Сентябрь - Розамунда Пилчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генри отпил еще глоток ароматного сладкого какао, а потом поставил кружку и объяснил:
— На автобусе.
— А из школы как ты выбрался?
По рассказу Генри, все было до смешного просто. Когда дети легли спать, он под одеялом оделся, а сверху запахнулся в халат и, когда погасили свет, вышел — будто бы в уборную. В ванной комнате есть большой сушильный шкаф. На дне его Генри заранее спрятал свое пальто. Он скинул халат, надел пальто и вылез из окна на пожарную лестницу. А спустившись, пошел по задней подъездной аллее и вышел на шоссе, где ходит автобус.
— И сколько тебе пришлось дожидаться автобуса? — спросила Вирджиния.
— Совсем чуть-чуть. Я знал, что он должен скоро подойти.
— Откуда?
— У меня есть автобусное расписание. — Он взглянул на Эди. — Я вытащил из твоей сумки. И оставил себе.
— А я-то гадала, куда оно подевалось?
— Это я взял. И нашел там автобус, который идет в Релкирк. Поэтому я знал, что он придет. Он и пришел.
— Но неужели никто не спросил, почему ты едешь совсем один?
— Да нет. Я был в вязаном шлеме, вроде как в маске, и никто не мог меня узнать. На мне же не было школьной фуражки.
— А где ты взял деньги на проезд? — спросил Эдмунд.
— Ви на прощание подарила мне два фунта, а я их не сдал. Они у меня лежали во внутреннем кармане пальто. И расписание я тоже туда положил, чтобы никто не мог найти.
— Значит, ты доехал до Релкирка. А дальше?
— Вышел на автобусной станции. Уже стало темнеть, а мне нужно было пересесть на другой автобус, который проходит через Кейпл-Бридж. Есть еще автобус прямо до Страткроя, но я не хотел в него садиться, там мог оказаться кто-нибудь знакомый. Я стал искать тот, что идет через Кейпл-Бридж, это было трудно, потому что там их много, и надо было на каждом прочитать, какие названия у него спереди написаны. Ну, в конце концов, я его все-таки нашел. Но он не сразу поехал, пришлось подождать.
— Где же ты с него сошел?
— Я же сказал. В Кейпл-Бридже. А оттуда пешком.
— Ты пешком шел от Кейпл-Бриджа? — переспросила изумленная Вирджиния. — Но, Генри, ведь это пять миль.
— Я не всю дорогу шел, — уточнил Генри. — Я знаю, что этого нельзя, но под конец я все-таки доехал на попутной машине, один очень симпатичный дядя меня подвез, шофер на овечьей перевозке. Довез до самого Страткроя. И тут… — детский голосок, звучавший так звонко и уверенно, опять задрожал. — Тут… — Генри обернулся к Эди. Она сразу отозвалась:
— Не плачь, мое дитятко. Мы не будем про это говорить, раз ты не хочешь…
— Я хочу, чтобы ты сама рассказала.
Эди так и сделала. Своим деловым, спокойным голосом она пересказала заключительную часть его приключения, но и в ее пересказе оно не стало менее ужасным. При упоминании имени Лотти Вирджиния побледнела и, еще крепче обняв сына, прижалась щекой к его макушке и прикрыла ему ладонями глаза — словно хотела, чтобы он больше никогда не видел, как Лотти Карстерс бредет через спальню Эди к окну посмотреть, кто там.
— Генри, Генри, — бормотала она, качая его, как младенца. — О-о, я не могу!.. Какой ужас! Бедненький ты мой…
Эдмунд, тоже потрясенный, тем не менее, сумел совладать с дрожью в голосе:
— И что же ты тогда сделал, Генри?
Ровный отцовский тон немного приободрил мальчика. Он выбрался, встрепанный, из объятий Вирджинии и объяснил:
— Пошел к миссис Ишхак. У нее еще было открыто, она подметала пол в магазине. Она была ко мне очень добра. Мистер Ишхак позвонил по телефону в полицию, и оттуда приехали на машине с сиреной и синей мигалкой. Мы видели из окна. А потом, когда полицейская машина проехала обратно в Релкирк, миссис Ишхак надела пальто, и мы с ней пришли сюда. Она позвонила, потому что дверь была заперта, и тут залаяли собаки и вышла Эди.
Он потянулся за своей кружкой, допил какао и пустую поставил обратно на стол.
— Я думал, что она убита! Лотти надела ее лиловый жакет, и у нее рот был весь красный… Я подумал, что она убила Эди…
Лицо у него опять сморщилось. Переживание было слишком мучительным. Мальчик снова расплакался, и взрослые дали ему выплакаться, а Эдмунд даже не стал говорить, чтобы он был мужчиной, а просто сидел рядом и смотрел на своего плачущего сынишку с восхищением и гордостью. Потому что Генри, восьми лет от роду, не просто сбежал из школы, а осуществил побег по всем правилам: заранее спланировал всю операцию, проявив невиданную отвагу, здравый смысл и предусмотрительность. Он обо всем подумал, подготовился на все случаи, и только внезапное зловещее появление несчастной Лотти Карстерс под конец сломило его.
