Вооруженные силы на Юге России - Коллектив авторов -- История

Само собой разумеется, что наши два орудия шли в арьергарде и в порядке. Мы шли крупной рысью. Эскадроны и не думали нас прикрывать. Мы, разведчики, шли за орудиями, а за нами шла наша пулеметная тачанка.

В орудии поручик Пташников{182} упал раненный. Была секунда заминки, чтобы слезть и поднять его.

«Это плохо, — подумал я. — Нужно непременно его поднять, иначе никто не остановится, если меня ранят».

Я спрыгнул с седла. Поручик Абраменко тоже спрыгнул. Третий взял наших лошадей. С Абраменко мы схватили раненого, бегом догнали нашу пулеметную тачанку, на ходу уперли голову раненого в подножку и перевалили его вверх ногами в тачанку. Несмотря на такой варварский способ, позднее Пташников меня горячо благодарил за то, что его не бросили. Он был ранен в позвонок.

Коновод отдал нам лошадей и умчался галопом. Гайчул же стал крутиться, танцевать и не давал мне сесть. Наконец я влез в седло и тут заметил, что потерял нагайку. Было холодно, я был в валенках и не мог послать Гайчула каблуками. А он, дурак, не понимая обстановки, танцевал на месте.

Между тем наши исчезли, я был один, и обе цепи махновцев палили в меня. Я очень испугался, но головы на этот раз не потерял. Я сорвал из-за спины карабин, стал лупить им Гайчула и перевел его в галоп. Я пригнулся к его шее и бросал взгляды направо, налево и вперед. Потому что махновцы бежали, чтобы закрыть мне выход из мешка. Помню подводчика у убитой лошади. Он пустился бежать, а я подумал: «Махновцы ему ничего не сделают, он же свой для них». Я горячо молился: «Ангел-хранитель, выведи меня отсюда… Гайчул, вали, скачи быстрей…»

Я проскакал в сотне шагов от переднего махновца, бегущего мне наперерез. Он навел на меня винтовку, я направил на него мой карабин. Этот блеф мне удался, он бросился на землю и не выстрелил, я тоже не стрелял. Еще немного… еще… и мне кажется, что чудо совершилось. Спасибо, Ангел-хранитель.

Ни спереди, ни с боков не было больше махновцев. Они остались сзади. Пули еще свистели, но курган закрыл меня от их глаз и выстрелов. Я перевел Гайчула на рысь и наклонился, чтобы посмотреть, не ранен ли он. Кажется, нет. Как повезло, или, верней, какое чудо случилось. Меня обуяло чувство радости. Как хорошо выйти целым и невредимым из такой передряги… Но рано еще радоваться. Опасность еще не совсем миновала.

Я не видел наших. Но немного дальше я наткнулся на нашу вещевую двуколку. Коренная лошадь была убита. Падая, она сломала оглоблю. Калмык-возница мельтешил вокруг и хныкал. Сзади шагах в шестистах появились махновцы, и пули стали цыкать над нами.

— Что ты тут делаешь?

— Надо чинить оглоблю, — ответил он.

— Отпрягай пристяжную, садись на нее и паняй (удирай).

— Как же оставить повозку и все вещи? Капитан Малявин не будет доволен. Он мне приказал…

Пули стали цыкать гуще.

— Удирай, и быстро. Я тебе приказываю.

Он стал неохотно отпрягать пристяжную лошадь. Он так же глуп, как и Гайчул. Оба не понимают обстановки. Брезент был сдернут с повозки. Наверху лежал мой маленький чемоданчик. Мне стоило только протянуть руку, чтобы его взять, не слезая с седла. Я его не взял. Опасность еще не миновала. Я даю его в жертву за чудо моего спасения… В нем еще этот красный шелковый платок… Ха-ха. А все мешки с награбленным? Ха-ха. Они работали для махновцев. Эта мысль доставила мне удовольствие. Солдат-возница взгромоздился, и мы пошли рысью.

Шагах в пятистах дальше мы увидали в кустах нашу пушку. При переходе через канаву она сломала дышло. Номера и ездовые лихорадочно исправляли дышло при помощи палок и ремней. Тут же был брат и другие разведчики. Мы обменялись с братом взглядом. Как он должен был за меня волноваться! Я остался с ними. На бугре махновцы грабили нашу вещевую повозку и не обращали внимания на орудие. Наконец дышло починили, и орудие пошло. Нас было четверо разведчиков. Пока чинили дышло, мы не стреляли по махновцам, чтобы не привлечь их внимания к неисправному орудию, но теперь, когда пушка ушла, мы решили организовать сопротивление. Брат взял наших лошадей, а мы трое открыли огонь с небольшого кургана. Взвод кавалеристов пришел на тот же курган и спешился. Офицер-кавалерист скомандовал дистанцию. Сопротивление началось.

— Один идиот стреляет слишком коротко, — сказал офицер.

«Действительно чудак, если он даже целиться не умеет», — подумал я.

Но офицер, наблюдавший пыль, поднятую пулями, указал на меня:

— Это ты. Этот раз я ясно видел недолет.

Обиженный, я закинул карабин за спину и уехал к батарее. В общем, мы счастливо отделались. Потери наши были незначительны. В конце этого дня был смертельно ранен Верблюд — лошадь поручика Виноградова.

Неприятный разговор

На одной из следующих остановок батареи капитан X. и вольноопределяющийся У. (я не хочу их называть), наши главные грабители, в сопровождении нескольких сотоварищей, но уже меньшей величины, предстали передо мной.

— Прапорщик Мамонтов, вы отдали приказание покинуть нашу вещевую повозку?

— Да.

— По какому праву?

— Праву?! Что можно было сделать другого? Пули летели роями, махновцы были в нескольких сотнях шагов.

— Надо было починить оглоблю, заменить убитую лошадь вашей. При таких же условиях починили же дышло орудия.

— Это было возможно только благодаря вашей повозке, которую махновцы растаскивали у нас на глазах и не обращали внимания на орудие. Вы должны гордиться, что ваши чувалы (мешки) послужили для чего-то хорошего.

— Ваши намеки неуместны.