Времена смерти - Сергей Владимирович Жарковский

Вместо ответа я снял с ворота телефон, замахнул автофайл, закодировал его и отправил с пометкой «ALL». Замаскированный под атмосферный разряд файл ушёл. Запищал телефон Волка, Волк сбросил вызов.

– По праву Призрака, – произнёс я. – Майкл Киран. – Старик повернул ко мне лицо. – Считать события сегодня с момента «полдень» среднего по 21.00 среднего же несущественными. Отредактировать доступные отчёты, нередактируемые физически уничтожить, для чего организовать аварию программного обеспечения, аварию ликвидировать, возобновить нормальную работу маяка. Возможна инспекция.

– Дик, если MD получили не только здесь… – сказал Призрак Волк.

– Я думаю, Призраки проверят это, – ответил я. – Экватор-4 находился на прямом луче, Киран?

– Да, сэр. Повезло-приехало. Потому так невелики искажения.

– Есть вероятность, что это то самое везение, Лев, – сказал я. – Случайностей не бывает. Это знаем только мы, Присяжные. Многие это чувствуют, но знаем наверное только мы. И проклятый Судья Земли.

– Ты сказал и не поспоришь, – заметил Призрак Волк. – Закон есть закон. Судья должен исполнить суд.

– Так что, реябта, нет смысла гадать – что за MD, откуда MD, кто MD. Кто получил MD помимо Кирана. Гадать нет смысла, – продолжал я. – Земляне направили внимание на Запрещённый Мир. Мы ошиблись, проигнорировав десант космачей на Четвёрку… Киран. Мои приказы остаются в силе, приступайте к воплощению их в мире. Призрак Волк, я собираю всех наших. У меня в Оазисе. Прошу Вас, следуйте за мной. К Вашим Настоящим Вы сможете обратиться из моего дома.

Призрак Волк козырнул – по старой привычке. Как десантник пилоту. Космач космачу. Пока мы с ним ехали через пустыню к моему Оазису, пришли ответы от всех пяти Призраков Третьей ЕН-5355, а всего нас тут было существенно семеро со мной и Волком. Все были готовы прибыть немедленно. По моей просьбе, чтобы я не отвлекался от руля, Призрак Волк с моего телефона сообщил им, что на стол будет подано ровно в 22.00.

Загнав ровер в землянку, я поднялся в грот и сразу же занялся стряпнёй. Призрак Волк, некоторое время понаблюдавши за первыми этапами процессов заваривания бульона и настойки чайной массы, решил пойти выкупаться в озере. Он явился без пяти минут десять, довольный, босиком, неся футболку и рюкзачок в руке, капли воды дрожали, испаряясь с волосатой груди. Он бросил свои вещи прямо на паркет и стал мне помогать: красиво раскладывать пластиковые ложки и вилки по сторонам пластиковых же тарелок. Покончив с убранством стола, Призрак Волк сунулся в свой рюкзачок, и миру явилась от горла до донышка замотанная пластырем бутылкообразная ёмкость. «Это – то, что ты думаешь, Призрак Навинн!» – сказал он, демонстрируя мне ёмкость с предплечья, хотя я ни о чём даже подумать не успел. «А!» – сказал я, тем не менее. Призрак Волк, пристукнув донышком, утвердил ёмкость в центре стола. Я сходил к кухонной нише за ракушками, обрамил ими бутылку. Затем я поставил на место дверь, и тут же раздался стук в неё. Они явились. Я отставил дверь. Они вошли в мой дом, поклонились моей могиле посреди грота и расселись в воздухе за столом…

subfile 4.7

subject: свидетельство Байно

audio-txt:

Глава 20 Хана моя меня мне

Лёжа на спине, неудобно свернув голову, сквозь ресницы, я долго наблюдал за ними. Была глухая ночь, час или два местного времени. Я видел их на фоне огня. Палили они огонь. В таком количестве огонь видел я впервые. Я лежал левым боком к огню, в восьми-десяти метрах от него и от них. Над огнём висело открытое сверху полушарие на проволочных дужках – котелок. Сильно и вкусно пахло мясом, и очень приятно пах сам огонь. И звук от него шёл очень красивый – наподобие треска рвущейся пены, но сочней и естественней.

Их было десятеро. Их я тоже видел впервые. Шесть женщин, четверо мужчин. Того, кто меня ударил, я отличить на данном расстоянии не мог, хотя его лицо сопровождало меня, словно луна в темноте, по пути через необозримые пространства бессознания. Как блик на сетчатке.

Они вели себя свободно и легко. Они говорили не по делу, они трепались, речь шла о века длившемся воздержании, о лотерее, необходимость проведения которой возникала из-за численного несоответствия дырок и колов, вспоминались старые времена и старые земли, часто поминались почему-то лошади и почему-то – Марс. Они матерились – непрерывно.

Они вели себя свободно и легко. Очень редко и как-то необязательно смотрели на часы, словно вечность им предстояла. Они громко разговаривали между собой (почти всегда по-русски) и часто смеялись. Передвигались они уверенно, ступали по грунту, сидели на нём без подстилок и даже трогали его, опираясь голыми ладонями при вставании – без трепета, кажется, даже не обращая на тесные контакты с планетой внимания. Только-то, мол: к грунту принялись. Подумаешь. Примерно с такой свободой живут на грунте бройлеры, – но эти не были, разумеется, клонированы под Четвёрку, это были люди. И по времени не выходило, и вид их предположению сопротивлялся: они, хоть и составляли, безусловно, команду, группу с явно обозначенным центром внутреннего подчинения и снаряжённую с одного склада под эту миссию, но сами ни в коем случае не выглядели ни выводком клона единой кладки, ни боевой группой, отобранной по многим синхронным параметрам. Толстый, тонкий, маленькая, огромный, глупая, прихрамывающая… Они сильно отличались и по внешнему возрасту: старые толстяк-командир и худой длинный по фамилии Мерсшайр – и почти девчонка, навроде Ольюшки Кашки; то ли Вереника, то ли Береника – к ней обращались.

Но что же объединяло их, превращало в единое десантное подразделение? Иммунитет, открытое к переменным SOC сознание? Конечно. История их – явственно давняя – отношений? Да. Жёсткость? Да, жёсткость – основное. Жёсткость, правильней – жестокость, устоявшаяся, выстраданная, оправданная, как дыханье привычная – от них на далеко распространялся как бы даже и запах множества совершённых убийств, и этот запах, перемешиваясь с запахами планеты, огня, цветущего на ломаном и рубленом дереве, мясного варева с овощами, – приводил меня в ужас, парализовывал меня, будил тошноту, с которой я до сих пор и знаком-то не был…

Главным в группе был толстый человек, кашеваривший и больше всех говоривший. Толстый, даже жирный, низенький, с круглым лицом, с немногочисленными, сглаженными жиром чертами на круглом лице, среди которых не было ни единой добродушной. Комбинезон со спущенной грудью. Майка без рукавов – на предплечье сидела большая татуировка – крест, и ещё один громадный равнокрылый металлический крест свисал