Исправленному верить (сборник) - Татьяна Минина

Орн как будто смутился, и это сразу придало Ларсу уверенности:

– Ну и ладно. Небось кто-нибудь из малышни вернул, схожу, гляну.

Через минуту он вернулся, растерянно сжимая в руке оба костыля.

– И что теперь с ними делать? – Ларс поскреб лохматую макушку.

– Что-что, иди отнеси! – Орн подтолкнул его в спину.

– Еще чего! – вскинулся Ларс, упираясь. – Он ведь меня не видел!

– Так наверняка догадался!

– Кто, эта старая развалина?!

– Эй, заткнитесь! – крикнул сверху рассерженный мужской голос. – Живо по домам!

Мальчики перестали пихаться и подошли к дому. Переглянувшись, они пристроили костыли у двери Пара, коротко и резко стукнули в шершавые доски и, сверкая босыми пятками, понеслись каждый к себе домой. Они не видели, как дверь приоткрылась, и старик, взглянув на костыли, вытер тыльной стороной ладони мокрые глаза.

– Алита, Бери, слыхали? Старый Пар ночью помер! – разнеслось по двору.

В окне появилось заспанное лицо Алиты.

– Спаси нас Трехликий, – пробормотала она, осеняя себя святым треугольником. – От чего помер-то?

– Как от чего? – закатила глаза кричавшая. – От старости, конечно! А может, от жабы грудной, он весь последний месяц так кашлял, на чердаке слышно было.

– А, ну да, – зевнула Алита. – Хоронить-то кто будет?

– Сейчас пристав придет, разберется. Эй, Керн, старик Пар умер!

– Да знаю я, чего орешь? – Керн, потягиваясь, пересек двор и неспешно двинулся на улицу.

Коротко обсудив новость, соседи занялись повседневными делами. Только Лисса иногда высовывалась из-за двери, зорко вглядываясь в темноту арки. Поэтому, когда ближе к полудню появился сопровождаемый гвардейцем пристав, она заметила его первой и, вихрем промчавшись мимо поредевших к осени клумб, вызвалась показать ему квартиру старика. Они вошли в комнату вместе.

– Чего это она суетится? – спросила у Алиты Бери, заметившая странное поведение Лиссы.

Вдова изумленно вскинула брови:

– Да ты что? У них же с Паром стена смежная, а Лисса давным-давно стонет, что им места не хватает. Даст приставу пару золотых, он ей комнату и отпишет.

Оставшийся снаружи гвардеец привалился к стене, снисходительно взирая на детей, привлеченных к нему блеском мундира.

– А зачем ему палка? – тыча пальцем в устрашающего вида дубину, дернула Ларса за рукав девочка в чистеньком передничке. – Он ею дерется?

– Нет, Тилла, он ею голубей гоняет, – потрепав сестру по макушке, ответил тот, старательно пряча восхищение бравым воякой за ехидной усмешкой.

– Дядя, а вы были на войне? – отчаянно краснея, пролепетал вихрастый малыш. Гвардеец ощерил в улыбке желтые зубы и отрицательно мотнул головой.

– Дурак, войны уже полвека не было! – снисходительно усмехнулся Орн.

– И не будет, наверное, – вздохнул Ларс.

Дверь открылась, пристав с семенящей за ним Лиссой вышли из квартиры и уселись у фонтана. Чиновник поставил на бортик переносную чернильницу и расправил на коленях бумаги.

– Так вы говорите, давно? – продолжил он разговор, начатый в доме.

– Да, – сверкнув глазами на подслушивающих мальчишек, закивала Лисса. – Он, когда тут поселился, уже безногий был.

– Причина увечья известна? – Рука чиновника быстро заполняла документы мелкими буковками.

– А кто его теперь знает. Небось зимой шел пьяный, упал в сугроб и уснул. Вот ноги-то и отмерзли.

– Родственники у него имеются?

– Ой, ну какие родственники! Ни семьи, ни друзей. По крайней мере, сколько я тут живу, ничего такого не видела. Да вы кого угодно спросите.

Пристав перетасовал бумаги, выудил из пачки одну и, покосившись на женщину, спросил:

– Сколько, вы сказали, у вас детей?

– Четверо, – охотно ответила Лисса, уставившись на документ жадными глазами. – Уж так тесно, так тесно, да и…

– Вот вам бланк, – перебил ее пристав, – заполните и принесите завтра вместе с метриками в ратушу. Если все окажется в порядке, через неделю комната будет ваша.

Открытое настежь окно не спасало от пыли, ее было столько, что чесалась кожа, а от частого чихания звенело в голове. В бессчетный раз утерев покрасневший нос, Ларс дернул за углы ветхую серую тряпку, бывшую когда-то простыней. Гора мусора на ней дрогнула и едва не рассыпалась.

– Бестолочь! Я же говорила, не наваливай столько! – Крик матери, отскребающей что-то с пола, заставил мальчика страдальчески поморщиться.

Он осторожно потянул простыню на себя и поволок мусор на помойку. Когда сын вернулся, Лисса уже сменила нож на тряпку и остервенело терла ею доски под окном.

– Когда же это кончится? – бубнила она. – Здесь что, сто лет не убирались? Еще и потолок закоптило, белить придется. Хорошо хоть, что он дом не сжег, вечно у него подгорало что-то.

Ларс поднял угрюмый взгляд на темные пятна копоти, густо покрывавшие потрескавшуюся штукатурку, и подавил вздох. Он знал, кому придется белить потолок.

– Ну, опять мечтаешь? Вон еще работы сколько. – Лисса указала сыну на рассохшийся комод.

Мальчик чихнул, выдвинул верхний ящик и начал безжалостно ссыпать вещи на расстеленную тряпку. Все сколько-нибудь ценное мать уже унесла – это было первое, чем она занялась, получив разрешение занять комнату Пара. Такого оказалось немного – несколько стопок потрёпанных книг, какая-то мелочь в облезлом кошельке и более-менее целое белье. Остальное безжалостно отправлялось на помойку.

Ящик почти опустел, когда Ларс, доставая какое-то тряпье из его дальнего угла, вдруг ощутил резкую боль в пальце. Он отдернул руку и, едва удерживаясь от ругательства, раздраженно уставился на капельку крови, выступившую на коже. При более внимательном осмотре ветоши обнаружилась причина несчастья – железная закорючка, торчащая из кружевного, хотя и довольно ветхого, платка. Мальчик быстро оглянулся на мать, но та ничего не заметила, поглощенная застарелым пятном на подоконнике. Ларс сунул платок в карман так, чтобы железка не воткнулась в ногу, и, вывалив оставшиеся вещи на простыню, потянул ее к выходу.

Освободившись от хлама, Ларс убедился, что его никто не видит, осторожно достал платок и развернул его. И замер в немом восхищении. В пожелтевшем кружеве лежал треугольник – знак Трехликого изумительной работы. На гранях камней всех оттенков синего, щедро рассыпанных по потемневшему металлу, ослепительными брызгами дробился солнечный луч. Из покореженной оправы торчала злополучная колючка, словно кто-то пытался вытащить из Трехликого самый большой камень, а потом неумело вставил обратно. Медленно выдохнув, Ларс аккуратно завернул находку в ткань, положил в карман и вернулся к работе.

Вечером, когда в комнате не осталось ничего, кроме пустой мебели, Лисса, наконец, отпустила сына на улицу. Первым делом Ларс бросился искать друга и, найдя, оттащил его в дальний конец пустыря, где их никто не мог увидеть в густом переплетении желтеющих кустов.