Сан. На чужой земле - Полина Люро

Ох, Сан, увидеться с другом в темноте тюремной камеры, где, как ты любишь повторять ― ни черта не видно ― сомнительная радость. И всё же я счастлив, что нас здесь двое…

Хмыкнул в ответ:

― Заметно… Всё продолжаешь потешаться, как тогда при нашем знакомстве в Мёртвом городе…

Мы замолчали, и Селим крепко пожал мою руку:

― Не переживай, Сан ― что случилось, того не изменить… Скоро глаза привыкнут, и можно будет хоть что-то различить. Давай лучше подумаем, как отсюда выбраться.

Я вздохнул:

― Слышал, что было в заклинании ― из этой тюрьмы ещё никто не убегал.

Но, похоже, для Селима это был не аргумент:

― Значит, будем первыми. О, я вижу слабый свет под потолком ― похоже на окошко. Наверно, нас забросило сюда ночью. Попробуем найти стену, должно же здесь быть хоть что-то, на чём можно подремать до рассвета.

Мы нашли пустые скамьи, но лежать на них было гораздо холоднее, чем пусть и медленно, но двигаться по камере. Пришлось коротать время, рассказывая друг другу истории из прошлой жизни, и за эти несколько часов бестолковый Сан очень многое узнал о Селиме. Слушая его грустные рассказы, я искренне переживал и радовался, что вокруг темно, а значит, насмешливый друг не увидит слёз в моих глазах…

Как только в маленьком окошке забрезжил бледный рассвет, я впервые смог как следует рассмотреть друга. При нашей прошлой встрече он был страшно обожжён, но теперь его кожа выглядела здоровой. Тёмные волнистые волосы обрамляли симпатичное лицо, на котором особенно хороши были живые карие глаза. Я так пристально рассматривал его, что Селим смутился:

― Ну, насмотрелся? И что скажешь?

― Скажу, что ноги отваливаются и спину ломит. Хочу сбежать отсюда и поскорее.

Друг хлопнул меня по груди:

― Тогда доставай тетрадь.

Наверное, от усталости и бессонной ночи я плохо соображал:

― Зачем?

Селим покачал головой:

― А как ещё отсюда выбраться? Ищи подходящее заклинание, только ты знаешь этот язык. Кстати, если найдёшь что-то интересное, не читай сразу вслух ― расскажи своими словами. А то вдруг там будет про диких львов или людоеда…

Фыркнул в ответ:

― За дурака принимаешь? ― и покраснел, ведь именно так мы сюда и попали…

Внимательно просмотрев написанные красными чернилами строчки, я быстро убедился, что здесь не всё так просто. Большинство предложений пересказать «простыми словами» было невозможно, это скорее напоминало выдернутые из текста, причём, по большей части, совершенно бессмысленные фразы из книг. То, что вначале попалось вполне «нормальное» заклинание, теперь казалось просто случайностью, о чём я и сказал Селиму.

Тот задумался:

― Не понимаю, а что если эти «красные» строчки ― сделанный кем-то перевод «закорючек»? Он может быть неточным или вообще неправильным…

Такой ответ поверг отрядного мага в уныние, и я расстроенно ляпнул:

― Полная чушь… Может, здесь вообще ни слова, ни язык не важны ― надо просто написать своё желание красными чернилами, главное, сделать это в тетради.

Селим смотрел на меня круглыми от изумления глазами, и это пугало:

― Что я опять сказал не так?

Друг похлопал по плечу, решительно отобрав тетрадь и листая её:

― Сейчас проверим твою интересную мысль ― найдем чистую страницу и что-нибудь напишем. Кстати, думаю, это не чернила, а кровь ― этого добра у нас с тобой пока хватает. Чего ты хочешь, Сан?

Я прислушался к бурчанию в животе:

― Перестань, что за детские выдумки… Книга желаний ― фу… Ну, если уж загадывать, то ― хочу два каравая хлеба с румяной корочкой, и чтоб было много сахара и сливочного крема. Большую бутыль сладкого молока и…

Селим засмеялся:

― Хватит, гурман, понял… Так, ― он укусил свой палец, и я невольно вздрогнул, ― пишу: хлеб и вода…

Это было возмутительно; пришлось ему напомнить, что вода и молоко ― немного отличаются друг от друга. На что Селим, медленно корябая пальцем в тетради, ответил:

― У меня не хватит крови на твои фантазии, ― и он передразнил, ― с румяной корочкой…

Как только надпись была закончена, я приготовился над ним посмеяться, но не успел ― ноги облизывали набегавшие на берег волны то ли моря, то ли озера. Во всяком случае, под серым небом с пробегавшими по нему облаками было очень много воды, и она успела намочить наши ноги, пока мы не догадались отскочить назад.

Подобрав полы своего длинного одеяния с отброшенным на плечи капюшоном, Селим наклонился и, зачерпнув в ладонь воды, сделал глоток. Судя по тому, как он недовольно выплюнул её, вытирая рот рукавом балахона, утолить жажду она не могла:

― Очень солёная… зараза, а где же хлеб?

Я осмотрелся и увидел вдалеке волнуемые ветром колосившиеся поля:

― Когда зерно созреет, можно будет испечь хлеб… Но я так голоден, а ждать слишком долго. Ай да книга… Издевается она, что ли?

Селим промолчал, снова задумавшись. Я подошёл к нему, потрогав вышитую шёлком ткань балахона:

― Эй, мыслитель, что за странный фасон, никогда не видел таких плащей…

Он поднял ставшие печальными глаза:

― Раньше ты, вернее, твой предшественник, Ксандр, носил его. Перед тем как умереть в Мёртвом Городе, я, пытаясь спасти друга, поменялся с ним телами. Поэтому, когда ты оказался в нашем мире, возродился в отвратительном теле. Оно было ужасно ― шрамы, ожоги и переломы изуродовали кухонного мальчика Селима. Пока был жив Ксандр, магия делала меня прекрасным, но как только его не стало… ― я видел слёзы на его лице, ― прости, Сан, надо было сразу всё тебе рассказать, ещё тогда. Непросто бывает признаться…

Я обнял его, повторяя:

― Это всё ерунда, совершенно неважно… Не расстраивайся, пожалуйста. Сейчас ты выглядишь так, как должен был выглядеть всегда…

Он вытер слёзы рукавом:

― Это значит, Сан, что твой друг Селим на самом деле мёртв, а то, что ты видишь… не знаю, что это такое ― видение, призрак или творение какого-то мага. Да не пугайся, я сам тоже не сразу смирился с тем, что все мы, бывшие друзья Ксандра, погибли. Из-за проклятия наши души застряли в телах животных, а Лису вдобавок не повезло разделить свою с этим отвратительным типом. Но, к счастью, Ксандру удалось возродиться в тебе. Что касается меня, то и сам не понимаю ― почему ещё дышу? Но благодарен судьбе за то, что снова встретился с тобой, брат…

Я был потрясён и не знал, чем его