Белые пешки - Екатерина Звонцова

тетки по телику. Почему, интересно? Может, потому, что в самом названии есть вот это горько-вопросительное «но я…», а продолжение каждый находит сам? Глупый. Неправильный. Скучный. Жалкий. Недостаточно творческий.

Или всё и сразу.

– Холодно… – пробормотала Ася и поежилась. – Ненавижу зиму.

– Раньше ты ее, кажется, любила, – поднял голову от наброска Дэн.

Опять он рисовал любимых джедаев из «Призрачной угрозы»: грустного длинноволосого дядьку и юношу с тонкой косичкой. Сцену еще такую унылую: первый умирал у второго на руках. А сверху падали снежинки, уже обведенные серебристой ручкой. Красиво, но какой же ужас. Ася ненавидела ту сцену, а еще испытывала что-то вроде стыда, вспоминая, как Макс почти полностью утащил ее в один из брошенных романов.

– Раньше я много чего любила, Дань. – Она с усилием отвела от скорбной космической пьеты глаза. – Сейчас зима меня бесит.

Они сидели в «Бараньем клыке» и ждали остальных, собираясь запоздало (очень, недели на три) отметить день рождения Крыса. Поскольку он ненавидел этот праздник, событие окрестили «днем выпивона». Против этого Кирилл устоять не смог. Новый Кирилл вообще был в этом плане попроще старого: не усмехался и не ощетинивался, слыша что-то вроде «Мы по тебе соскучились» и тем более «Мы хотим тебя поздравить».

– Эй, – окликнул их Зиновий. – Мне бы помочь. Надо принести бухла из кладовой.

– Конечно. – Дэн вскочил и нырнул за стойку, к проходу в подсобку.

Скетчбук остался лежать раскрытым и снова приковал взгляд. Кровь на длинном одеянии Квай-Гона, или как его, была слишком реалистичная. Ася даже потрогала ее пальцем, но подушечка, конечно, осталась сухой.

Дэн не оглянулся, ныряя в маленькую темную дверку. Кажется, он рад был больше не разговаривать, почувствовал, что Ася не в духе. Она вздохнула, встала и, испытывая жуткую вину за свой тон и настрой в целом, поплелась следом. Замешкалась около полупустых полок с алкоголем и с облегчением поймала себя на живом чувстве – любопытстве. Эта обшарпанная дверка… Зиновий с его гиппопотамоподобной комплекцией проходил в нее с трудом, Дэну пришлось пригнуться, а вот для Аси проем оказался в самый раз. Забавно. Неужели заведение придумывалось под какую-нибудь миниатюрную барменшу? А из нее, Аси, вышла бы барменша? Ну-ну. Размечталась.

Ася отмахнулась от глупостей, зашла и оказалось в длинном, таком же обшарпанном коридоре. Растерялась: других дверей здесь было как-то много, с десяток, все – такие же невысокие и узкие, разноцветные, с огромными замочными скважинами. Вокзальные кладовки? Почему так много? А вот и дверь покрупнее, а вот вообще до потолка… Ася подергала ближайшую ручку, от зеленой и почти круглой двери, но безрезультатно. Подергала вторую, от угольно-черной – та поддалась. В комнате клубилась кромешная тьма, такая, что стоило протянуть через порог руку, и рука пропала. По спине почему-то побежал холодок.

– Эй? – позвала Ася в тишину.

Тишина отозвалась гулом, в черноте замерцали голубые огоньки. Ощутив, что в висках покалывает, Ася выдернула из густого мрака руку, захлопнула дверь и отступила. Видно, она чуть не забрела в какую-то комнату с сигнализацией. Или в пункт пожарной безопасности? Так или иначе, туда ей было не надо. Но как все-таки странно… Будто это не реальность, а скорее коробка, полная реальностей. «Коробка реальностей», ого. Могло бы быть хорошее название для истории о путешественниках между мирами.

