Клан – моё государство 3. - Китлинский

Самолёт на удивление взлетел в назначенное ему время. "Этого не может быть",- твердил себе под нос Вильям, так как самолёт был полупустой. Заметив, что Вильям сидит в одиночестве, к нему подсел мужчина преклонного возраста.

– Борисов Сергей Данилович,- представился он.- Пенсионер.

– Крюков Иван,- сказал в ответ Вильям, сам не зная зачем. Он почувствовал, что перед ним простой человек.- Вы что-то хотели?

– Скучно одному, поговорить не с кем. Я к вам переберусь,- мужчина ушёл и вернулся со своим портфелем. Вильяма эта мелочь уже не удивила, хоть он не дал разрешения, но знал, что тут так происходит постоянно.- Как вам Хабаровск?- спросил Борисов.

– Плохо,- коротко ответил Вильям, чтобы не пускаться в длинный монолог, хоть его подмывало с кем-то поделиться впечатлениями об увиденном.

– Не то слово,- Борисов глянул на Вильяма пристально.- А вы не русский?

– Почему?- Вильям был обескуражен.

– Акцент, батенька вы мой, акцент выдаёт.

– Я живу в Австралии,- стал нагло врать Вильям,- но русский. Моя бабушка очень просила поехать в места, где схоронен дед. Она уже умерла. Последний долг.

– Значит, вы ещё из тех?

– Тех, каких?- не понял Вильям.

– Белоэмигрантов.

– А! Нет. Мои дед и бабушка работали на КВЖД в Харбине. После передачи дороги китайцам все сотрудники выехали, но некоторые не стали возвращаться в Россию. Мои добрались до Австралии. Это было перед войной. В 1947 дед получил разрешение приехать сюда и не вернулся. Только в девяносто первом узнали его судьбу. Он был осужден и умер в лагере.

– Хрен-с два тогда могилу отыщешь.

– О, нет! Не совсем лагере. Расконвойный. Поселение,- выкрутился Вильям, вспомнив рассказ Александра об отце.- Найду.

– Дай тебе бог!- промолвил Борисов.- А я к дочери летал. Она в Хабаровске учителем в школе работает. Хотел на внуков посмотреть. Раньше было не до того. Работа, а теперь пенсионер. Билеты дорогие, но я взял, плюнул и поехал.

– Кем работали?- спросил Вильям, повинуясь профессиональной привычке.

– Начинал крановщиком в речном порту. Окончил техникум и стал механиком по кранам. А ты?

– Я моряк. Матрос.

– Так мы в одном деле сидели. Ты возил, а я разгружал-загружал. Это надо вспрыснуть,- мужик вытянул из портфеля свёрток.- Дочь в дорогу положила. Я ей говорю не надо, а она упрямая, возьми хоть тресни. Вся в покойницу мать,- Борисов извлёк из портфеля бутылку, оттянул откидывающийся столик, вмонтированный в спинку переднего кресла и поставил.- О, чёрт! Я сейчас мигом. Старый я козёл,- он поднялся и помчался по проходу в блок проводниц. Появился оттуда несколько секунд спустя со стаканчиками.- Забыл про посуду,- он сел и стал распаковывать пакет. На столике появились: хлеб, яйца, лук, чеснок, сало, спичечный коробок с солью. Борисов достал из кармана перочинный ножик и всё быстро нарезал. Откупорил бутылку и налил содержимое в стаканчики.- Давай за знакомство, Иван. Отчество-то есть?

– Это как звали отца?

– Ну да!

– Вы не удивляйтесь, но у нас не принято. А отца звали Николай. Мне был год, когда он погиб. Пирл-Харбор. Он был матросом на военном корабле.

– Вона как!! Ну, давай, Иван Николаевич, за знакомство, за то, что ты на Родину предков приехал и за то, что тебя не посадят как деда. Будь и ты здоров,- Борисов ловко опрокинул содержимое стаканчика в рот. А Вильям думал, как поступить.- Да ты пей, на этикетку не смотри. Самогон это. Витька, муж дочери сам гонит из сахара. Своя водка, домашняя,- Вильям понюхал, но ничем не пахло.- Не сомневайся,- сказал ему Борисов.- Не нюхай, пей и закусывай. В ней пятьдесят пять градусов,- Вильям выпил и взял кусочек хлеба и сала. Внутри приятно запекло. "Самогон, как сказал мужик, ничего,- мелькнуло в голове,- греет".

– Скажите, Сергей Данилович, почему самолёт летит совсем пустой? В аэропорту нет свободного места,- спросил Вильям.

– А! Это!!- Борисов оглянулся вокруг, проведя рукой с зажатым куском хлеба.- Сезон. Все прутся на юг, отдыхать. Но в этом году не очень. Вклады у людей пропали, зарплату тоже не спешат давать, так что не особо наездишься. А торчавшие в порту цыганским табором – челноки-мешочники. Торгаши. Тащат из Китая дерьмо на продажу. Туда доллары – обратно товар. А на Север сейчас калачом никого не заманишь. Раньше со всех концов великой державы к нам за рублём ехали, а теперь желающих нет. Все бросились в торговлю. Продавать легче, чем на холоде горбатить,- пояснил Борисов.- Тараканы. Так я их называю.

– Почему?

