Второй фронт. Антигитлеровская коалиция: конфликт интересов - Валентин Фалин

Первый ясен: во Франции, Бельгии и Голландии вермахт располагал ограниченным количеством сил и боевой техники для отражения широкомасштабного вторжения. На момент высадки союзников там дислоцировались по номинальному счету 58 дивизий рейха, объединенных в группы армий «Б» и «Г». Почти во всех дивизиях недокомплект достигал 20–30 процентов, а более 20 дивизий состояли из солдат старших возрастов и подростков 17 лет, не прошедших надлежащей выучки. 33 дивизии относились к «стационарным» по причине отсутствия у них транспортных средств. Большинство танковых дивизий (всего – девять), вместо положенных 200 танков, имело в наличии по 90-120 боевых машин. Войска были лишены прикрытия с воздуха. При десантировании союзники превосходили немцев по самолетам в 61,4 раза. Всего у немецкого командования было на Западном фронте 526 тысяч человек в сухопутных войсках, 6700 орудий и минометов, 2000 танков и самоходных артиллерийских установок, 160 боевых самолетов.

Основные работы по укреплению обороны в предполагаемых районах вторжения начались лишь в ноябре 1943 года, когда Роммель принял поручение покончить с существовавшей неразберихой. Ввиду нехватки сил и средств фельдмаршал поощрял прежде всего подводное минирование. Общее количество расставленных взрывных устройств при нем утроилось и достигло 6 миллионов единиц. Мощные оборонительные узлы были созданы между Кале и Булонью, а также на ряде островов. Однако гарнизоны и техника укрепрайонов никакой роли в отражении десантов не сыграли, так как вторгшиеся части союзников их попросту обошли. В зоне высадки союзников фортификационные работы были выполнены лишь на 18 процентов от плана (против 68 процентов в зоне Ла-Манша).

К 12 июня 1944 года в полосе десантирования пятнадцати полноценным дивизиям сил вторжения противостояло девять немецких дивизий, понесших в предшествовавшую неделю большие потери, прежде всего из-за непрерывной обработки их позиций с воздуха и моря. Значительные силы противника сковывали французские партизаны. В конце июня союзники довели численность своих экспедиционных войск на нормандском плацдарме до 875 тысяч человек. В зоне высадки было оборудовано 23 аэродрома. В случае энергичного движения на юг и юго-восток англичане и американцы не встретили бы серьезного сопротивления: здесь фронт был фактически открыт. Случился, однако, Дюнкерк наоборот – на несколько недель союзники остановились и ограничивались акциями местного значения по внешнему обводу плацдарма.

Отсутствовал опыт крупных наземных операций? Несомненно. Много брака наблюдалось во взаимодействии родов войск, свою роль играли трения между национальными группами, входившими в экспедиционный корпус. Довлело стремление ничем не рисковать, снизить во что бы то ни стало уровень собственных потерь[811].

На неофициальных переговорах в Лондоне (1015 июня) американские и английские начальники штабов обсуждали возможность как закрепления в районе высадки, так и отвода войск, если немцы усилят сопротивление и в течение 7–8 дней нанесут мощный контрудар. Сумей командование вермахта учинить в этот момент малые Арденны или хотя бы стабилизировать оборону, что они сделали при таком же примерно количестве сил первой линии в Италии, то англичане и американцы могли бы поднять паруса и взять курс назад – на Британские острова.

Неадекватная реакция Верховного командования вермахта (ОКВ) и командования армейских группировок на начало «Оверлорда» заставляет полагать, что, помимо заговорщиков, и другие лица, занимавшие важные посты, стояли за непротивление англо-американскому вторжению, за прекращение войны на Западе до того, как Красная армия вступит в пределы Германии, Австрии, Чехословакии, Венгрии, Балканских стран. Инертность в верхнем звене лишь частично и локально восполнялась напористостью командиров на местах, действовавших, не ожидая приказов, сообразно обстановке.

Оперативная пассивность союзников в июле 1944 года, когда законы борьбы предписывали массированное использование своего превосходства и растерянности противника, была прямо-таки показной. Само собой на войне такое не случается. Штаб Эйзенхауэра досконально знал, что происходило в немецком стане. Достаточно было смять сопротивление на переднем крае, продемонстрировать на паре примеров решимость без колебаний использовать козыри союзников, и почти все определилось бы само собой. Но к чему подставлять свой лоб под хотя бы шальные пули, если не сегодня завтра фюрера должны были смести, а США и Англию пригласить в Германию в качестве спасителей от большевиков?

