тело Экина: его мудрая речь оборвалась и повисла в воздухе, как будто эти выверенные слова могли оскорбить покойного.

Поразительным образом принц Туллий не стал утаивать подробностей своей недавней болезни. Он с вызовом выговаривал это «оппозиции», изредка требуя от Ирис пояснить тот или иной аспект действия заклятья, извинился за то, что нескольких человек ранили в замке, напомнил обо всех благодеяниях, совершенных им за все годы правления, и напоследок дал клятву выяснить, кто именно стоит за наводнением и камнепадом.

Удивительным образом ему удалось покорить и завоевать симпатию собравшихся, которые еще пару часов назад были готовы умереть, но избавить Балтинию от такого тирана. Как ни в чем не бывало, но все же не скрывая собственных скорби и усталости, он вдумчиво отвечал на каждый вопрос и, похоже, заслужил уважение даже своих придворных. Непримиримый Харркон, удаляясь, горько пробормотал, что такой выдержки и воли он не видел ни у кого и, пожалуй, такой противник по-настоящему страшен.

– Не думаю, что завоевал симпатию всех, но большинства из них – точно, – с трудом произнес принц Туллий, облокотившись всем телом о стену.

Все еще стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, он чересчур строго отдал распоряжения Щещу по поводу похорон Экина, а барону Ламе – заявления о произошедших событиях. Эмеральду было приказано проследить, чтобы весь замок уже через пару часов блистал чистотой (глумливые извинения Мярра по поводу развороченного тронного зала были благосклонно приняты), а вся пострадавшая оппозиция получила завтрак.

Следом он еще пару часов в своем кабинете расспрашивал Ирис