Берлинский дневник (1940-1945) - Мария Васильчикова

После обеда мы поехали на поезде в Бад Ишль и навестили Штарембергов. Геза заехал за нами, и мы отправились в Бад Аусзее. У мамаши Эльц нет никаких известий ни от кого из сыновей, но говорят, что Альберт, скрывается в лесу где-то поблизости.

Суббота, 7 апреля.

Завтрак в семейном кругу, затем прогулка с детьми в поисках одуванчиков. Из них получается превосходный салат. Потом парикмахерская. Стефф Адамович готовит на всех нас, а это нелегко, поскольку ни у кого из нас нет продовольственных карточек.

Гмунден. Воскресенье, 8 апреля.

В церкви сегодня утром было много беженцев из Вены — семейства Гогенлоэ, Пальфи и прочие. После обеда Пеячевичи отвезли Сизи Вильчек и меня обратно в Бад Ишль. На дороге нас остановила эсэсовская застава. Мгновенный страх! Геза предъявил свои фальшивые документы. Они потребовали наши. В моих документах значилось, что мне надлежит следовать в Шварцах-Санкт-Файт, а это совсем в другом направлении, и они сразу насторожились. Они стали цепляться к датам и поинтересовались, почему я до сих пор так далеко от места назначения. Я объяснила, что выехала из Вены значительно позже даты, указанной в моем предписании. В конце концов командовавший патрулем сержант сказал, что если бы он был не таким добрым, то выволок бы меня из машины и послал рыть окопы. Я разозлилась. «Полагаю, — ответила я, — что сейчас, на шестом году войны медсестрам найдется более полезное применение». Диалог был не из приятных, и путь мы продолжали в подавленном состоянии. В Бад Ишле Сизи и я сели на поезд в Гмунден. Теперь мы собираемся день-другой отдохнуть.

Понедельник, 9 апреля.

Погода прекрасная. Мы греемся на солнце, расположившись на террасе Кенигин-виллы, откуда открывается чудесный вид на озеро и горы. Сизи Вильчек должна явиться в свой госпиталь в Гмундене уже совсем скоро.

Сегодня в отеле «Шван» мы встретили Эрбахов. Князь Эрбах был последним германским послом в Афинах, его жена Эржебет — сестра Каталин Кински. Они только что бежали из Венгрии. Они рассказали, что эсэсовцы задержали Каталин в Линце и конфисковали все, что она везла с собой из самой Венгрии в надежде прокормить этим детей, пока не кончится война — главным образом ветчину, муку и колбасу. Эрбахи могут пробыть в отеле всего одну ночь и не знают, как им быть. Нам очень неловко, что мы живем здесь так, относительно говоря, роскошно; но без разрешения Ганноверов (а они все в Германии) мы не осмеливаемся никого у себя селить.

Вторник, 10 апреля.

Сизи Вильчек поговорила с главным врачом так называемого Камберлендского госпиталя, расположенного рядом с нами; он предложил ей там работать. Это будет гораздо удобнее, ведь всего-то и надо, что пройти через парк, — но она колеблется: у них не оперируют, а она всю войну проработала в хирургии.

Среда, 11 апреля.

Полковник, семья которого живет здесь над конюшней, приехал из Ламбаха повидаться со своими. Он считает, что война кончится самое позднее через две недели, и не советует мне ехать в Шварцах-Санкт-Файт. Он командир шпренгкоммандо (взрывной команды) и часто видится в Линце с гауляйтером Айгрубером — фактическим королем этой части Австрии. Айгрубер — на редкость отвратительный тип, без конца разглагольствующий о «сопротивлении», «чести» и так далее.

Мы теперь узнали, что никто из наших раненых в Шварцах-Санкт-Файт не попал: добрались туда только младшие сестры и кое-кто из врачей. Но у меня на руках предписание, и, хотя я предпочла бы оставаться здесь и встретить Zusammenbruch[240] в кругу друзей, покамест благоразумнее подчиниться. Часть пути я проделаю с Гезой Пеячевичем на его машине.

Четверг, 12 апреля.

Полковник отвез Сизи Вильчек и меня на станцию Гмунден, поскольку несмотря на то, что часть моих вещей отправлена заранее, сумки у меня все-таки очень тяжелые. Маленький местный поезд на Санкт-Гильген был так переполнен, что мы впихнули свой багаж внутрь через окна и простояли на самой нижней ступеньке вагона, крепко держась за что только могли. Подошел кондуктор и заставил нас слезть; мы обежали поезд кругом и, как только он тронулся, взобрались на ступеньку с другой стороны. Сизи стояла одной ногой на ступеньке одного вагона, а другой — на ступеньке другого. Мы помчались вперед, умирая от страха. Спас нас какой-то военный врач, он вспрыгнул на поезд позади нас, а иначе мы непременно слетели бы с нашего ненадежного насеста, зацепившись за торчащую ветку или за стены узкого туннеля. В Санкт-Гильгене нас встречали на станции Геза и Али.

В этот день в Уорм-Спрингс (штат Джорджия) умер президент Рузвельт.

Пятница, 13 апреля.

Дорога в Радштадт совсем истрепала нам нервы. Повсюду заставы: то армейская фельджандармерия, то СС. Эсэсовцам Геза предъявлял свои фальшивые гестаповские документы, фельджандармерии — свой хорватский дипломатический паспорт. Поскольку армия и СС терпеть друг друга не могут, ему приходилось глядеть во все глаза, чтобы не спутать тех и этих. Это не так легко, потому что издалека их форма практически неразличима. Нам сказали, что за Фушлем (резиденцией Риббентропа) заставы на дорогах особенно строги: несколько машин конфисковали, а ехавших на них высадили. На одной из эсэсовских застав эсэсовцы угрожающе собрались вокруг нас, но, увидев документы Гезы, дали знак проезжать со словами: «Kolonne der Geheimen Staatspolizei»[241] и даже сочувственно посоветовали остерегаться: одного человека, их товарища, только что застрелил водитель, переодетый фельджандармом, и теперь они его разыскивали.

Мы добрались до Радштадта как раз вовремя: я едва успела вскочить на подножку отходящего поезда. Он уже тронулся, когда Геза бросил мне пачку продовольственных карточек. Через час я была в Шварцах-Санкт-Файте. По дороге мы проезжали через место, называемое Бишофсхофен, и меня поразила колючая проволока, натянутая по обе стороны путей. Оказалось, что это лагерь для русских или поляков; они собрались у ограды и безучастно глядели на нас.

Сам Шварцах-Санкт-Файт — крохотная деревушка, зажатая со всех сторон сумрачными некрасивыми горами. Приехала я туда в шесть часов. Мне сказали, что главный врач д-р Тимм ужинает где-то в гостинице и велел явиться туда. На рыночной площади я налетела прямехонько на сестру Агнес и еще двух сестер; все трое были в прелестных «дирндлях» (баварских деревенских платьях). Сестра Агнес радостно завизжала, увидев меня, и выложила мне местные новости: все стоит, никакой работы не будет еще две недели, здешний госпиталь разделен на два соперничающих клана, один из которых переехал в Бад Гастайн…