Волшебный камень - Николай Асанов

Нестеров подумал и согласился, что намекнуть, пожалуй, следует.

Приемник нагревался медленно. Нестеров и Головлев стояли над ним с текстом приготовленной радиограммы. Когда послышались позывные Красногорска, Нестеров начал работать на ключе:

«Саламатову. Новые шурфы вошли в карстовые воронки, заполненные продуктами разрушения оливиновых пород. Нашли два кристалла. Есть надежда…»

Приемник загудел, потом всхрапнул, как загнанный конь, и лампы его медленно погасли. Они не услышали ни ответа из Красногорска, ни сигнала, что их текст понят и принят, — радио перестало действовать. Головлев вытащил из-под стола батареи питания, заглянул в стеклянную банку, понюхал ее, потом мрачно сказал:

— Аккумуляторы сели, Сергей Николаевич. Что будем делать?

— Работать! — весело ответил Нестеров.

Он и в самом деле был весел. Эта мелочь не могла огорчить его: перед ними были россыпи алмазов, надо было лишь определить их протяженность и запас минерала. А тогда они найдут способ известить о своей победе всех, кому надлежит это знать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Глупость только тогда глупость, когда она совершается вторично…

Вернувшись в Красногорск, Варя затосковала.

Это было похоже на изнурительную болезнь, и когда обеспокоенные товарищи пригласили к ней врача, тот нашел у нее столько недомоганий, что безделье ее оказалось оправданным по всем законам медицины.

Юля Певцова отбыла в Москву.

В последний день перед отъездом она попыталась завести серьезный разговор с Варей. Но вот что было удивительно: Варя, не только соглашавшаяся ранее с Юлей, что им пора уезжать, но и натолкнувшая девушку на это, теперь ощущала к ней какую-то неприязнь за то, что девушка точно выполнила все ее советы. Да, она поняла, что ей трудно в тайге, да, она постарается переменить профессию, да, рыба ищет, где глубже, человек — где лучше… А Варе хотелось ответить ей горькими словами о том, что та же рыба гниет с головы, но это означало бы обвинить себя, а редкий человек выдерживает такого рода обвинения.

— Поедем со мной, — сказала Юля.

— Нет, — ответила Варя.

Тогда Юля с непонятным раздражением заключила:

— Понимаю, за жениха держишься? Не выношу бесхарактерных людей!

И Варя впервые подумала о том, что каждый отступник старается обвинить тех, кто остается, чтобы хоть чем-нибудь оправдать свое отступничество.

Но разве сама-то она не отступила? Имела ли она право обвинять бедную девушку в грехе, который еще тяжелее навис над нею?

Юля вылетела в Москву. Еще раньше из Красногорска исчез Лукомцев. Андрей даже не зашел попрощаться. Варя думала, что он ушел бродить в тайгу, но через несколько дней узнала, что Андрей устроился на руднике Сердце-камень и с первого дня вошел там в славу. Он начал с того, что сразу же поссорился с Сусловым, упустившим вольфрамовую жилу, и заявил, что отыщет ее. Заявление такого рода, казалось бы, должно было обидеть Суслова, а меж тем Суслов предоставил старателю полную свободу действий. Варя услышала от работников экспедиции, что Лукомцев созвал старых своих приятелей из тех, кто не ушел на фронт, сколотил из них бригаду и бьет новую шахту на руднике.

Как это было похоже на Андрея!

Варя теперь раздражалась при каждом упоминании его имени. Уж так повелось с ее товарищами, которые отступили вместе с нею, что один бежал как можно дальше, другой стремился оправдаться в глазах людей каким-то новым действием. Одна она оставалась на распутье: направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — голову потеряешь. Куда же идти, чтобы найти счастье?

Но как ни хотела бы она не слышать и ничего не знать о Лукомцеве, его дела были у всех на виду, а его имя — на языке. Мало было обвинять Суслова, спорить с ним, надо было доказать свою правоту. И Лукомцев ввел на руднике многоперфораторное бурение. У них было мало времени, он стал со своей бригадой работать сверхурочно. В первый же день он объявил, что берется выполнить со своей бригадой трехмесячный план проходки за двадцать дней. Об этом написали в газете. Имя Лукомцева действительно становилось известным, как будто неудача с разведкой гнала его вперед, тогда как Варю она держала на месте. К Лукомцеву относились со все большим уважением, а на Варю никто не обращал внимания: одни — чтобы не обидеть ее, другие — из неприязни к ней или из жалости к покинутому ею Нестерову. Лукомцев получал в день до сотни писем, и каждый человек желал ему добра, ему давали советы незнакомые люди, ему писали инженеры и ученые, военные и рабочие — его работа была равно нужна всем, — а Варю забыли даже друзья…

В таком настроении она была, когда получила телеграмму от Палехова с требованием немедленно написать подробный отчет о разведках на Сполохе.

Она понимала желание Палехова. Ему нужно было на всякий случай совершенно обелить себя, и он надеялся на ее помощь. И хотя причина, ради которой она должна была писать этот отчет, была явно неблагородной, она приняла поручение. Отчет должен был оправдать ведь не только Палехова, но и ее. И, вполне сознавая некоторую неблаговидность своего поступка, она все же еще пыталась оправдаться перед собой.

В том нервном состоянии, в каком она находилась, измученная тяжелой дорогой, личной неудачей, она считала, что все слова одинаково ничтожны и бесцветны для того, чтобы передать подлинные мучения тружеников разведки и беспримерную неудачу поисков.

Она знала, что отчет ее, составленный в выражениях резких, раздражительных, послужит к тому, что разведка будет закрыта. Но в конце концов закрытие Сполоха пойдет лишь на пользу Сергею. Если у него не хватает воли самому признаться в неудаче, должны найтись люди, которые заставят его прекратить неоправданные мучения. И хотя она не говорила этого ни вслух, ни даже себе, в глубине души она надеялась и на то, что Сергей будет вынужден немедленно покинуть опостылевший городок. И кто знает, может быть, все снова потечет по установленному руслу.

Это невысказанное желание, в котором Варя видела только возможность помочь Сергею, также оказало свое действие при составлении отчета. И, думая о Сергее, она писала в состоянии запальчивости и гнева, разрывая черновики, ища наиболее резкие выражения, сердясь на плохие чернила, на бумагу, на шаткий столик, виня во всем Сергея.

Отправив отчет в область и зная, что он поможет Палехову добиться своего, Варя почувствовала облегчение. Теперь можно было заниматься другими делами, простыми, обыденными, и ждать Сергея.