– А тараканы сытно жрать любят, пользы от них никакой. Этих тоже травят по-хозяйски: на таможне, рэкет, милиция, ОВИРы, кругом надо дать в лапу, иначе не доедешь.

– Понятно,- кивнул Вильям, ему сильно захотелось кушать, но он не знал, можно ли брать ещё и как бы предваряя его желание, Борисов произнёс:

– Ты ешь. Не смотри на меня. Самогон зверский и сбивает с ног, если не закусывать плотно. Я же перед вылетом поел у дочери на случай, если рейс станут откладывать. Когда после регистрации объявили посадку, я своим ушам не поверил, ан-нет, летим,- Борисов разлил ещё. Вильям уплетал сало, которое показалось ему вкуснейшим.

– Часто переносят рейсы?- спросил он.

– Всегда. Не перенесенный вылет – нонсенс. Тебе куда надо?

– Сначала Якутск, потом Чурапча,- ответил Вильям. Перед поездкой он досконально изучил карту Якутии и вызубрил названия населённых пунктов.

– Это хорошо. Близко. Автобусом или попуткой доедешь. Если тебе лететь надо, то я тебе помогу. У меня старый товарищ работает диспетчером в аэропорту. Раз тебе не надо лететь, пьём,- Борисов поднял свой стаканчик и, дождавшись, когда Вильям поднял свой, стукнул по нему, чокаясь, сказал:- Давай за твоего деда и за нас русских, чтоб всем нашим предкам умершим земля была пухом,- они выпили. Молча ели, некоторое время, пока Вильям, чтобы продолжить разговор, спросил:

– Почему так плохо живёте? Я думал, что всё врут, а вот приехал и вижу, правда, плохо.

– Ох, Николаевич!!- вздохнул тяжело Борисов.- Это ещё терпимо. Вот после войны было плохо. А что было перед войной вообще не описать. Жуть. Мои жили под Херсоном, это на Украине. Отца моего в 1929 году раскулачили и выслали вместе с матерью в Приморье. Повезло нам, мы несмотря на путь страшный выжили. Я с 1925 года. В 1943 году призвали в Красную Армию и на фронт. Демобилизовался я в 1949 году из Польши, ну и решил заехать в родное село. Вот как ты теперь, захотел могилам предков отдать поклон. И что? Нет села. Всё поросло бурьяном и только трубы печные торчат, а люд в землянках. Стал расспрашивать. Собрались женщины, старухи, старики, пара мужиков подошла, таких же как я с войны пришедших и из них никто старого села не знает. Стали выяснять и получилось, что в начале тридцатых всё село умерло, полностью. А этих перед самой войной туда насильно переселили из разных мест.

– Давай их тоже помянем,- предложил Вильям.- Я читал о голоде. Это страшно.

– А что! Давай! Как не нам славянам своих помянуть, чай, не чужие, свои ведь. Все мы грешны,- Борисов налил в стаканчики. Вильям вытащил термос с кофе. Они выпили самогон и стали пить кофе мелкими глотками.- Хорош. Что тебе надо,- стал хвалить кофе Борисов, а Вильям его не понял и спросил:

– Что мне надо?

– Это выражение такое. Так у нас говорят. Это не вопрос. Давненько я хорошего кофе не пил.

– Бразилия,- сказал Вильям.

– Умеют делать. А наши всякую гадость волокут. Купил я пачку, она как кирпич, прессованная. Продавец мне сказал, что это вакуумная упаковка. Дома я её открыл, там вроде бы зёрна молотые, но пить нельзя – пойло. Мне сосед, он учитель, перевёл, что это отходы, которые используют как добавку для корма крупного рогатого скота. Вот мы, стало быть, скот рогатый,- Борисов зычно захохотал.- Нам и скотский кофе пойдёт.

– Это используют для повышения надоев,- уточнил Вильям, потому что знал об этом наверняка.

– Что с нас доить? Мне уже семьдесят скоро, не стоит уже лет десять,- и Борисов пустился смеяться до слёз. Вильям тоже рассмеялся, поняв смысл сказанного. До Якутска они пили и болтали о всяких пустяках. В основном, говорил Борисов. Он рассказывал о речном порте, о тупых начальниках, о кранах, о смешных случаях из своей жизни. После приземления, когда автобус, поданный к самолету, вывез их на привокзальную площадь, Борисов сунул насильно Вильяму листок с адресом:

– Держи, Иван. Прошу в гости. Место, где жить есть. Свой адрес мне не давай, не надо. Мне в Австралии делать нечего, ни к чему, а письма писать я не умею. У тебя билет-то есть? Ну, на обратно?

– Да, да!!- успокоил его Вильям, покачиваясь от выпитого, они таки добили бутылку в семьсот грамм.- У меня бронь.

– Непременно заезжай,- Борисов пожал Вильяму на прощанье руку так, что в кисти хрустнуло.- Когда обратно поедешь, выдели день. У меня свой огород. Понял?!

– Обязательно,- крикнул ему Вильям, перестав чувствовать себя стесненным.

В новом здании аэропорта Вильям глянул на табло. Было написано, что идёт регистрация и посадка на Югарёнок. Этот пункт был у него в памяти. Он быстро нашёл камеры автоматического хранения, обменял там сумки и метнулся к стойкам регистрации. Народа было много, все кричали, толкались, но девушка на регистрации упрямо повторяла, чтобы билеты на другие дни не совали и пропускали тех, кто на сегодняшний день.