Франкский демон - Александр Зиновьевич Колин

— Он следил за тобой?

— Не знаю, чёрт меня возьми! — с раздражением бросил Вестоносец, совершенно забывая, что находится в святилище. — Если бы ты позаботился о Катарине и мальчиках, о чём я умолял тебя в последнем моём послании, этим сволочам не удалось бы накинуть мне на шею удавку.

— О чём ты говоришь? — искренне удивился Жюльен. — Я сам лично распечатывал то письмо. Там не было ничего, кроме того, что князь ведёт какие-то скрытые приготовления в лагере у Мёртвого моря. Теперь-то мы знаем, что это были за приготовления...

— Чёрт побери! Ты говоришь о предпоследнем письме! В тот момент мне не удавалось ничего больше вызнать, и я просил тебя послать соглядатаев. Но потом я сумел выведать кое-что важное... Значит, ты не получил последнего послания? — он сделал коротенькую пауза и продолжал: — Я уже тогда предчувствовал недоброе. Так и вышло! Сначала Эскобар передушил всех голубей... С этого всё и началось! Даже раньше, с Жослена, он всё время косился на меня...

Жюльен посмотрел на внезапно прозревшего Раурта как-то особенно. Тот забеспокоился: ему что-то очень не понравилось во взгляде товарища.

— Что такое? — спросил Вестоносец. — Что ты хочешь сказать?

— Точнее, спросить. Например, кто такой Жослен? — с явным безразличием в тоне поинтересовался Жюльен.

— Рыцарь. Они с князем Ренольдом вместе были в плену.

— Вот как? Он из Антиохии?

— Да. Но тут не то, что ты думаешь, — опережая следующий вопрос друга, проговорил Раурт. — Когда турки захватили князя, Жослена ещё на свете не было. Они познакомились в Алеппо.

— Расскажи мне о нём поподробнее, — неожиданно попросил Жюльен.

— Ничего особенного, — с раздражением бросил Вестоносец. — Его тётка была служанкой княгини Констанс. Марго, кажется, так её звали. Какое, чёрт побери, это имеет значение?

«Марго? — подумал Жюльен и кивнул. — Надо будет разузнать о ней. На всякий случай...»

— А кто такой Эскобар? — спросил он.

— Кот, — неприязненно поморщившись, ответил Раурт. — Его поймали, когда охотились на фанака, как раз в тот день, когда я отправил тебе последнее донесение. Такая тварь... Жирная сволочь! Он их даже не съел, представляешь?! Просто передушил, гад!

— Кого? Охотников?

— Моих голубей!

— Меня больше интересуют охотники, — признался Жюльен. — Скажи, они травили лису собаками?

— Нет, — раздражённо бросил Раурт. — Кажется с птицей. Да не всё ли равно?

— Конечно, всё равно, — согласился Жюльен, и в глазах его потеплело. Он спросил: — А ты правда ничего не говорил обо мне князю?

— Да что ты заладил? — отмахнулся Вестоносец, но, решив врать с умом, признался: — Говорил, конечно. Но не больше, чем на том суде в Триполи. Не было смысла отпираться, они могли допросить слугу. Думаю, что в канцелярии сохранилась запись... хотя, может, и нет. Так или иначе, я не видел смысла отпираться и теперь. Если бы меня поймали на лжи, то больше не поверили бы ни слову, стали бы пытать...

— Ты всё сделал правильно, — подытожил беседу Жюльен. — Не думай, что я боюсь кого-нибудь. Просто хочу знать точно, какой информацией обо мне располагают сеньор Керака, тамплиеры и семейство Куртенэ.

Раурта, как легко предположить, интересовало другое.

— Ты поможешь мне?

— Каким образом? — захлопал глазами Жюльен. — Сесть вместо тебя на коня и скрестить оружие с храбрым Амбруазом? Я не рыцарь. Это ты у нас жаждал шпор. Тебе и копьё в руки.

— Как?

— У тебя совершенно нет чувства юмора, — пожурил Раурта товарищ. — Разумеется, раз уж я оказался здесь, то помогу тебе.

— Каким образом?

— Один раз нам с тобой уже удалось провести Провидение, не так ли?

— Да, но... но как? — протянул Раурт. — Как?

— Верно! Ты научился поникать вглубь вещей! Как? — это прекрасный вопрос. Самый подходящий в данном случае. Лучше и придумать ничего нельзя. — Жюльен покачал головой и весело подмигнул другу. — Прикинем наши шансы. Значит, так... Подкупить доблестного шевалье Амбруаза нам едва ли удастся. Отбросим этот вариант! Может, уговорить его упасть с лошади?

— Мне не до шуток, — напомнил Вестоносец. Он понимал, что у друга, как у ярмарочного жонглёра, всегда есть в запасе ловкий трюк, однако манера Жюльена разговаривать с ним, Рауртом, как с недоразвитым эсклавоном, раздражала. — В какой-то мере я оказался в нынешнем положении и по твоей вине. Я не выдал тебя, так уж и ты будь добр...

— Искренне благодарю тебя, — без выражения произнёс «ангел-хранитель» и продолжал с таким видом, будто говорил о чём-то совершенно очевидном: — Если к всаднику не подобраться, остаётся уговорить коня. Просто и понятно, разве нет?

— Э-э-э...

— Мэ-э-э... — передразнил Жюльен и твёрдо и, главное, без тени иронии произнёс: — Это уж моя забота. Так что хватит валять дурака и бить поклоны. Поди проверь лучше, хорошо ли твой оруженосец приготовил коня и оружие... Ладно, думаю, мы обо всём договорились, — закончил он, вставая. — Сначала уйду я, а спустя какое-то время ты. Не беспокойся ни о чём.

«Слава тебе Господи», — подумал Вестоносец с видимым облегчением, однако какой-то червячок сомнения всё-таки грыз его душу.

Вскоре после того, как Жюльен покинул часовню, явился оруженосец Раурта с докладом о том, что пора отправляться на ристалище.

Народу в поле собралось довольно много, хотя никому специально не объявляли о предстоящем поединке — не турнир всё-таки, — но и не делали секрета из того, что два рыцаря ясным весенним утром посредством оружия выяснят волю Божью.

Знатные рыцари и клирики приехали верхом, как на суд или на военный совет, и не спешиваясь расположились по центру, напротив того места, где противникам предстояло, разогнав жеребцов, столкнуться и изломать копья. Три дня, отведённые королём на подготовку, оказались длительным сроком, и у многих ноблей нашлись неотложные дела в их вотчинах или в столице, потому среди зрителей не было заинтересованных лиц — ни Раймунда, ни Ибелинов, равно как и главных представителей партии Агнессы де Куртенэ. Правда, присутствовали пасынки графа, Юго и Гвильом Галилейские, священнослужители, и в их числе архидьякон Тира Иосия и епископ Лидды Годфруа, несколько госпитальеров во главе с командором Арзуфа Гольтьером. Ну и, конечно, храмовники, которых привёл марешаль Дома, белокурый