Спитамен - Максуд Кариев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сто, — последовал ответ.
— А у тебя? — царь перевел взгляд на другого.
— Столько же.
— А у тебя?
— Сто.
— А я слышал, что табуны у вас гораздо больше.
— Это было раньше, царь, до твоего прихода. Разве большой табун спрячешь от жадных глаз твоих воинов?..
— Зачем же прятать?!
— Чтобы ты не отнял.
— Хорошо, я куплю их у вас, дам много денег!
Сарамцы переглянулись, и каждый отрицательно покачал головой. А мужчина с обожженными ступнями заявил:
— Торгуют с друзьями, а ты нам недруг!..
Услышав ответ, царь грозно свел над переносицей брови.
— И, конечно же, у вас есть и отары овец?
— Им нет числа.
— И у тебя тоже?
— Да.
— А что скажешь ты?
— Я не помню, сколько их у меня.
— А ты?
— Не пробовал считать.
Царь обернулся к стоящим у него за спиной военачальникам и, смеясь, заметил:
— Мы с вами не раз пересекали вдоль и поперек эту Солнцем наказанную землю, обделенную водой и пастбищами, и ни разу не встретили ни столь больших отар, ни многочисленных табунов коней. Эти варвары либо лгут, преследуя некую цель, либо прячут их в таких же подземельях, — кивнул он на зияющую в основании холма закопченную дыру, затем обратился к толмачу: — Спроси, где их табуны и стада?
Толмач спросил.
— Между небом и землей, — был ответ.
— Согласен ли кто из них пригнать сюда коней в обмен на свою жизнь?
Охотников не нашлось.
Тогда царь стал спрашивать каждого в отдельности:
— Ты не хочешь отдать мне коней, чтобы и далее наслаждаться жизнью?
Первый отрицательно покачал головой:
— Какое тут наслаждение?.. С тех пор, как ты явился на нашу землю, для нас наступил ад.
— Ты тоже не хочешь?
— Нет.
— А меня заверяли, что согдийцы так щедры!.. — усмехнулся царь, разводя руками.
— Согдийцы щедры с друзьями, — ответили ему.
Царь потемневшим взглядом медленно обвел сарамцев.
— Все так считают?
— Все.
— Да, вы поистине все равны. Даже в мыслях ваших нет различия. Так примите же и смерть одинаковую для всех!..
Толмач перевел. Однако слова царя не произвели ожидаемого впечатления. Сарамцы переглядывались, на их устах блуждали улыбки. Может, они не поняли? Или толмач неверно перевел?.. Собравшийся было уходить царь остановился.
— Скажи им, что их отведут сейчас вон в тот овраг, склоны которого испещрены норами шакалов, там и оставят их обезглавленные тела.
Толмач перевел.
Варвары заулыбались еще веселее, приведя царя в изумление. Он, раздражаясь, сделал знак одному из военачальников, который выступил вперед и рукой показал сарамцам, в какую сторону им надлежит идти. И те зашагали, поддерживая друг друга под руки и за плечи, поскольку у многих ноги были обожжены. Шли и громко переговаривались, будто не на казнь их вели, а на приятную прогулку. И вдруг все хором запели. А двое, с виду помоложе, опередив остальных, стали танцевать, подняв кверху руки и притопывая.
Затем худощавый и статный сарамец в красной рубахе, похожий на юношу, выбежал из толпы, высоко подпрыгнул и, дважды перевернувшись в воздухе, приземлился на кровоточащие ноги; сделал кувырок назад и прошелся на руках, болтая в воздухе ногами, чем вызвал смех у односельчан.
Юноны, шагавшие с обнаженными мечами, пожимали плечами и переглядывались в полном недоумении. Им еще ни разу не доводилось видеть, чтобы люди, которых ведут на казнь, вели себя подобным образом.
— Слава Ахура — Мазде, не обделившему нас мудростью и научившему жить и умирать достойно, — воскликнул один из сарамцев.
И все хором повторили его слова.
Наблюдавший за всем этим издали Александр спросил у толмача:
— Правильно ли ты перевел им мои слова?
— Да, великий царь, им известно, что вы приговорили их к смерти.
— Верните их. Мне хочется задать им еще несколько вопросов.
Один из всадников припустил коня и, нагнав несчастных, сообщил, что царь велел вернуть их с дороги, желает с ними поговорить. Быть может, даже отменит свое решение, сменив гнев на милость.
Сарамцы смолкли, сникли. Страже пришлось несколько раз повторить приказ и подтолкнуть некоторых из них, тогда только они повернулись и медленно, нехотя поплелись обратно. Слезы застилали им глаза, и они не видели сидящего на коне Александра с приближенными, пока им не было приказано остановиться.
— Вы только что веселились, идя на казнь, как на праздник, а теперь, вижу, чем-то огорчены? — насмешливо спросил царь.
— Еще как огорчены, о великий царь! — ответил один из несчастных. — Мы думали, ты хозяин своему слову, а это оказалось далеко не так. Воля твоя не тверда, коль ты можешь менять решение. На подобное в Согдиане способна разве что баба, и то не благородного происхождения.