Все это, порознь или вместе взятое, обнаруживает внутреннюю взаимосвязь во внешне противоречивом переплетении частностей и несуразностей. Если судить по фактам, не совсем случайно бомба в ставке Гитлера взорвалась в момент, когда накопление сил на нормандском плацдарме в основном завершалось.

Восстановим в памяти последовательность событий и эпизодов. Сразу после начала высадки генерал Тресков сообщил через Лендорфа Штауффенбергу: «Покушение должно совершиться. Если оно не удастся, все равно надо действовать в Берлине. Дело уже не в практической цели, а в демонстрации перед всем миром и историей того, что движение Сопротивления отважилось на решительный шаг». Тресков настаивал на роспуске явочным порядком Западного фронта и рекомендовал Штауффенбергу немедленно отправиться во Францию, чтобы через начальника штаба группы «Б» Шпейделя убедить Роммеля принять этот план[812].

Вариант – «распахнуть брешь, чтобы позволить прорыв союзников», – обговаривался между Роммелем, Шпейделем и Штюльпнагелем еще в мае. Тройка представляла его себе не как «бесформенный развал» фронта и не как капитуляцию. Военные думали о заключении без санкции Гитлера перемирия напрямую с Эйзенхауэром и Монтгомери, по которому немцы отошли бы из оккупированных стран за «западный вал». В ответ немедленно прекращались бы воздушные налеты на Германию. Вслед за тем должны были быть начаты сепаратные мирные переговоры. Предполагалось издать обращение к немецкому народу с разъяснением безнадежности ситуации и разоблачением нацистских преступлений. После ареста Гитлера власть перешла бы к правительству Бека-Герделера-Лейшнера[813].

Согласно следственным материалам гестапо, свои подходы к Эйзенхауэру и Маршаллу, минуя немецких политиков, торили в это время Ханзен и Штауффенберг. Граф надеялся, что сработает контакт «от военного к военному», о котором О. Йон договаривался с американским военным атташе в Испании, будто бы взявшимся доставлять Эйзенхауэру все сообщения от заговорщиков[814].

Управление стратегических служб США, как отмечалось, вело курс на приспособление верхушечной оппозиции и ее программы к оперативным планам штаба Эйзенхауэра и стратегическим замыслам Вашингтона. С членами оппозиционной группы с апреля 1944 года обращались как с агентами американских спецслужб, без того, однако, чтобы немцы об этом догадывались. В самой группе «старики» пытались выстроить свою субординацию. Герделер требовал от офицеров «беспрекословного исполнения приказов» и никакого вмешательства в политику[815]. К. Штауффенберг твердо отклонил подобные притязания и, насколько позволяют судить документы, до конца июня держался взгляда, что Германия в состоянии успешно сыграть на разногласиях между западными державами и СССР и, если момент для устранения Гитлера не будет пропущен, новая власть, опирающаяся на вермахт, может стать весомым фактором в европейском раскладе сил.

Исходя из этого, К. Штауффенберг выступал против зауженного «западного решения», предполагавшего лишь отказ от сопротивления войскам США и Англии во Франции и содействие безоговорочной оккупации ими территории всей Германии. Он, констатирует Э. Целлер, верил в возможность перемирия, а не капитуляции на Западе, чтобы продолжать сопротивление на Востоке. К. Штауффенберг не был особенно высокого мнения об искусстве западного военного командования, что в контрасте с его оценками советских операций также давало пищу для вычислений, в какую сторону в конце концов полковник может склониться[816].

Роммель сблизился с Беком и другими заговорщиками в феврале 1944 года на им самим сформулированных условиях. Фельдмаршал возражал против физического устранения Гитлера. Он считал достаточным сместить его (с последующим возможным преданием немецкому суду), да и то лишь в случае отказа фюрера немедленно прекратить войну и добровольно уйти в отставку. Если бы, однако, попытки урезонить главу режима потерпели неудачу, Роммель не исключал «самовольных действий». До начала вторжения заметных шагов в осуществлении этих своих размышлений он не предпринимал: смущал Рундштедт, не желавший нарушать «солдатский долг».

29 июня 1944 года Рундштедт и Роммель доложили Гитлеру «деловую» оценку положения: наличными силами организовать оборону на Западе невозможно, и войну надо считать проигранной. «Пораженческие» настроения стоили Рундштедту поста главнокомандующего Западным фронтом. Его преемником стал (7 июля) Клюге.