Скорпика - Грир Макаллистер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместо того чтобы ответить на обращение королевы, Сессадон, повернув голову, громко и четко обратилась к Эминель через плечо:
– Во-первых, я сломаю ей запястья.
Руки колдуньи вытянулись вперед, рассекая воздух, и даже со своего места Эминель услышала тошнотворный треск костей.
Королева закричала от боли, как будто ее горло было охвачено огнем.
Затем она подняла свои руки, болтавшиеся под немыслимым углом. Вскричав во второй раз, еще громче, она вернула кости на место.
– Старуха, – сказала она. – Если ты думаешь, что я не могу вынести немного боли, то ты не представляешь, кто я на самом деле.
– Это она, – вслух объявила Сессадон, – не знает, кто я на самом деле.
Еще одна волна магии прокатилась по воздуху, на этот раз видимая, между колдуньей и королевой.
Эминель насторожилась, но королева не выглядела обеспокоенной. Она казалась даже слегка веселой, как бы беззаботно гадая, что будет дальше.
– Я подожгу ее, – сказала Сессадон серьезным, но на этот раз достаточно громким голосом, чтобы его услышала Эминель.
Королева действительно вспыхнула. На этот раз не было даже крика, когда огонь превратился в неестественное зеленоватое свечение, а гладкая кожа королевы все еще была видна сквозь марево. После еще одной вспышки пламени словно и не было.
Сессадон улыбнулась, и Эминель поняла: приближается настоящий смертельный удар. Она должна была быть там. Так и будет.
Одним лишь крохотным движением пальца невидимая Эминель опустила щит и прыгнула в разум королевы. Эминель так давно ждала этого момента, и она не упустит его, даже после предупреждения Сессадон, как бы ни был велик риск.
«Вот, – со злобным восторгом шипела Эминель королеве. – Вот что происходит. Ты заслужила эту участь. За убийство Джехенит из Адажа».
И она услышала ответ королевы, ясный как день:
«Твоя мать? Я даже не знала, что она умерла».
Время для Эминель тянулось, расширялось, рушилось. Она, потрясенная, не могла думать ни о чем, кроме чистого удивления от искренних мыслей королевы.
Ее собственный разум был пуст, тело застыло. Каждый вдох тянулся бесконечно долго.
Затем Сессадон тихо сказала:
– Теперь она будет таять изнутри.
Под ребрами королевы словно застрял раскаленный уголь, но это был не уголь, и горел он не только там, где касался. Он жег повсюду.
– Ее тело не сгорит, – бесстрастно добавила Сессадон. – Но ее разум верит в то, что огонь настоящий.
Эминель почувствовала то же самое, что и королева, когда ее мысли вылились в чистую боль, чистый ужас, и больше уже не было ни слов, ни мыслей, и лишь мгновения спустя не стало и королевы.
* * *
Эминель склонила голову, когда Сессадон надела на нее изящную псаму, тонкий черный кожаный ремешок на шею, яркое стекло кулона упало точно между двумя изгибами ее маленьких грудей.
– Вот, – сказала Сессадон. – Тебе очень идет.
Эминель зажала псаму между большим и безымянным пальцами. Стеклянная подвеска была не больше первого сустава ее мизинца. Как и все псамы, она имела форму символа бесконечного хаоса: две капли слез, соединенные в самых узких местах. Но это была необычайно маленькая псама, тонкая и изящная, предназначенная для того, чтобы незаметно исчезнуть. Эминель даже не могла разглядеть песок внутри, но она знала, что он там есть.
– Я никогда не носила такую псаму.
– Так и должно быть, – ответила Сессадон. – Она была предназначена для тебя.
Теперь Эминель разглядела на стекле небольшое темное пятно. Похоже, это была кровь, засохшая, коричневая и запекшаяся. Но она наблюдала за смертью королевы Арки как со стороны, так и из разума ее врага, и у женщины не пролилось ни капли крови. Должно быть, эта кровь принадлежала кому-то другому, и появилась когда-то давно.
У самой Сессадон не было псамы, что не преминула заметить Эминель.
Колдунье не нужно было черпать силу из песка. Теперь Эминель знала, хотя и не должна была знать, что причиной тому было кварцевое сердце в груди Сессадон. Сила, которую оно отдавало Сессадон, никогда не иссякнет, никогда не угаснет. Она нуждалась в псаме не больше, чем Бастион в ведре гравия.
Изящные руки колдуньи потянулись к Эминель, и теперь, чтобы не вздрогнуть, ей потребовалось все самообладание, до его последней крупицы, которая не питала ее магию. Одной рукой колдунья подняла псаму. Другой оттянула ткань туники Эминель от шеи, меньше чем на расстояние вытянутой руки. Колдунья плавно опустила стеклянный кулон, чтобы он лежал под тканью, а не поверх нее.
– Пусть это останется в тайне, – сказала она. – Пока что.
Эминель ответила – ее голос был настолько ровным, насколько это было возможно:
– Скоро все поймут.
– Когда придет время, да, – согласилась колдунья. – Все поймут.
Они были одни, или почти одни. Элегантная повозка, в которой они ехали, грохотала на высоких колесах. Тонкие паутинки занавесок на окнах колыхались на ветру и то поднимались, то опадали. Дорожная карета королевы Арки была в высшей степени роскошной, с богатой отделкой. Ее скамьи были обложены глубокими подушками. Можно было часами разглядывать замысловатые узоры на потолке и постоянно открывать для себя что-то новое. Заколдованный кувшин с чистой прозрачной водой, стоявший на столике, никогда не иссякал; рядом с ним стояла чаша с идеально созревшими фруктами: груши были самыми спелыми, какие Эминель когда-либо видела, а яблоки – пунцовыми, без единого пятнышка. Были ли эти фрукты волшебными или натуральными, Эминель не знала, но когда Сессадон выбрала грушу и впилась в нее зубами, аромат грушевой мякоти благоухал в воздухе.
У Эминель, однако, не было аппетита. Возможно, она больше бы наслаждалась комфортом кареты, если бы в ней не находилась мертвая королева Арки. Ее тело Сессадон оживила, чтобы провести от шатра к карете. Лежавшая на противоположном сиденье и выглядевшая свежей, как живая, с синей стеклянной змеей королевской власти, все еще висевшей на ее бессильной шее, королева была неприятным спутником.
Откровения последних минут жизни королевы тяжело дались Эминель. А сведения, которые она извлекла из разума Сессадон после этого, заставили ее оцепенеть. Как только она узнала, что королева не убивала Джехенит, Эминель поняла, что есть только одна причина, по которой Сессадон могла придумать эту ложь. Она не могла больше придерживаться их соглашения. Она пробралась в разум своей наставницы, как вор, и вырвала правду.
Сессадон была названа так не в честь древней колдуньи в изгнании; она и была ею, воскресшей и одержимой властью, и представляла опасность для всех
