Цирк проклятых. Кафе лунатиков - Лорел Гамильтон

— Если Титусу есть что сказать, он давно уже мог бы.

— Ты хочешь, чтобы я его спросила, или нет?

— Спрашивай.

— Шериф Титус! — обратилась я к ожидающей группе.

Он поглядел на меня сверху. Во рту у него была сигарета, но он еще не закурил, и зажигалка остановилась на полпути.

— Вам что-нибудь нужно, мисс Блейк? — спросил он, и сигарета заходила вверх-вниз.

— Почему вы думаете, что это был медведь?

Он захлопнул крышку зажигалки, одновременно вынув сигарету изо рта той же рукой.

— А почему вы спрашиваете?

«Да какое тебе дело, ты отвечай!» — хотела я рявкнуть, но не рявкнула. Очко в мою пользу.

— Просто интересуюсь.

— Это не горный лев. Кошачьи больше работают когтями. Сильнее бы разодрал.

— А почему не волк?

— Стайное животное. А мне показалось, что этот был один.

Со всем этим я вынуждена была согласиться.

— Мне кажется, вы что-то от нас скрываете, шериф. Вы много знаете про зверей, которые здесь не водятся.

— Охочусь малость, мисс Блейк. Надо знать привычки своей дичи, если хочешь приходить не пустым.

— Значит, методом исключения — медведь? — спросила я.

— Можно и так сказать. — Сигарета вновь оказалась у него во рту, около лица затрепетало пламя зажигалки. Когда он захлопнул крышку, стало еще темнее. — А вы что думаете, госпожа эксперт?

В холодном воздухе повис запах сигареты.

— Оборотень.

Даже в темноте я почувствовала тяжесть его взгляда. Шериф выпустил густой клуб дыма в сторону луны.

— Это вы так думаете.

— Это я знаю наверняка.

Он очень презрительно хмыкнул.

— Вы чертовски в себе уверены, да?

— Спускайтесь сюда, шериф. Я вам покажу, что нашла.

Он подумал, потом пожал плечами:

— А что? — и спустился по склону, как бульдозер, пропахав снег тяжелыми сапогами. — Ладно, госпожа эксперт, ослепите меня вашим знанием.

— Ну и геморрой же вы, Титус!

Дольф вздохнул, выпустив большой клуб пара.

Титусу это показалось настолько смешным, что он согнулся пополам от хохота, похлопывая себя по ляжке.

— А вы просто юморист, мисс Блейк. Сейчас, отсмеюсь. Ну, рассказывайте, что у вас.

Я рассказала.

Он глубоко затянулся. Кончик сигареты ярко вспыхнул в темноте.

— Кажется, это действительно не медведь.

Он не стал спорить! Чудо.

— Нет, не медведь.

— Кугуар? — спросил он вроде как с надеждой.

Я осторожно встала.

— Вы сами знаете, что нет.

— Оборотень, — сказал он.

— Именно.

— В округе не было диких оборотней уже десять лет.

— А тот скольких убил? — спросила я.

Он глубоко затянулся и медленно выдохнул.

— Тот? Пятерых.

Я кивнула:

— Не знала про него. Это еще до меня было.

— Вы тогда еще в школу ходили?

— Ага.

Он бросил окурок в снег и затоптал тяжелым сапогом.

— Жаль, что это не медведь.

— И мне жаль, — согласилась я.

9

Ночь была тяжелой холодной тьмой. Два часа ночи — про́клятое время суток в любое время года. В середине декабря два часа — это застывшее сердце вечной ночи. А может, просто я уже устала. Свет на лестнице, ведущей к моей квартире, горел, как пойманная луна. Он был какой-то замерзший, переливался и был слегка нереален. В воздухе плавала легкая дымка, этакий малыш-туман.

Титус меня попросил быть в контакте на случай, если они найдут кого-нибудь подозрительного. Я для них была лучшей возможностью выяснить, ликантроп это или какой-то левый хмырь. Что ж, куда лучше вариант, чем отрезать ему руку и смотреть, не растет ли мех внутри тела. Если ошибешься, что тогда делать — извиняться?

Несколько следов ликантропа, ведущих к месту преступления, все-таки нашли. По ним сделали гипсовые слепки и, по моему предложению, послали копии на факультет биологии Вашингтонского университета. Я чуть не отправила их на имя доктора Луиса Фейна. Он преподавал в Ваш-уне биологию. Один из лучших друзей Ричарда. Отличный мужик. Крысолюд. И эта мрачная глубокая тайна оказалась бы под угрозой раскрытия, начни я ему посылать слепки следов ликантропов. А если послать на имя факультета, Луи их наверняка увидит.

Это был мой самый большой вклад в дело за всю ночь. Они все еще вели поиски, когда я уехала. Пейджер я оставила включенным — если найдут на снегу голого человека, могут позвонить. Хотя если пейджер заверещит раньше, чем я малость посплю, я и озвереть могу.

Когда я захлопнула дверцу машины, мне отозвалось эхо. Захлопнулась еще одна дверца. Как я ни устала, а сработал автоматизм — осмотреть парковку и обнаружить эту вторую машину. За четыре места от меня стоял Ирвинг Гризволд, завернувшись в ядовито-оранжевую парку и полосатый шарф вокруг шеи. Вокруг лысины торчал пушистый ореол волос. На кнопочном носу — маленькие круглые очечки. Очень такой жизнерадостный и безвредный с виду, и тоже вервольф. Ночь, наверное, такая выдалась.

Ирвинг работал репортером в «Сент-Луис пост диспетч». Любая статья обо мне или «Аниматорз Инкорпорейтед» обычно шла за его подписью. Он улыбнулся и направился ко мне. Просто твой дружелюбный сосед-репортер. А что?

— Чего тебе надо, Ирвинг?

— Что это за приветствие для человека, который уже три часа ждет тебя в машине?

— Чего тебе надо, Ирвинг? — Если повторять этот вопрос снова и снова, может быть, он утомится.

С круглой физиономии сползла улыбка.

— Надо с тобой поговорить, Анита.

— А разговор долгий?

Он минуту подумал, потом кивнул:

— Может быть.

— Тогда пошли наверх. Я нам сделаю настоящего кофе.

— Настоящего — то есть не поддельного?

Я направилась к лестнице:

— Сварю тебе такую «яву», что у тебя волосы на груди вырастут.

Он рассмеялся.

До меня дошло, что я скаламбурила, хотя и не имела этого в виду. Я знаю, что Ирвинг — оборотень, даже видела его в волчьей форме, но забыла. Он мой друг, и в человеческом виде ни капли противоестественного в нем нет.

Мы сидели у кухонного стола, попивая ванильный кофе. Жакет я сбросила на спинку стула, и кобура с револьвером выставилась напоказ.

— Блейк, я думал, у тебя сегодня было свидание.

— Было.

— Ничего себе свидание!

— Излишняя осторожность девушке не помешает.

Ирвинг подул на чашку, осторожно отпил. Заводил глазами из стороны в сторону, отмечая все, что видит. Через много дней он сможет описать эту комнату в деталях, вплоть до кроссовок и спортивных носков перед диваном.

— Что случилось, Ирвинг?

— Отличный кофе.