Изгнанница. Клятва рыцаря - Рикарда Джордан

— Ты также пообещал ему оберегать меня, — напомнила она.

— И разве я этого не делаю? — Флорис нащупал ее руку, его сердце бешено билось. — Я верен вам всей душой, госпожа, вы это сами знаете.

Он уже когда-то говорил ей эти слова. И в одно мгновение крепостная башня Лоша превратилась в балкон в Лауэнштайне. Ночь перед церемонией посвящения Дитриха в рыцари. В ту ночь завершилась одна жизнь и началась другая.

Герлин повернулась к супругу и подняла на него глаза.

— Так поцелуйте же меня, мой верный рыцарь! — спокойно произнесла она, как в ту ночь. И эти слова показались ей уместными.

— Всего один раз? — спросил Флорис. Он также не забыл тот разговор.

Герлин не ответила. Она просто подставила ему губы для поцелуя.

От автора

Отец, мой дорогой отец, Что же сделали вы со мной? Стала я юноши незрелого женой. Мне дважды двенадцать, ему лишь четырнадцать, Он юн, хоть и растет по часам беспрерывно…

Это первые слова баллады «Деревья, что тянутся ввысь» — песни из собрания баллад Чайлда, которая вдохновила меня на создание истории о Герлин и Дитрихе. Вполне вероятно, что здесь речь идет о свадьбе Элизабет Иннес и юного лорда Крейтона в XVІІ веке, а возможно, это стихотворение было написано гораздо раньше. В любом случае, во времена Средневековья, да уже и в Новое время девушек часто выдавали замуж за мужчин неподходящего возраста. Примечательно то, что изначально и Элизабет, и Герлин противились браку, и, разумеется, балладу и это повествование объединяет трагичность ранней смерти юноши, которого отвергавшая вначале супруга все же полюбила. На самом деле можно сказать, что Элизабет даже повезло, все же у нее был четырнадцатилетний жених. Брачной политике Средневековья не противоречило то, что пятнадцатилетняя девушка дожидается восьмилетнего отпрыска знатного рода, с которым была помолвлена.

Оправдание не понимающего свою дочь отца Элизабет «Дочь, дорогая дочь моя, я не сделал тебе зла, дал тебе надежного лорда я в мужья» говорит о многом. Положение и обеспечение женщины и ее будущих детей были важнее любви, о которой вообще стали говорить только в XІІ веке в связи с появлением «дворов любви», такого понятия, как служение даме, и трубадуров.

Впрочем, одной из первых знатных женщин, которая ввела такие «дворы любви», была Алиенора Аквитанская (называемая позднее Элеонорой). Эти дворянки, часто имевшие опыт нескольких браков, отчаянно желали сделать из средневекового рыцаря человека чести. Владелицы «дворов любви» пытались внедрить набор добродетелей, которые обязывали бы мужчин учтиво себя вести, соблюдать личную гигиену, быть щедрыми и сдержанными. Впрочем, окультуривание рыцарей являлось главной целью и куртуазной литературы, например, часто упоминаемых в этой книге романов о рыцарях Круглого стола. Уже только это показывает жизненную важность данного феномена не только в женских кругах, но для всего средневекового общества, от крестьян до короля.

Благородный рыцарь в латах XІІ — XІV вв. был высокоспециализированной боевой машиной. Его воспитание было направлено на то, чтобы он мог мыслить и действовать агрессивно. Эта агрессия была оправдана, когда кто-то нуждался в защите, но никто не защищал общество от рыцарей, которые злоупотребляли своей силой. Неспособность жителей Лауэнштайна противостоять готовому на все Роланду является классическим примером: от нападений рыцарей крестьяне могли укрыться только в крепости хозяина, и если у того не было ни денег, ни военной поддержки, чтобы успешно противостоять захватчику, это их не спасало.

Разумеется, потерпевший мог сообщить о случившемся своему феодалу, но на деле это ничего не давало. Несмотря на то, что тот не оправдывал виновного, он все же предусмотрительно не вмешивался, ведь ему пришлось бы послать половину войска, чтобы отвоевать крепость у захватчика.

Женщине в положении Герлин он в лучшем случае предложил бы то, что моя героиня надеялась получить сначала от Алиеноры Аквитанской, а затем от Линхардта из Лоша: вдовье содержание при известном дворе и любую помощь в воспитании сына как мужественного рыцаря. Пройдя посвящение в рыцари, он мог сам восстановить справедливость.

