А до Берлина было так далеко... - Василий Шатилов

Командир корпуса приказал атаковать всеми имеющимися силами, а для этого ввести в бой второй эшелон — 232-й полк вместе с 239-м танковым.

К 11.00 части вышли на исходный рубеж атаки, артиллерия заняла огневые позиции. После короткого артиллерийского налета по опорным пунктам врага вперед пошла пехота с танками.

На правом фланге 171-го полка дела шли хорошо. Первый батальон обошел с севера деревню Каменка и захватил Лужки, отрезав пути отхода врагу. Рота старшего лейтенанта Кузнецова ворвалась в траншеи, перебила в рукопашной схватке фашистов и двинулась навстречу роте старшего лейтенанта Сомова. Гитлеровцы оказались в кольце.

А вот на стыке 171-го и 232-го стрелковых полков складывалась сложная обстановка. Рота старшего лейтенанта Колонтая отбивала контратаку за контратакой и была оттеснена превосходящими силами противника.

Вот как об этом бое позже рассказал старший лейтенант Иван Трофимович Колонтай:

— Утром 23 февраля рота стремительным рывком преодолела открытое поле. Противник обнаружил нас и обрушил огонь со стороны деревни Погребцы. Трех бойцов ранило, один был убит. Я к ним немедленно направил санитаров.

Метель свирепствовала, и я опасался, как бы их не занесло.

Мы открыли залповый огонь. Гитлеровцы, не обращая внимания на потери, подползали все ближе и ближе к нам, стали забрасывать гранатами. Мы ответили тем же.

Вскоре гранатный бой стал затихать. В это время пришел к нам в роту командир батальона майор Бурмистров. Спросил, почему не наступаем. Я доложил, что в деревне Погребцы фашисты.

— Как так? — удивился Бурмистров. — Батальон Чабоненко занял Каменку. Не может быть, чтобы в Погребцах были немцы. Поднимайте роту в атаку.

Сам Бурмистров в цепи вместе с бойцами пошел в атаку. Гитлеровцы увидели цепь, открыли сильный огонь. Рота залегла, достигнув насыпи железной дороги. Тут комбат, очевидно, понял: без артиллерии из Погребцов не выбить противника. Попросил командира полка дать огонь по опорному пункту Погребцы. Вскоре орудия заработали. Рота проскочила железную дорогу и ворвалась в деревню. Бурмистров бежал среди бойцов.

— Давай! Давай! Вперед! Еще один рывок, и деревня вся наша, — подбадривал он бойцов.

В этот момент из-за угла дома ударила длинная автоматная очередь. Сергей Иванович Бурмистров схватился за грудь и упал. Я подбежал, склонился над ним и услышал:

— Вперед, ребята…

Это были последние слова майора Бурмистрова.

Мне позвонил командир 232-го полка полковник Емельянцев и доложил о гибели отважного командира батальона.

— Майор Бурмистров? Бурмистров! Не верю! Не верю! Не может быть! — почти закричал я в трубку, ударил кулаком по столу так, что подскочили карандаши на карте, и отвернулся к стене. Какой-то кашляющий звук вырвался у меня из горла, но я взял себя в руки и хрипло спросил: — Кто принял батальон?

— Капитан Григорий Васильевич Бахаров…

В этом же бою погиб и младший лейтенант Виктор Дмитриевич Сидоренко.

Бурмистрова и Сидоренко похоронили неподалеку от деревни Каменка. Я приезжал проститься с ними.

У свежей могилы заместитель командира полка по политчасти С. Ф. Лаванюк сказал:

— Долг каждого отомстить врагу за Сергея Ивановича и Виктора Дмитриевича. Так поклянемся беспощадно бить врага, гнать его с русской земли.

Прогремел прощальный залп. Наступила минута молчания. О чем думал каждый в этот миг? О многом. И о тех, кто совсем недавно был рядом, а теперь уже больше никогда не увидишь их взглядов, улыбок, никогда не услышишь их голосов…

Тем временем нам удалось разгромить фашистов в опорных пунктах Каменка, Лужки, Бабино и Общество Хуторов. Гитлеровцы понесли большие потери, бросили на поле боя много различного оружия. В плен было взято 49 солдат и офицеров.

Но впереди противник удерживал еще два опорных пункта — Филипповну и Суки. Филипповна — крупный узел сопротивления — оборонялась пехотным батальоном, поддерживаемым огнем дальнобойной артиллерии.

Опорный пункт Суки оборонялся гарнизоном силою до роты и пятью танками.

Я с оперативной группой на машинах выехал к селу Филипповна на новый наблюдательный пункт. Пурга продолжала свирепствовать. Машины с трудом преодолевали заносы. Подъехали к избе.

Навстречу вышел полковник Емельянцев. Провел в дом. Отогревшись, тотчас приступили к делу. Разобрались в обстановке вначале по карте, а потом вышли на высотку, но с нее через снежную пелену плохо просматривались позиции врага.

Пока я с Емельянцевым разбирался в обстановке, на НП прибыл командир 171-го стрелкового полка, командиры артиллерийских 1186, 701, 110 и 239-го танкового полков.

Провели короткое совещание, на котором решили под прикрытием метели подтянуть на исходное положение дополнительные подразделения, поставить орудия сопровождения на прямую наводку, вывести танки ближе к передовой на огневые позиции, расставить минометы.

Главный удар спланировали нанести 232-м стрелковым и 239-м танковым полками юго-восточнее Филипповки в тесном взаимодействии со 171-м полком, наступающим с северо-востока при огневой поддержке 701-го гвардейского и 110-го минометного полков.

Перегруппировка частей и подразделений проводилась в трудных условиях мешал глубокий снег.

Как только наступающие части доложили о готовности к атаке, артиллерия открыла огонь по оборонительному узлу Филипповна. После артналета стрелки и пулеметчики пошли в атаку, окружив населенный пункт. Своевременно подоспели танки 239-го полка. Батальоны капитанов Чабоненко, Бахарова и майора Щеглова ворвались в Филипповку. Гитлеровский гарнизон был разгромлен. Дорога к городу Дно была свободной. 232-й полк, не останавливаясь, наступал на станцию Дно-3.

Опорный пункт Суки был захвачен подразделениями 140-го полка. В нем комендант штаба подготовил наблюдательный пункт командира дивизии.

С оперативной группой отправились туда. Проехали деревеньку Пустошь. Около крайней избы увидели местных жителей. Среди них стоял заместитель по политчасти командира 232-го полка майор С. Ф. Лаванюк и беседовал с собравшимися.

Я вышел из машины, поприветствовал их и поздравил с освобождением. Нельзя было не обратить внимания на их изнуренный вид. Худые, оборванные, они испытали на себе фашистскую оккупацию. Разговорившись, жители наперебой высказывали наболевшее…

— Грабили, мучили, насиловали, убивали, вешали, издевались, изверги…

Ко мне подошла женщина. Ее лицо было усеяно морщинами, а выяснилось, что женщине всего 32 года. Она рассказала обо всем, что с ней случилось.

— Изба, где я жила, была обыскана. Фашист доложил об этом своему офицеру. Тот приказал обыскать еще и двор… Вскоре солдат вернулся, неся поросенка. «Режь», — закричал он мне и направил на меня автомат.