Дочери Лалады. Книга 2. В ожидании зимы - Неизв.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да как-то не было в том надобности, – на глазах трезвея, пробормотал Искрен. – Оттуда никто и никогда нас не тревожил – отродясь такого не припомню. Ты думаешь…»
«Думаю, – кивнула Лесияра. – А чтобы ты убедился воочию, я нарочно взяла с собой мой вещий меч. Ежели хочешь, могу показать его в действии, но для этого лучше будет выйти из шатра».
«Ох, – крякнул Искрен, поднимаясь. – Идём. Не каждый день доводится лицезреть такое диво!»
«Поверь, я бы всё отдала, чтобы ни тебе, ни кому-либо иному не пришлось на это смотреть», – проронила княгиня.
Морозный полог ночи раскинулся над их головами. Потрескивали светочи, вполголоса переговаривались поблизости дружинники, а в ноздри Лесияре вновь ударил холодно-стальной, гибельный запах, который источали сани с добычей. Это близкое присутствие смерти жутковато перекликалось с далёкой угрозой, таившейся на востоке.
«Смотри же, князь, – сказала Лесияра, вынимая из ножен меч. – Будь готов к тому, что с клинка, как из свежей раны, потечёт кровь. А когда я буду поворачивать его по сторонам света, кровотечение усилится с той стороны, откуда грядёт опасность».
Поймав отблеск света, клинок холодно засиял, замерцали драгоценные камни на рукояти; Искрен, как заворожённый, не отрывал взгляда от чудесного меча. Быстрая кровавая капель запятнала снег угрожающе-яркими алыми пятнами, и у князя явственно шевельнулись волосы на голове. Алые ручейки змеились по мечу, собираясь на острие в единую струю, а когда меч вещим указателем пронзил ночь в восточную сторону, Лесияра ощутила в руке дрожь. Кровь захлестала так, что Искрен отшатнулся, а княгиня с изумлением поняла, что трясётся не её рука, а сам меч гудит от натуги. Никогда прежде клинок так себя не вёл, и Лесияра на несколько мгновений окаменела. Нарастающий гул отдавался под сводом её черепа, втекая ей в голову зловещим эхом и расползаясь по плечам паутинно-мерзкими волнами мурашек.
«Что за…» – начала было княгиня.
Высокий, хрустально-светлый звон вонзился ей в сердце… Это был голос меча, который сам собою разлетелся на куски – в руке Лесияры осталась только рукоять с обломком клинка. Это зрелище накрыло княгиню колпаком горестного ужаса, как если бы она увидела разом всех своих любимых и близких обезглавленными. Обломок торчал нелепо и жутко, а вместе с ним треснуло и сердце Лесияры… Её колени подогнулись и впечатались в окровавленный снег. Губы Искрена шевельнулись, но княгиня ничего не слышала из-за вопля в своих ушах – острого, кровавого, язвящего. Кричало всё: тёмное небо, деревья, звёзды, снег… Свиваясь воронкой, крик засасывал душу, корёжил и уродовал её.
Первой ласточкой сквозь вселенную чёрной боли пробилась мысль: не ранили ли кого-нибудь обломки? Найти, срочно найти и собрать дорогие останки, перерыть снег хоть во всём лесу, а найти! Озираясь плывущим от солёной пелены взглядом, Лесияра поднялась на ноги… Чу!.. Что-то сияло прохладно-лунным, серебристым светом. Что это? Звезда, сорвавшаяся от горя с неба? Метнувшись к источнику света, Лесияра запустила в снег дрожащие пальцы и едва не порезалась: на её ладони в лужице талой воды сиял горячий обломок клинка – острие.
Как безумная, Лесияра металась по поляне, выискивая в снегу мерцающие обломки. Она сама нашла ещё два, третий ей поднёс Искрен, чьего голоса она всё ещё не слышала, оглушённая всеохватывающим скорбным криком.
…Голоса зятя она не слышала, а вот жалобный скулёж, срывающийся в хрип, пробился к её заложенным ушам: к ней шагал бледный княжич Ростислав, неся на вытянутых руках раненого медвежонка. В боку пушистого малыша торчал ещё один обломок меча, чудом не угодивший в княжича.
«Что это? Откуда? – услышала она наконец прерывающийся от волнения юношеский голос. – Спасите его, сделайте что-нибудь! Он же умрёт!»
Страдания маленького зверька, стонавшего и пищавшего голосом человеческого младенца, окончательно сдёрнули с души Лесияры кокон глухоты и горестного онемения. Сердце облилось горячей волной боли, а руки княгини обагрились звериной кровью.
«Сейчас, – пробормотала она, принимая детёныша у Ростислава. – Иди сюда, маленький… Прости, прости меня!»
«Спаси его, государыня Лесияра, – со слезами в голубых глазах умолял княжич. – Он же такой маленький, только на свет народился, ему рано умирать!»
