Последний долг - Пэппер Винтерс

Заслышав шаги, мужчины повернулись. В полумраке фигуры в кожаных куртках казались угрожающе громоздкими.

Сил на любезности у меня уже не было, посему, утруждать себя ими не стал.

— Дело сделано. Можете идти.

Мужчина с ирокезом кивнул.

— Лады. До встречи.

Не сомневаюсь.

Я не стал провожать их — выберутся сами. Да и разыгрывать гостеприимного хозяина поместья я не собирался. Мне ещё много чего нужно сделать, чтобы стать таковым.

Как только они ушли, я снова направился в лес, растворившись между деревьев. Удалившись на достаточное расстояние и перестав их чувствовать, я уселся на камень, в очередной раз глубоко вздохнув.

Мне нужно решить.

Кат получил своё, оказавшись на грани между этой жизнью и жизнью другой. Вечной. Ему остался всего шаг, но имел ли я право толкнуть его за край?

Ведь он забрал так много чужих жизней, поломал так много судеб: лишил жизни Эмму, ему почти удалось забрать жизнь Нилы, украл здоровье Жасмин и душу нашей матери.

Перебирая в голове всевозможные способы казни, я снова сжал руки в кулаки, почувствовав, насколько липкими были ладони.

Идею о том, чтобы повесить его, распоров живот, или четвертовать, как это делали в далёком прошлом, я отбросил.

Так же меня посещала мысль просто изгнать его из Хоуксбриджа без возможности вернуться.

Достаточно крови отца на моих руках. Я истязал себя, причиняя боль ему.

Но если я оставлю его в живых, жить долго и счастливо он мне не даст. Это уж точно.

В конце концов, мой любящий папочка захочет отомстить. В конце концов, он забудет об уроке, что я ему преподал, и придёт за мной. Придёт за Нилой.

Позволить этому случиться я не мог.

Я должен поставить точку.

Это единственно верное решение.

Сесть было тяжело, а вот встать оказалось в сто раз сложнее. Тело словно налилось свинцом. Голова закружилась, и я непроизвольно шагнул вперёд, оступившись. Интересно, долго я смогу оставаться в сознании, не прибегая к медицинской помощи?

Полагаю, не очень.

С трудом переставляя ноги, я покинул своё уединённое место, вернувшись в амбар. Тихо затворил за собой дверь и дрожащей рукой запер её.

Кат не издал ни звука. Он вырубился перед тем, как я покинул помещение. Оторвав взгляд от почти неузнаваемой фигуры отца, я направился к столику и взял оттуда маленький ножик.

Не важно, что лезвие потускнело от времени и было запятнано — оно сохранило свою остроту.

Я подошёл к отцу. Его подбородок покоился на груди, руки были привязаны высоко над головой, ноги широко разведены. Он был распят, и его тело, натянутое на пределе возможностей кожи и костей, казалось неестественно маленьким на фоне длинных конечностей.

Из отметин, крест-накрест оставленных плёткой на его груди, сочилась кровь. Под ранами можно было различить едва заметные тату с инициалами Эммы. Она единственная выбрала это место для их нанесения, так же, как Нила выбрала кончики пальцев. Я так давно их не видел, что даже почти забыл об их наличии.

Грехов за его душой было больше. А ещё, он возместил Последний долг.

В этом и было главное различие между нами.

Преданность делу вместо сопереживания.

Вздохнув, я собрался с силами, почувствовав тепло нагретого в моей руке металла. Оторвав взгляд от отца, направился к дыбе, и, застонав, наклонился и провернул маленькое колёсико.

Медленно повернувшись, скамья вернулась из вертикального положения в горизонтальное.

Кат не пошевелился.

Оставив нож у его головы, я отвязал сначала руки, а затем и ноги. Сломанная мой лодыжка была согнута под неестественным углом и покрылась пятнами и кровоподтёками.

Сердце сжалось от осознания собственной жестокости, а душу рвало на части от воспоминаний детства и понимания взрослых обязательств. Наряду с лодыжкой, я так же сломал ему руку, в отместку за Нилу, а ещё раздробил коленную чашечку и выбил локоть.

Боже, сколько же отвратительных вещей я сделал с человеком, давшем мне жизнь.

Не думай об этом.

Взяв нож, я похлопал отца по посеревшей щеке.

— Проснись.

Ничего.

Я похлопал сильнее.

— Кат, открой глаза.

Его губы дрогнули, но он всё ещё оставался в забытье.

— Чёрт побери, не заставляй меня использовать воду, — воскликнул я, в этот раз ударив наотмашь.

Медленно, но верно отец начал приходить в сознание. И какую бы стену он не построил внутри себя, чтобы отгородиться от боли, с ней всё же придётся столкнуться.

Потребовалось ещё немного силового воздействия прежде, чем он, наконец, открыл глаза.

В них отразилось непонимание, но затем взгляд его взметнулся к потолку, и, наконец, сфокусировался на мне. Я стоял, не шевелясь, пока он прислушивался к телу, подмечая слишком вытянутые конечности и сломанные кости.

Я словно гвоздь, который мысленно отец вколачивал в крышку гроба моей души. Сильнее. Глубже. Больнее.

После сегодняшней ночи мне было жизненно необходимо уединение. Сейчас бы запрыгнуть на коня и пуститься в бешеный галоп, подальше от всего кошмара.

— Поднимайся. — Перекинув его безвольно повисшую руку через плечо, я попытался поднять его с дыбы.

Стоило мне едва приподнять его, отец пронзительно закричал. Превозмогая боль, он попытался идти, но ноги его больше не слушались, и, не выдержав собственного веса, он со стоном рухнул на пол, потянув меня за собой.

Мы упали, словно два мешка, набитых биомассой, прижавшись спинами к скамье, бок о бок.

Он тяжело дышал, не пытаясь освободиться. Болевой шок сделал своё дело, дав мозгу команду на выработку гормонов, позволив Кату отдохнуть от мучений.

Мне стало легче от осознания того, что отец, пусть и на секунду, обрёл покой.

Сидя на полу, наблюдая за кружением частичек пыли в плотном воздухе, мы громко молчали.

Да и что я мог сказать? За последние пару часов я доказал, что был таким же монстром, как и он. Я не нашёл