Наследник императора - Александр Старшинов

— Я останусь, — заявил Бицилис. — Буду защищать крепость до конца.

— Я уйду… — произнес внезапно Децебал. И после долгой паузы добавил: — Но потом вернусь и сокрушу Траяна.

Гроза наконец ушла, погасив пожар, но над крепостью в небо поднимались столбы густого дыма. Римляне обстреляли стену камнями из баллист, и она рассыпалась жаркой, мечущей искры грудой. Однако сразу же лезть в пролом штурмующие не могли — по раскаленным камням невозможно было ступать даже в калигах.

Ночью защитники крепости строили новую стену позади разрушенной — клали камень, скрепляли деревянными штифтами. Работать было светло: костры за стеною давали достаточно света. Младший сын Децебала, еще совсем мальчишка, не ушел с царем — остался с защитниками.

— Замолксис примет тебя с радостью! — Бицилис положил ему руку на плечо.

Если парню и было страшно, то он не подал виду.

— Сабиней говорил как-то, что умеет оборачиваться волком. А я смогу? — спросил мальчишка.

— Сможешь, — пообещал Бицилис.

Те, кто оставался, как будто не замечали, как просачиваются к восточным воротам один за другим телохранители из царской свиты. Если им надобно уйти в сакральную зону — значит, так повелел им царь и верховный жрец. Бицилис видел, как скользит к восточным воротам, закутавшись в плащ, Везина, и отвернулся. Каждый теперь шел своим путем. И не только сам шел, но и других толкал — каждый в свою сторону.

Сабиней тащил на плечах здоровенный кожаный мешок с вещами — припасами, одеждой и тем нехитрым скарбом, что должен пригодиться семье в дороге. Флорис следовала за ним, держа спящего сына на руках. Малыша назвали Торном, но Сабиней знал, что тайком жена кличет малыша Луцием, и не запрещал ей этого делать.

Флорис никогда не бывала прежде в сакральной зоне. С замирающим сердцем миновала она восточные ворота. Сразу за воротами шла мощенная известняковыми плитами дорога. Возле самой стены находились деревянные бараки и склады, а дальше можно было разглядеть массивные столбы, стоявшие в ряд, будто солдаты, построенные в центурию. Правда, их здесь было пятнадцать в ряду — и рядов четыре. Шестьдесят — вспомнила школьный урок математики Флорис, меньше центурии, точно… Она сделала несколько шагов и увидела второе святилище — все те же деревянные столбы на каменных основаниях, только числом куда меньше. Справа от святилищ тянулась стена, сложенная из блоков известняка, с несколькими сторожевыми башнями. Слева, насколько могла разглядеть Флорис в красноватом свете пожарища, что по-прежнему подсвечивало небо, — невысокая стена укрепляла склон террасы. Еще дальше над столбами святилища поднимался темный массив плавильной мастерской — прежде в мастерской день и ночь пылал огонь, теперь дакам было не до выплавки металла, и печь погасили.

Сабиней, идущий впереди, свернул с мощеной дороги, оставив слева андезитовый круг. Флорис невольно обернулась. Воображение тут же заполнило стыки камней запекшейся кровью. Сабиней прошел между двумя круглыми святилищами — столбы разной высоты образовывали подобие лабиринта. Наружный двойной круг был выложен блоками андезита вплотную друг к другу.

— Наш календарь, — прошептал Сабиней.

Сейчас в красноватом свете пожарища и холодном свете неполной луны место это выглядело особенно зловещим. Флорис обмирала от страха, глядя на древние каменные плиты, на покосившиеся деревянные колонны. Римляне всегда опасались чужих богов, тех, кого им еще не удалось умилостивить. На чьей сейчас стороне Замолксис, Флорис не ведала. Но ей показалось, что беглянке и жене беглеца лучше пред их божественные очи не попадаться.

Беглецы миновали узкие ворота в наружной стене сакральной зоны. На внешней террасе поднималась еще одна деревянная наблюдательная башня. Трудно было сказать — дежурят ли там сейчас караульные. Флорис показалось, что на башне никого уже нет.

Дальше начинался спуск по крутому склону, поросшему густым лесом. До самого основания холма римских постов здесь не было, но сам спуск, да еще ночью, был чрезвычайно опасен. Мирно спящий малютка Луций-Торн мог в любой момент проснуться и разораться от страха. На всякий случай Сабиней соорудил из ткани петлю и накинул ее на Флорис и малыша, связывая их вместе. Кусок прочной веревки он привязал к своему поясу и соединил с поясом жены.

— Луций, детка, ты только спи, — умоляюще шептала Флорис нараспев, на манер колыбельной песни.

Беглецы сделали не более сотни шагов по склону, когда Флорис оглянулась. Сармизегетузы уже было не различить. За спиной беглецов вставал лес. И лишь небо, проглядывая меж деревьями, светилось зловещим красным заревом, будто сами небеса горели, подожженные не людьми, но богами.

Тиресий растолкал Приска ночью:

— Вставай.

— В чем дело? — Центурион с трудом разлепил глаза. — Даки устроили вылазку?

— Надо как можно быстрее идти на штурм. Скорее! — не пожелал ничего объяснять Тиресий.

— Но еще не было даже побудки. И вообще…

— Неважно. Вставай! — Тиресий повернулся и выскользнул из палатки.

Приск выбрался наружу. Стояла непроглядная ночь. Чистое небо, звезды, что твой жемчуг, разложенный на продажу на черной шерстяной ткани.

— Сколько же сейчас? — изумился Приск, морщась. И на всякий раз поглядел на руки — вдруг какая-то шутка. Типа любимой Оклацием — с натягиванием калиг на руки.

— Третья стража началась! — отозвался Тиресий.

Он вновь появился — уже с зажженным факелом.

— Иди, буди Адриана. Скажи: надо как можно скорее штурмовать крепость.

— В третью ночную стражу? Да ты с ума сошел!

— Пока дойдем до стен, пока подтянем таран и лестницы, уже рассветет. А времени почти не осталось.

— Адриан не может приказать штурмовать Сармизегетузу — только император, — возразил Приск.

— Почему бы солдатам не собраться и не заорать: на штурм! Неужели Траян не уступит своим бравым воякам? — В голосе Тиресия слышалась странная издевка. И еще — боль. — Торопись!

Вояки, разумеется, идти на штурм не хотели. Но Первый легион Минервы, поднятый по тревоге, воспламененный зажигательной речью Адриана и ошалевший от недосыпа, усталости и окриков центурионов, вдруг в самом деле завопил: «На штурм! На штурм!»

Построенные в боевые порядки когорты двинулись к осажденному городу, выкрикивая: «Да здравствует Траян!» и «На штурм!»

Адриан явился к императору с известием: он не может сдержать рвущихся в бой легионеров.

Траян улыбнулся — ему понравился этот дерзкий порыв.