Но вот слезы иссякли. Генри выплакался досуха. Эдмунд протянул ему чистый носовой платок, Генри поднял голову, высморкался. И сказал:
— А теперь мне хочется лечь спать.
— Ну, конечно, — с улыбкой отозвалась мать. — А не хочешь сначала искупаться? Ты, наверное, прозяб и весь перепачкался.
— Да, хорошо.
Он слез с ее колен, еще раз высморкался и подошел к отцу вернуть платок. Эдмунд взял платок у него из руки, притянул сына к себе, наклонившись, поцеловал в макушку. И сказал:
— Одну вещь ты нам так и не объяснил.
Генри вопросительно задрал голову.
— Почему все-таки ты убежал?
Генри подумал. И ответил:
— Мне там не понравилось. Там все не так. Будто болеешь. Будто повышенная температура.
— Да, — помолчав, произнес Эдмунд. — Понятно.
Он поколебался мгновение и сказал:
— Слушай, старичок, ступай-ка ты с Эди наверх и залезь в теплую ванную. Мы с мамой должны ехать обратно на этот бал, но я сначала позвоню Ви и сообщу ей, что ты молодцом, а перед уходом мы еще к тебе поднимемся и пожелаем спокойной ночи.
— Хорошо, — согласился Генри, дал руку Эди и пошел с нею к двери. Но оглянулся и спросил: — А вы правда придете?
— Обещаем.
Дверь за ним затворилась. Эдмунд и Вирджиния остались одни.
Без Генри Вирджиния обессиленно откинулась на спинку стула. Больше не было нужды скрывать свое потрясение, и Эдмунд увидел, как побледнело и осунулось, несмотря на косметику, ее лицо, как потускнели глаза, еще недавно полные праздничного блеска. Из нее словно выкачали воздух.
Эдмунд встал, протянул ей руку и поднял ее на ноги.
— Пошли.
Он пошел вперед — из кухни — по коридору — в пустынную библиотеку. Здесь в камине по-прежнему полыхал разведенный им огонь, наполняя просторную комнату приятным теплом. Вирджиния прошла прямо к камину, опустилась на скамеечку, протянула к пламени ладони. Многослойный подол платья вздулся и опал вокруг ее колен, в меховом воротнике утонуло тонкое нежное лицо.
— Ты похожа на очень хорошо одетую Золушку.
Она подняла на него глаза и слабо улыбнулась.
— Хочешь выпить чего-нибудь?
Она покачала головой.
— Нет. Я в порядке.
Он отошел к письменному столу, зажег лампу и набрал номер Кроя. На его звонок ответил Арчи.
— Арчи, говорит Эдмунд.
— Что с Генри?
— С Генри все благополучно. Он натерпелся порядком, только не говори Ви. Скажи, что с ним Эди и он ложится спать.
— Вы вернетесь сюда?
Эдмунд взглянул на силуэт жены на фоне горящего камина. И ответил:
— Нет, пожалуй. Мы поедем прямо в Коррихил. Встретимся там.
— Хорошо. Я всех предупрежу. До встречи, Эдмунд.
— Пока.
Он положил трубку, снова подошел к камину и, поставив ногу на решетку, а рукой опершись о каминную полку, стал тоже смотреть в огонь. Но теперь молчание, воцарившееся между ним и его женой, утратило враждебность, осталось просто безмолвное согласие двоих людей, вместе переживших потрясение и не испытывающих нужды в словах.
Первой нарушила молчание Вирджиния. Она сказала:
— Прости.
— За что?
— За то, что я сказала в машине. Чтобы ты на него не сердился. Я должна бы знать, что ты не будешь сердиться на Генри.
— Наоборот, я горжусь им. Он отлично со всем справился.
— Как ему, должно быть, было там плохо.
— Я думаю, он просто растерялся, у него почва ушла из-под ног. Ты была права. А я неправ. Колин Хендерсон так и сказал: «Мальчик еще не дорос до закрытой школы».
— Ты не должен винить себя.
— Ты великодушна.
— Ничего я не великодушна. Я рада. Потому что теперь нам не надо больше ссориться и спорить и мучить друг друга. У тебя были добрые намерения. Ты хотел как лучше для Генри. Ошибаются все. Не ошибается только тот, кто вообще ничего не делает. Но теперь это позади. Не будем поминать прошлое. Слава Богу, что с Генри не случилось ничего ужасного, он дома и в безопасности.
— Кое-что все же случилось. Эта жуткая Лотти. Одного такого переживания хватит, чтобы ему теперь всю жизнь снились кошмары…
— Но он справился. Поступил очень разумно. Обратился к миссис Ишхак. Нашелся, поднял тревогу. Право, Эдмунд, не стоит из-за этого казниться.