Тридцать девять и девять (СИ) - Джим Вестван

ровно подбритая щетина подчеркивает бледность кожи. И то, что мощная грудь у него основательно заросшая, четко видно из-за светлого ворота, и даже глаза его черные густо опушены и смотрят так пристально, будто насквозь все видят. Не много докторов встречала в своей жизни Элина, но то, что перед ней нечто выдающееся, стало ясно с первого взгляда. Такую породистую, благородную гориллу раз увидишь — в жизни не забудешь, а если ко всей этой роскоши ощущение от его мягкой руки прибавить…

— Нет, посидите еще! — схватила Эля его ладонь обеими руками поверх укрывающей ее простыни, прижимая к своему животу. — Так хорошо… — блаженно закрыла она глаза, чувствуя себя совершенно комфортно и расслабленно. — Так тепло!

— Ладно, пошла я твоего мужа вызванивать, — своей типичной скороговоркой сказала Стельникова, заставив Элю снова открыть глаза.

Ленка была одета в белый медицинский халат и, уже стоя за спиной у врача, ободряюще Элине подмигивала. Снова переведя взгляд на лицо чудесного доктора, Эля, счастливо улыбнувшись, сообщила:

— Я еще не замужем.

— Какая удача, — тяжело вздохнув, произнес тот в ответ под ехидный смешок выходящей из палаты Стельниковой. — Что с наследником решать будем?

Он спрашивал совершенно бесстрастным, даже скучающим тоном, и Элина не совсем понимала, он шутит или действительно ждет от нее ответа. На всякий случай она сказала:

— У меня, вообще-то, не может быть детей.

— Вот как?! — изумился он, выразительно приподняв брови. — Это твердая принципиальная позиция?

— Это диагноз. Еще из Лондона.

— А-а, ну если из самого Лондона! Будем срочно телеграфировать, чтобы прислали новый. Их диагноз уж дней десять как устарел, — снова вздохнул доктор, все-таки убирая с ее живота руку и пересаживаясь к стоящему у противоположной стены столу.

— В смысле, дней десять? — не могла поверить в услышанное Элина и тихо пробормотала: — Это с первого раза, что ли… Это точно? — повернулась она к врачу, который уже что-то писал в формуляре. — У меня будет ребенок?

— Неточно, — серьезно ответил тот, не отрываясь от своего занятия. — Пока из подтвержденного — только беременность.

— Но я хочу его родить! — постепенно осознавая происходящее, взволнованно произнесла Элина. — И мне срочно надо в Москву.

— Ну, тут уж или родить, или в Москву. Боюсь, мы с ним, — указал он глазами в направлении укрывающей ее живот простыни, — про Москву не договоримся. Уж больно несговорчивую штучку вы рожать придумали.

И так ясно вдруг все стало Элине, и так от его слов спокойно. И не нужно больше никаких принимать решений… Эля помолчала, нахально его изучая, и когда он наконец на нее посмотрел, изобразив вопрос на красивом лице, снова мило ему улыбнулась:

— А как вас зовут?

— Игорь Васильевич я, — с легким поклоном чинно произнес он, и Эля прыснула, не сдержавшись: уж больно метко был скопирован образ государя из известного фильма. «Рюриковичи мы», — так и напрашивалось добавить, и это было бы абсолютно органично!

— А я Элли Грейс…

— Ага, Грейс! — беззастенчиво влезла в их разговор снова вошедшая в палату Ленка. — Скоро кое-кто приедет и расскажет тебе и про Грейс, и про не замужем. Мало не покажется!

— Ты нашла Данила? — удивилась Элина недолгому отсутствию Ленки.

— Да что его искать-то! — отмахнулась Стельникова. — Все места известные!

***

Давыдов просто заставить себя не мог вернуться в свою квартиру, чтобы снова увидеть это сосредоточенное, отстраненное лицо оставляющей его Эли, снова услышать от нее шаблонные фразы о важности престижной работы и о том, что нет ничего страшного в их временном расставании. Еще на скамейке, выплеснув со слезами переполнявшие его эмоции, он почувствовал себя просто полностью опустошенным, словно все силы отдал в начисто проигранной битве.

Засунув руки в карманы, он не спеша прошел вдоль набережной, глядя на серые холодные волны неспокойного моря, и, начиная замерзать на пронизывающем ноябрьском ветру, свернул к известному магазину. Пить совершенно не хотелось. Вообще ничего не хотелось, но не идти же к другу с пустыми руками.

«Можно к тебе, Арсен?» — приготовился сказать Давыдов, позвонив в знакомую квартиру и стоя на лестничной площадке с совершенно убитым видом, как вдруг полностью одетый Магрипов распахнул дверь настолько быстро, что, казалось, специально возле нее дежурил.

— Наконец-то, ара! Где тебя носит столько времени? Поехали, поехали, машина во дворе! — настойчиво толкал он к лестнице ни черта не понимающего Давыдова. — По дороге все расскажу!

Данил невольно смотрел на сумеречное небо через лобовое стекло старенького магриповского жигуленка, пока они неслись к знакомому роддому, и, как бы убедительно ни рассказывал Арсен о том, что именно сообщила позвонившая ему Ленка, боялся полностью поверить в происходящее.

Эля его не обманывала, она была уверена, что детей у них не будет, и так горько от этого плакала… А теперь, оказывается, уже целых десять дней, как она беременна, с самого первого дня их встречи, с того самого чудесного дня, когда вернулось счастье в его жизнь! Поверить невозможно… Его маленькая капризная девочка теперь будет отращивать животик и никуда больше от него не денется! Ленка сказала Арсену, что есть угроза срыва беременности, и теперь Эля как минимум две недели будет находиться в стационаре. Две недели! Этого точно хватит, чтобы попрощаться с ее любимой работой, и что бы там дальше с этой беременностью ни случилось, Данил больше никуда ее не отпустит!..

— Все! — констатировала Ленка, услышав шум скандала в больничном коридоре. — Папочка прибыл. Боевая тревога.

— Эля! — ворвался в палату Давыдов, оставив позади стаю медсестер, пытающихся рассказать ему что-то о времени для посещений, обязательности халата и правилах поведения в лечебном учреждении. — Элина, девочка моя любимая! — мгновенно присел он возле кровати, схватив ее хрупкую ладонь обеими руками. — Тебе больно? Что у нее?.. — резко обернулся Давыдов и мгновенно осекся, застыв с выражением крайнего изумления на лице.

Ответная гримаса привстающего со стула доктора казалась его точным зеркальным отображением.

Данил выпрямился тоже, они оказались лицом к лицу, так же близко, как неделю назад перед водительской дверцей серебристого «Мерседеса».

— Я не понял… — растерянно произнес Данил, первым нарушив молчание. — Ты что, врач?!

— Ну, извини! — пожал плечами знакомый небритый гангстер. — Я не специально. Но я уже увольняюсь, честное слово! — с искренностью в голосе заверил он Давыдова и, видимо, для убедительности приложил руку к груди. — Клянусь, коммунист, я уже заявление отнес!

— Э, как это? — вдруг подала голос Элина, приподнявшись на локтях, и когда Данил к ней повернулся, безапелляционно произнесла: — Я без него, — указала она на доктора пальцем, — никого рожать не буду.

— Начинается!.. — закатила глаза стоящая возле окошка Стельникова. — Хоть