Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир? (5-е изд., перераб. и доп.) - Андрей Вячеславович Кураев

было очень убедительное выражение, поскольку тело — это swma («сома»), а тюрьма, могильный знак — это shma «сема» (отсюда слово «семиотика» — учение о знаках). Что ж, это даже звучит похоже: сома-сема; тело-могила… По замечанию платоновского Сократа, «тут уж ни прибавить, ни убавить ни буквы» (Кратил. 400с).

Соответственно, весть о том, что Христос воскрес, то есть вернул Свою душу в Свое тело, представляется безумием: это все равно что современному человеку рассказали бы, как узник замка Иф после того, как прокопал стену своего застенка, вместо того, чтобы стать графом Монте-Кристо, вернулся в камеру и снова замуровал себя в ней…

Благовоспитанный греческий философ — это тот, кто стыдится своего тела[560]; тот, чья душа жаждет оторваться от тела побыстрее и подальше. И вдруг ап. Павел говорит: Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа (1 Кор. 6, 19)? Тело — не тюрьма, а храм… Посетители ареопага сочли это скандалом…

И христиане, и язычники отдавали себе отчет в этом разительном отличии. Язычники называли христиан «филосарками» — «любителями плоти»[561]. Августин же, приведя слова Вергилия о душе, заключенной «в глухой и мрачной темнице», замечает: «Наша вера учит иначе» (О Граде Божием. 14, 3). Он четко понимает, какие философские последствия имеет евангельская весть о Рождестве: «Своим воплощением Он дал спасительное доказательство, что истинное божество не может оскверниться плотью и что демоны не должны быть считаемы лучше нас оттого, что не обладают плотью» (О Граде Божием. 9, 17).

То, что так возмутило афинских философов, было следствием из слов Христа, тех Его слов, которые более всего отличают христианство от всех остальных религиозных учений о человеке: Я всего человека исцелил (Ин. 7, 23). Так исполнилась мечта Давида: «Из того узнаю, что Ты благоволишь ко мне, если… меня сохранишь в целости моей и поставишь пред лицем Твоим навеки» (Пс. 40, 12–13).

Именно человека, с точки зрения язычника, лечить не надо. Нужно лечить лишь аристократическую, лучшую часть — душу. А тело — это кармический отброс. Тело не надо лечить потому, что само тело есть болезнь, а не то, что болеет. Душа заболела своей телесностью. И лечить надо от телесности… От этой болезни надо избавляться, отбросить, ампутировать ее от себя. Могилу не лечат. Из нее мечтают убежать.

А Христос желает спасти всего человека во всей его сложности. Не душа должна быть спасена, а человек как сложносоставное бытие: душа плюс тело[562]. Именно эту сложность надо, сцементировав, сохранить навсегда… Православие исповедует очень необычный взгляд на человека, целостный взгляд (на научном языке это выражается словом «холистический»).

Православие утверждает, с одной стороны, что все, что есть в человеке, должно войти в Царствие Божие. Все, что есть в человеке, должно быть увековечено, обожено, навсегда соединено с Богом. Это означает, что личность при соединении с Богом не исчезает (вопреки мнению индуистов, полагающих, что душа, соединяясь с Богом, растворяется в Боге так, как капля дождя растворяется в океане). Христиане же говорят, что человек может соединиться с Богом, не теряя своей личности. И мой разум, и моя душа, и моя любовь будут моими, даже погрузившись в Божие Единство.

И более того — не только душа, но и тело должно войти в Вечность, причем тело со всеми теми системами, которые есть в нем сейчас. Об этом был один из самых удивительных споров в истории Церкви. Ориген — христианский философ III в. — считал, что у людей, когда они воскреснут, не будет половых органов и не будет пищеварительной системы, потому что в Царствии Божием уже не надо вкушать грубую пищу (и потому там не понадобятся зубы, печень, почки, селезенка), а половые органы тоже там не нужны, потому что в Царствии Божием не женятся и замуж не выходят. Казалось бы, что Ориген очень логичен. И тем не менее вдруг против этой как будто логичной концепции восстают св. Отцы: свт. Мефодий Патарский, свт. Епифаний Кипрский, блж. Иероним Стридонский…

Блж. Иероним в полемике с Оригеном справедливо указывает на то, что даже в рамках нашей земной жизни путь аскезы не есть путь кастрации. И если даже здесь, на земле, человек, решившийся жить в чистоте, может контролировать проявления половой энергии, то тем более нет оснований полагать, что в Царстве Божием она неизбежно вовлечет нас во грех. Блж. Иероним говорит: «Где плоть, и кости, и кровь, и члены, там необходимо должно быть и различие пола. Где различие пола, там Иоанн — Иоанн, Мария — Мария. Не бойся брака тех, кои и до смерти в поле своем жили без полового отправления. Когда говорится, что в тот день ни женятся, ни выходят замуж (Мф. 22, 30), то говорится о тех, которые могут жениться, но не женятся. Ибо никто не говорит об Ангелах, что они ни женятся, ни выходят замуж. Я никогда не слышал, что на Небе совершаются браки духовных сил, но, где есть пол, там мужчина и женщина. Уподобление Ангелам не есть превращение людей в Ангелов, а есть совершенство бессмертия и славы» (Блаж. Иероним. Против Иоанна Иерусалимского, 26). Поэтому слова: В воскресении ни женятся, ни выходят замуж (Мф. 22, 30) не есть выражение эсхатологической физиологии.

Зачем же тогда воскрешение плотских органов тела? Это недоумение вытекает из слишком суженного, слишком инструментального понимания значения половой энергии для жизни человека. Но точно ли мы полностью представляем себе наше собственное тело, с полной ли достоверностью? Осознаем ли мы все тончайшие взаимосвязи между различными системами нашего организма? Вообще человеческое тело слишком сложно и слишком связано с жизнью души. Современная психология, мне представляется, скорее поддержит православную позицию, чем оригенистскую. Сегодняшняя антропология и психология уже прекрасно знают, что половые токи пронизывают всего человека, его творчество, его мышление, даже веру. И вот в защиту этой непостижимой целостности человека и выступили церковные критики Оригена.

Ребенку при сборке разобранных им часов всегда кажется, что какая-то деталька лишняя. Вот такая же детская растерянность сквозит и у Оригена, когда он при моделировании грядущего восстановления человека утверждает, что в человеке есть нечто лишнее, нечто такое, что не пригодится при его, человека, «восстановлении». Что ж, Ориген — это детство христианской мысли. В более зрелую пору христианская мысль стала утверждать: человек не должен гнушаться тем, что создал Творец. Впрочем, еще современник Оригена Минуций Феликс столь же точно, сколь и иронично заметил: «Если бы Бог хотел евнухов, Он мог