Остров сокровищ. Черная стрела - Роберт Стивенсон

— Милорд, вот первая моя просьба к вам: пощадите и его, — сказал Дик.

— Это старый негодяй, вор и бродяга, мастер Шелтон! — сказал граф. — Его уже давно ждет виселица. Если его не повесят завтра, он будет повешен днем позже. Так отчего же не повесить его завтра?

— Милорд, он пришел сюда из любви ко мне,— ответил Дик, — и я был бы жесток и неблагодарен, если бы не вступился за него.

— Мастер Шелтон, вы надоедливы! — строго заметил граф. — Надоедливость — ненадежный путь для преуспевания на этом свете. Но для того, чтобы отделаться от вашей назойливости, я еще раз угожу вам. Уходите вместе, но идите осторожно и поскорей выбирайтесь из Шорби. Ибо этот сэр Дэниэл — да накажут его святые! — алчет вашей крови.

— Милорд, я пока выражаю вам свою благодарность словами, но надеюсь в самом ближайшем времени хотя бы частично отплатить вам услугой, — ответил Дик и вышел из комнаты.

ГЛАВА VI.

СНОВА АРБЛЕСТЕР

Уже наступил вечер, когда Дик и Лоулесс задним ходом потихоньку улизнули из дома, где стоял лорд Райзингэм со своим гарнизоном.

Они спрятались за садовой стеной, чтобы обсудить, как им быть дальше. Опасность была чрезвычайно велика. Если кто-нибудь из слуг сэра Дэниэла увидит их и поднимет тревогу, сбегутся люди, и они будут убиты.

Однако для них было одинаково опасно оставаться в Шорби или попытаться уйти открытым полем, ибо там они могли наткнуться на стражу.

Недалеко от стены сада, на прогалине, они увидели ветряную мельницу и рядом с ней огромный хлебный амбар.

— А не пролежать ли нам здесь до наступления ночи? — сказал Дик.

Так как Лоулесс не мог предложить ничего лучшего, они бросились к амбару и спрятались в соломе. Дневной свет скоро угас, и луна озарила серебряным сиянием мерзлый снег. Теперь наконец можно незаметно добраться до «Козла и волынки» и снять эти рясы, которые служат уликой. Из благоразумия они пошли кругом, через окраины, минуя рыночную площадь, где их могли узнать и убить.

Путь их был длинен. Он шел в стороне от зданий, по берегу, теперь безмолвному и темному, и в конце концов привел их к гавани. При ясном лунном свете они видели, что многие корабли подняли якоря и, воспользовавшись спокойным морем, ушли. И береговые таверны, ярко освещенные, несмотря на то что закон запрещал зажигать по ночам огни, пустовали; не гремели в них хоровые песни моряков.

Высоко подобрав полы своих длинных ряс, Дик Лоулесс поспешно, почти бегом, двигались по глубокому снегу, пробираясь сквозь лабиринты обломков, выброшенных морем на берег. Они уже почти миновали гавань, как вдруг дверь одной таверны внезапно распахнулась, оттуда хлынул ослепительный поток света и ярко озарил их.

Они сразу остановились и сделали вид, что увлечены разговором.

Один за другим из таверны вышли три человека и закрыли за собой дверь. Все трое пошатывались — видимо, они пьянствовали весь день. Озаренные луной, качающиеся, они, казалось, не знали, что им делать дальше. Самый высокий из них говорил громко и уныло.

— Семь бочек самого лучшего гасконского, — говорил он, — лучшее судно Дортмутского порта, вызолоченное изображение святой девы, тринадцать фунтов добрых золотых монет…

— У меня тоже большие потери, — прервал его другой. — Я тоже потерял немало, кум Арблестер. В день святого Мартина у меня украли пять шиллингов и кожаную сумку, которая стоила девять пенсов.

При этих словах сердце Дика сжалось. До сих пор он, пожалуй, ни разу не подумал о бедном шкипере, который разорился, лишившись «Доброй Надежды»; в те времена дворяне беспечно относились к имуществу людей из низших сословий. Но эта внезапная встреча напомнила Дику, как беззаконно он завладел судном и как печально окончилось его предприятие. И оба — Дик и Лоулесс — отвернулись, чтобы Арблестер не узнал их.

Каким-то чудом корабельный пес с «Доброй Надежды» спасся и вернулся в Шорби. Он теперь следовал за Арблестером. Понюхав воздух и насторожив уши, он внезапно бросился вперед, неистово лая на двух мнимых монахов.

Его хозяин, пошатываясь, пошел за ним.

— Эй, приятели! — крикнул он. — Нет ли у вас пенни для бедного старого моряка, дочиста разоренного пиратами? Я еще в четверг мог бы напоить вас обоих; а сегодня суббота, и я выпрашиваю на кружку пива! Спросите моего матроса Тома, если вы не верите мне! Семь бочек превосходного гасконского вина, мой собственный корабль, доставшийся мне по наследству от отца, изображение святой девы из полированного дерева с позолотой и тринадцать фунтов золотом и серебром.

Э, что вы скажете? Вот как обокрали человека, который воевал с французами! Да, я дрался с французами. Я на море перерезал французских глоток больше, чем любой другой дортмутский моряк. Дайте мне пенни!

Дик и Лоулесс не решались ответить ему, так как он узнал бы их по голосам. И они стояли беспомощные, словно корабли на якоре, и не знали, как поступить.

— Ты что, немой, мальчик? — спросил шкипер.— Друзья, — икая, продолжал он, — они немы. Я не терплю такой невежливости. Вежливый человек, даже если он немой, отвечает, когда с ним говорят.

Между тем матрос Том, мужчина очень сильный, казалось, что-то заподозрил. Он был трезвее капитана. Внезапно он вышел вперед, грубо схватил Лоулесса за плечи и, ругаясь, спросил его, почему он держит язык на привязи. В ответ на это бродяга, считая, что все потеряно, ловким приемом повалил его на песок. Крикнув Дику, чтобы он следовал за ним, Лоулесс со всех ног помчался по берегу, лавируя между обломками.

Все это произошло в одно мгновение. Не успел Дик броситься бежать, как Арблестер вцепился в него. Том ползком подобрался к нему и держал его за ногу, а третий моряк размахивал кортиком над его головой.

Не страх мучил молодого Шелтона: его мучила досада, что, избегнув сэра Дэниэла, убедив в своей невиновности лорда Райзингэма, он попал в руки старого пьяного моряка. Досаднее всего было то, что он и сам чувствовал себя виновным, что чувствовал себя должником этого человека, чей корабль он украл и погубил, и поздно проснувшаяся совесть громко говорила ему об этом.

— Тащите его в таверну, я хочу разглядеть его лицо, — сказал Арблестер.

— Ладно, ладно, — ответил Том. — Только мы сперва разгрузим его сумку, чтобы другие молодцы не потребовали своей доли.

Однако они не нашли ни одного пенни, хотя обыскали Дика с головы до ног; не нашли ничего, кроме перстня с печатью лорда Фоксгэма. Они сорвали этот перстень c его пальца.

— Поверните его к лунному свету, — сказал шкипер, и, взяв Дика за подбородок, он больно вздернул кверху его голову.