Перерывы в несколько десятилетий в таких распрях были обычным делом. Вражда могла растянуться на несколько поколений. Чрезвычайно редко спор решался в поединке после брошенной в лицо противнику перчатки, как внушили нам книги и фильмы. В эпоху Средневековья крупные рыцарские крепости с обширными владениями всегда содержали большое количество воинов, ведь в случае войны феодал ожидал от них поддержки. Если же речь шла о вражде с другим представителем знати, то войско выступало против него. Такие распри выливались в небольшие войны с соответствующими атрибутами. Проводились взаимные осады, разрушались деревни, вытаптывались поля, и часто проблема решалась только истреблением всего рода противника.

Чтобы этого не допустить, в скором времени благоразумные духовники ввели такое понятие, как право войны, которое хоть как-то регулировало ведение междоусобиц. Это было и требование вручать письмо об объявлении войны за три дня до начала боевых действий, и свободные от сражений дни — Мир Божий. Однако с правом войны вышло так же, как и с другими обязательствами и требованиями, с помощью которых общество надеялось контролировать поступки рыцарей: враждующие стороны могли их не придерживаться.

А вот еврейские советники при христианских дворах в Средние века были достаточно частым явлением. Одним из них был, к примеру, венский еврей Шлом (вероятно, обалгорнивание[13] имени Соломон) , который в то время был минцмейстером герцога Австрии Фридриха І и так и упоминался в документах. Однако его сведущую в астрономии дочь Мириам я все же выдумала.

Изображая жизнь евреев в XІІ веке, я пыталась добиться максимальной достоверности. Однако обязательства, требования и запреты в отдельных общинах кардинально различались от местности к местности, от графства к епископству, от города к городу. Выяснение точного свода правил для всех земель, в которых происходит действие моего романа, потребовало бы от меня сизифова труда, и все же оставалась вероятность, что могла вкрасться какая-то ошибка. Если так и произошло, то в основном в том, что касается местных условий. Все упомянутые ограничения, угрозы, запреты на определенные профессии и тому подобное действительно существовали в немецких землях в XІІ веке. Убийство целой семьи в Нойсе также не является выдумкой — оно действительно произошло в 1194 году.

Что касается евреев в Париже, то, разумеется, это правда, что в 1181 году Филипп ІІ изгнал их из города. Действительно ли в столице Франции продолжали действовать тайные общины принудительно обращенных в христианство иудеев, которые содержали синагоги и миквы, я не знаю, однако думаю, что это было возможно. Во всяком случае, в Кастилии в XV веке повелось так, что в течение недели евреи из деловых соображений были христианами, а по субботам без всяких зазрений совести праздновали шаббат. В Испании этому пришел конец с появлением инквизиции. А вот французским евреям в 1198 году Филипп ІІ разрешил вернуться, и Париж вскоре стал одним из главных центров еврейской культуры в Европе.

Герлин и Дитрих, Флорис, Мириам, Авраам и Соломон имеют более или менее известных исторических прототипов, однако их личности являются вымышленными. Хотя крепости, в которых разворачивается действие моего романа, существовали уже в XІІ веке и в Лауэнштайне проживали члены многочисленного и существующего до сих пор рода Орламюнде. Однако Дитрих и Роланд Орнемюнде являются полностью плодом моей фантазии, равно как и Линхардт. К предкам современных Орламюнде они не имеют никакого отношения. Дворянское поместье Штайнбах также существовало в упомянутое время, однако неизвестно, чьими вассалами были его обитатели. В 1487 году Штайнбах уже не подчинялся Лауэнштайну, однако тогда и Лауэнштайн уже давно не принадлежал роду Орламюнде.

То же самое можно сказать о крепости Лош в Турени. Разумеется, исторические факты подтверждают то, что во времена правления Линхардта она находилась в руках Ричарда Плантагенета. Однако кто заново отстраивал мощные оборонные сооружения по требованию короля, покрыто мраком неизвестности. Во время пребывания Ричарда Львиное Сердце в плену Лош заняли французские рыцари. После отвоевания крепости Ричард передал ее преданному ему рыцарю.

В целом я старалась придерживаться исторических фактов при описании военного похода Ричарда Плантагенета. Это касается не только быстрого отвоевания Лоша, но и сражения при Фретевале 3 июля 1194 года. Однако о нем нам мало что известно, и это дало мне право на поэтическую вольность и позволило вовлечь моих героев в боевые действия. Достоверно известно, что Филипп ІІ, услышав о движении войска Ричарда к Лошу, приказал своему войску поспешно отступать от Вандома. Англичане, скорее всего, случайно натолкнулись на его войско и свиту, сам же король выехал намного раньше. Летописцы не оставили точного описания хода сражения, но в деталях описывают захват Ричардом королевского архива (вместе с изобличающими письмами Иоанна Безземельного) , а также королевской печати. Эта серьезнейшая оплошность Филиппа в конце концов привела к созданию национального архива Франции. Возить повсюду за королем его печать и важнейшие документы оказалось не такой уж хорошей идеей.