Пройдя дальше, завернув за угол и перестав уже удивляться почти аномальной длине коридора, Ася не без облегчения услышала знакомые голоса, позвякивание и бульканье:

– Эту? – спрашивал Дэн.

– Та-ак, – деловито басил Зиновий. – Нежнее, салага. Этот виски дороже твоей почки!

Они стояли в паре шагов и возились в кладовой. Бармен неторопливо доставал с полок бутылки и часть выставлял на пол – видимо, чтобы потом убрать обратно, – а часть передавал Дэну. Тот уже опасно пошатывался. Ася скорее подошла и протянула руки:

– Дай мне что-нибудь!

Зиновий окинул ее взглядом и хмыкнул:

– А рожать? Иди, малышка, погуляй, сами справимся.

Ася обиделась, но Зиновий мирно ей улыбнулся и предложил:

– Потом красиво их расставишь. Сами донесем, немного надо.

Она сдалась: ей еще не удавалось переспорить Зиновия, а может, она просто не проявляла достаточно упорства. И все-таки взяла досада: во-первых, почему такое никогда не слышат Марти, Сашка и Ника, а во-вторых, зачем тогда звал-то? Или хуже, ее он вообще не звал, только Даньку? По тому оклику ведь не поймешь. Ася надулась, хотела вернуться в зал, но решила сначала прогуляться до конца коридора. Там виднелась последняя дверь – белая, сбитая из толстых досок, явно новая, почему-то манящая, как магнит. Ася прищурилась. Слепящая белизна вернула в летний сон про льва.

Деревянная поверхность оказалась шершавой, но ледяной – тоже как снег. Голоса от кладовой резко стали тише, будто у телевизора отрегулировали громкость. Ася украдкой оглянулась на Дэна и Зиновия, убедилась, что они заняты бухлом, взялась за медную ручку двери и повернула. Раздался скрип. В лицо неприветливо повеяло сквозняком.

Разочарования можно было и ожидать, а она-то думала, успела вообразить себя Алисой в Стране чудес! Нет, ничего особенного: голый двор, припорошенный снегом. С трех сторон вокзальные стены, с четвертой – бетонный забор, отгораживающий пути. Все, как и должно быть, только асфальт непонятный.

Ася сделала робкий шажок. Местами покрытие было очень светлым, местами – почти черным, и все – квадратами, квадратами, а вдоль стены намалевали каракули желтой краской. Ася подошла ближе. Буквы, цифры, имена, но стоило вглядеться, и они поплыли перед глазами, а стены загудели – как гудела запертая тьма за другой дверью. И все же Ася хотела было шагнуть на клетку…

– Эй, – услышала она грубоватый голос Зиновия за спиной. – Аська, ты только что мерзла, куда забралась? Здесь опасно гулять красивым девчулям.

Мир прояснился. Желтые буквы и цифры потеряли очертания, гул стих. Зиновий, сопя, подошел почти вплотную; Ася обернулась с неловкой улыбкой, задрала голову, чтобы видеть эту обеспокоенную родную небритую рожу, и спросила:

– Просто интересно стало. Что здесь?

На самом деле ее уже перестал занимать странный уголок, да и озноб совсем продрал. Но надо же было поддерживать разговор. Зиновий нахмурил кустистые брови и крепче прижал к себе четыре винные бутылки.

– Ничего, – наконец буркнул он. – Мусор всякий, площадку никак не перезальем. Асфальт плохой, видишь?

Ася опустила глаза. Никаких клеток, сплошные кривулины и бугры.

– Он странный, как… шахматное поле? – все же сказала она задумчиво.

– Пойдем, шахматистка. – Зиновий, грузно развернувшись, заковылял назад: – Еще простудишься или ногу подвернешь.

– Может, все-таки помочь с вином? – тихо предложила Ася, уже вернувшись в теплый коридор.

– Са-ам, – благодушно