Лесияра делала всё, что могла. Обломок привнёс в рану совсем немного оружейной волшбы – всего двух «червей» она поймала и вытянула из истекающего кровью беспомощного тельца. Если бы не целебная сила, которой белогорская княгиня сразу же окутала кроху, его рана была бы смертельной: обломок длиной в полтора пальца вошёл в его бок почти полностью. Кровь унялась, малыш задышал ровнее, и Лесияра отдала его Ростиславу:
«Всё, через пару дней будет здоров. Устрой его удобно, в тепле и полном покое. Кушать ему нельзя, пока рана не заживёт, только язычок водой можно смачивать».
Бережно приняв медвежонка у княгини, юноша ожесточённо процедил:
«Ненавижу травлю… Хоть плетьми меня сечь прикажи, а не поеду больше с тобою!»
Взгляд, которым он обменялся с Искреном, сказал Лесияре о многом. Бросив эти дерзкие слова своему облечённому властью родителю, Ростислав убежал с медвежонком, а Искрен покачал головой.
«Звериную травлю не любит, оружия боится, – хмыкнул он. – Его бы в светлицу, за рукоделие – там, с девками, ему самое место. Старшие мужчинами выросли, а этот… Тьфу!»
«Мужчину мужчиной делает не любовь к кровавым забавам, друг мой Искрен, – сказала Лесияра. – Мальчик любит зверей, а ты пытаешься заставить его их убивать… Так ты из него воина точно не воспитаешь».
Больше в снегу ничего не светилось, и она, не церемонясь, пошла по шатрам. Шестой осколок застрял в подушке, на которой спал крепко выпивший старший княжич Велимир, а последний, седьмой, она долго не могла найти, пока не заглянула в шатёр к главному княжескому ловчему. Тот сидел бледный, с мокрым пятном на груди и блестящей от капель курчавой тёмно-русой бородой, а в руке сжимал кубок.
«Н-н-ни х-хрена себе опохмелился», – заикаясь, выдавил он.
В боку золотого, украшенного драгоценными камнями и жемчугом кубка торчал последний осколок меча, на который ловчий таращился круглыми от оторопи глазами. Выдернуть его удалось только клещами.
«Что же это, Лесияра? – щурясь на обжигающе-морозном ветру, спросил Искрен. – Что же за беда кроется на востоке, что даже меч твой разорвало?»
«Мертвецы встают из-подо льда, – пробормотала княгиня, вновь вспомнив сон младшей дочери. – Нынче или будущей зимой? Вот вопрос».
«О чём ты?» – непонимающе нахмурился Искрен.
Стряхнув ледяное оцепенение, Лесияра сложила осколки меча в ножны. Они провалились туда с жалобным звяканьем, и сердце княгини отозвалось гулкой тоской.
«Потому я и пришла к тебе, Искрен, – глухо молвила она. – Если что-то начнётся, то твоя земля первой примет удар. Или этой зимой, или будущей – пока неясно, поэтому готовым надо быть каждый день. Ты можешь послать своих людей в Мёртвые топи на разведку? Я бы давно своих кошек отправила, да не можем мы там находиться… А вы, люди, не так чувствительны к хмари».
«Утром же отправлю соглядатаев», – кивнул посерьёзневший и уже окончательно протрезвевший Искрен.
Было ли то действием отвара яснень-травы или следствием свалившихся посреди беззаботности недобрых новостей, но пришёл он в себя быстро. К нему вернулась ловкость движений: нырнув в шатёр, он появился оттуда с оправленным в золото охотничьим рогом, вскочил на сани с добычей и затрубил тревогу. Зовущий вдаль, окрыляющий и будоражащий душу звук разлетелся по лесу, будя людей в шатрах.
«Что случилось, княже?» – подскочил к Искрену дружинник.
«Сворачиваемся и возвращаемся домой немедленно, – приказал тот. – Поднимайте всех, будите, как хотите – расталкивайте, поливайте водою, а чтобы все были готовы выехать сей же час!»
«Домой, сворачиваемся, приказ князя!» – полетело между шатрами.
Лесияра отрешённо наблюдала за сборами и беготнёй. Торопливо сворачивались шатры, посуда и остатки снеди бросались в сани, пламя светочей трепетало, кони ржали, а княгиня слушала горькое эхо потери в своей груди. Меч… Другого, подобного ему, не было и в ближайшее время не могло появиться. Много чудесного оружия ковалось в Белых горах, а такое, с даром прорицания, рождалось раз в пятьсот лет. Причём никогда не существовало пары вещих мечей одновременно – только один, и владела им, как правило, повелительница Белых гор. Предыдущий меч, по обычаю, был «похоронен» в дереве вместе с его хозяйкой – родительницей Лесияры, княгиней Зарёй.
Лесияра вскочила в сани, откуда ей уже махал Искрен. Она могла бы переместиться мгновенно, но предпочла ехать вместе с зятем: боль требовала передышки. Укутавшись в плащ, Лесияра бережно расположила ножны с обломками меча на коленях. В княжеских санях устроился и Ростислав, из-под мехового плаща которого торчал розовый носик медвежонка. Сурово сжатые губы Лесияры невольно тронула тень задумчивой улыбки. Бег саней убаюкивал, и только остро-морозный встречный ветер не давал ей уснуть. Искрен мрачно молчал, его глаза утопали во тьме под бровями.