— «Семь раз отмерь, раз отрежь», — говорили древние. А ты же, похоже, этого правила не придерживаешься, — вставил слово другой.
Губы царя были плотно сжаты. Он пронизывал взглядом каждого из сарамцев. Еле приметная бледность проступила на его лице, но по глазам было видно: он пытается что-то понять. Порывисто обернувшись к сподвижникам, быстро спросил:
— Может, вы что-то объясните?.. Даже бараны, обреченные на заклание, пытаются убежать, а эти покорно следуют к месту казни и еще чему-то радуются! Странные люди… Они не сумасшедшие?
— Великий царь, не к лицу тебе слизывать собственный плевок!.. — раздавались голоса сарамцев.
— Почему дерзят? Торопят свою смерть?.. — царь отказывался понимать происходящее.
— Не откажи нам в том, в чем ты всегда был так щедр! Не откажи нам в смерти!..
— Тихо! — громовым голосом крикнул царь, вскинув руку. — Сначала объясните, почему спешите покинуть этот свет, тогда пойду вам навстречу!..
— Ты никого из наших близких не пощадил, царь! И дети наши, и родители, и родственники, все они убиты твоими воинами, отправь и нас вслед за ними!..
— Четверых моих сыновей, отца, жену убили!..
— А у меня было восемь детей, старшему шестнадцать, младшему год…
— Мою мать убили, не уважив даже ее столетний возраст…
Александр слушал, с трудом сдерживая гнев.
— И все-таки объясните мне, почему вы только что пели и плясали?
Рослый сарамец с красным, как медь, лицом с седой бородкой выступил вперед:
— О повелитель Вселенной, наш род — особый, он отмечен Ахура — Маздой. Издревле из уст в уста передавалось, что последние из нашего рода примут смерть от руки знаменитого человека и обретут вторую жизнь в лучшем из миров — на том свете. Мы чаяли сегодня увидеть себя в кругу своей семьи, близких… Принять смерть от руки сына Бога — это ли не предел мечтаний для нас?..
Александр слушал, опустив глаза, дабы не смущать рассказчика взглядом, перед которым, робея, теряют дар речи даже властители сатрапий. Теперь он открывал для себя что-то новое. Он всегда с огромным интересом выслушивал и начальника своей канцелярии Евмена, и историков Анаксимена и Каллисфена, и поэтов, которым, помимо всего прочего, вменялось в обязанность собирать для него в землях, по которым пролегал их путь, разного рода истории, легенды, рассказы о невероятных случаях, таинственных явлениях, словом, все, что отличается новизной, непохожестью на привычный ему мир.
Из уст одного из варваров он услышал сейчас подтверждение того, что мир Богов существует, о чем ему говорил еще великий Аристотель. Однако Богу — богово, кесарю — кесарево, ему, Александру, пока что не плохо и в этом земном мире. Он усмехнулся и поднял глаза. Варвар тотчас умолк.
— Я вас прощаю, — сказал царь. — Вы свободны.
— Ты счел нас недостойными даже почетной смерти, царь, — проговорил краснолицый варвар, вздохнув.
Царь коротко засмеялся и уже хотел было тронуть с места коня, но сарамец обратился к нему, протянув руку:
— Что ж, если решение твое на сей раз твердое, то, по крайней мере, вникни в то, что я тебе скажу.
Царь кивнул: мол, говори.
— Знаменитый царь Кир Второй, тот, который основал ахеменидскую державу, покорил Мидию, затем Лидию и греческие государства Малой Азии, решил подчинить себе массагетов… У массагетов после смерти мужа царствовала женщина. Звали ее Томирис. Она была сказочно красива, и многие цари добивались ее руки. Кир сколь жаден был до власти, столь и хитер, послал он к ней сватов вести для виду переговоры, желая будто сделать своей женой. Но Томирис, понимая, что Киру нужна не она, а царство массагетов, отклонила предложение. И тогда Кир, поскольку хитрость его не удалась, открыто начал военный поход против массагетов, и ему удалось пленить сына царицы Спаргапифа. Узнав об этом, Томирис отправила к Киру послов, поручив им передать ее слова: «Царь мидийцев, перестань добиваться того, чего ты добиваешься. Ты пленил моего сына обманом, а не в честном бою, и стыдно этим гордиться. Я хочу дать тебе совет: верни мне сына и уходи из этой страны безнаказанно, хотя ты и дерзко поступил с третьей частью войска массагетов. Если же ты не сделаешь этого, то, клянусь Солнцем, владыкой массагетов, я напою тебя кровью, хотя ты и ненасытен». Все это слово в слово было передано Киру. До сих пор всюду, куда бы он ни пришел, одерживал победу, а это, как видно, делает царей самоуверенными и притупляет их рассудок. Возмущенный дерзким посланием Томирис, он приказал в присутствии послов разрезать грудь Спарганифа и извлечь горячее сердце…