Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

тогда было больше врачей-клиницистов, многие из которых обладали большим опытом. Я помню многих исключительно одаренных и квалифицированных врачей, которые уже частично отошли от дел, а мне доводилось работать с ними на начальном этапе моей карьеры. Их приглашали для проведения психотерапевтического лечения в государственные клиники, которые не справлялись с потоком пациентов. К сожалению, сегодняшние «стандарты эффективности» (основной их смысл сводится к тому, что молодые, не лучшим образом подготовленные и не обладающие значительным опытом психотерапевты обходятся дешевле) делают подобную практику невозможной.

Группа будущих молодых матерей, в которую Шэрон в конце концов включили, была составлена ее районной службой психиатрии. Судя по тому, что сообщила мне Шэрон, она была организована примерно так же, как та группа, которую создала я сама много лет назад. Меня очень порадовала эта новость, и я уговорила Шэрон рассказать об этом побольше. Она призналась, что, когда курирующая ее сотрудница социальной службы впервые сообщила ей «хорошую новость» о том, что скоро освободится место среди пациентов, посещающих сеансы групповой терапии, Шэрон это совершенно не впечатлило – главным образом по той причине, что она не знала, чего ждать. Но сотрудница по имени Лайза, пояснила Шэрон, сумела «по-настоящему вдохновить» ее. Я обратила внимание, что это был первый случай, когда Шэрон при мне сказала что-то позитивное о профессионалах, пытающихся ей помочь. Более того, в ее голосе при этом прозвучали по-настоящему теплые нотки.

Лайза была всего на несколько лет старше Шэрон и очень поддержала ее в попытках расстаться с Джейком – после того, как у них отобрали сына, он стал все чаще применять по отношению к Шэрон физическое насилие. Шэрон сумела найти новое жилье и стала участвовать в программе, цель которой состояла в том, чтобы помочь людям, имеющим проблемы с наркозависимостью. Лайза всячески помогала и поощряла ее в этом – «как подруга, понимаете?». Я вдруг осознала, что, возможно, эта самая Лайза – первая подруга в жизни Шэрон. Незадолго до того, как освободилось место в психотерапевтической группе, Шэрон познакомилась с Саймоном, и он, как и Лайза, поддержал ее намерение посещать занятия.

– Они словно сговорились против меня, – со смехом заметила Шэрон, – и я в конце концов сдалась.

Перед началом лечения ей пришлось пройти предварительный осмотр и освидетельствование у женщины-психотерапевта, которая должна была вести занятия, пояснила Шэрон, и она почувствовала, что эта женщина ее понимает. Позитивное общение и взаимодействие с ней помогли Шэрон окончательно решиться и начать еженедельно посещать групповые сеансы. Она рассказала мне, что оказалась не единственной участницей группы, у которой отобрали двоих детей, и это помогло ей в какой-то степени смириться со своим положением и немного успокоиться.

– Вы не поверите, но у одной женщины было ПЯТЕРО детей! И их всех у нее забрали, одного за другим.

– Что вы почувствовали, когда узнали об этом? – спросила я.

– Да я просто ох… – начала было Шэрон, и я решила, что сейчас она снова выругается, как нередко бывало раньше. Но она сдержалась и подобрала другое слово: – Я была изумлена.

– С чего вдруг? – спросила я.

Шэрон описала, как мать, у которой отобрали пятерых детей, очень долго рассказывала другим членам группы о том, что с ней случилось, об ужасной и, казалось, нескончаемой цепочке беременностей, ордеров о лишении родительских прав и передаче детей под опеку, судебных процессов и разговоров с полицейскими. Начало этой цепочке было положено, когда ей было всего шестнадцать лет. В конце концов она не выдержала, «разрыдалась, как ребенок», и призналась, что просто не хотела быть матерью.

– Вот так, при всех. Удивительно, – покачала головой Шэрон. Глаза ее при этом сияли.

– И что случилось потом? – поинтересовалась я. – Как на это отреагировали другие?

Шэрон довольно ухмыльнулась:

– Люди стали ее обнимать. Да, это похоже на сумасшествие, я знаю, но это было хорошо. Мы сказали ей, что она очень храбрая, раз сказала такое, понимаете? А потом все начали ей аплодировать. Это, наверное, звучит смешно – как же, человек сказал такое, а ей аплодируют. Но в этом был смысл, клянусь.

Я согласилась с тем, что в этом, наверное, действительно был смысл. Если человек смог осознать реальность – это всегда стоит того, чтобы его поздравить и подбодрить.

Я спросила у Шэрон, не хочет ли она рассказать мне что-нибудь еще о группе, в которой теперь занималась.

– Что, например? – уточнила она, и в выражении ее лица промелькнула тень прежней подозрительности.

– Да что угодно, – сказала я.

Моя собеседница на секунду задумалась.

– Ну, вы знаете, мне было очень приятно узнать, что я не какая-то моральная уродка, – заявила она. – То есть я хочу сказать – никто не рождается хорошей матерью.

Я невольно подумала, что это, наверное, едва ли не самая мудрая мысль, которую мне когда-либо приходилось слышать, и тут же прямо сказала об этом Шэрон.

– Штука в том, – продолжила она, – что я потеряла свою мать и все на свете, когда была совсем маленькой. А потом, когда у меня появился Томас… – Произнеся имя своего первенца, Шэрон словно споткнулась и умолкла. Мне показалось, что в этот момент она ощущала жалость и сочувствие одновременно и к себе, такой крохотной и беззащитной много лет назад, и к своему маленькому сыну, которого потеряла. То, что она сказала дальше, можно было отнести к ним обоим: – Я очень сожалею, что так получилось. – Шэрон достала носовой платок и громко высморкалась, а затем продолжила: – Просто… когда у тебя появляется ребенок, ты не знаешь, что нужно делать, как действовать, понимаете? И так трудно признаться в этом кому-нибудь. Ты чувствуешь… – Тут Шэрон, явно сделав над собой усилие, перешла на повествование от первого лица, тем самым давая понять, что рассказывает свою историю. – Не знаю, как сказать, но… когда ребенок день за днем все плакал и плакал, даже после того, как я его покормлю и переодену, и я никак не могла его успокоить… все казалось совершенно безнадежным, никто не мог сказать, в чем дело, и я чувствовала себя… словно в ловушке.

Я тем временем пыталась записать каждое слово Шэрон. Она ненадолго замолчала, словно из вежливости хотела позволить мне догнать ее в моих записях, а может, ей просто потребовалась пауза, чтобы собраться с мыслями. А затем Шэрон вплотную приблизилась к признанию прошлой вины, хотя и снова перешла при этом на третье лицо.

– Я думаю… в общем, человек может пойти на что угодно, чтобы в такой ситуации получить хоть какую-то помощь. Ты просто находишься в отчаянии.

Говоря, я старалась тщательно подбирать каждое слово, поскольку знала, что Шэрон в этот момент было