Изгнанница. Клятва рыцаря - Рикарда Джордан

— А ты больше никогда не смей так пугать меня! — все еще несколько сердито сказал Флорис Герлин. — Господи, разве ты не могла послать хотя бы этого оруженосца ко мне, чтобы сообщить, что произошло и куда вы направились? — Он указал на Ханзи.

Герлин улыбнулась.

— Он был нам крайне необходим, — оправдывалась она, бросив благодарный взгляд на юношу, который снова делал вид, что не понимает, о чем идет речь. — Наш Иоганн из Гальгенхюгеля станет превосходным рыцарем!

— Только если к нему не пристанет это прозвище, — проворчал Рюдигер, который все еще чувствовал себя оскорбленным.

Авраам улыбнулся.

— Мы разузнаем, как это звучит на окситанском языке, — сказал он. — Тогда никто не поймет, о чем речь.

— Но меня беспокоит то, что Роланд Орнемюнде все еще строит против нас козни, — поделилась Герлин своими опасениями с Флорисом, когда хохот рыцарей утих. — Я не смогу быть спокойной, пока Дитмар не будет в безопасности в крепости этого Линхардта Орнемюнде. Вы вообще знакомы с ним? Он вполне мог присоединиться к войску Ричарда.

Флорис пожал плечами, недовольный тем, что Герлин снова стала официально к нему обращаться. Сам он обращался к ней на «ты» с тех пор, как снова встретил ее, но теперь у него появилось ощущение, что она отстранилась от него. Между ними как будто существовала какая-то преграда.

— Необязательно, — наконец ответил он. — Возможно, он обороняет свои владения от французских захватчиков. Большинство владельцев крепостей остались на своей земле и защищают ее. Только если королю Филиппу удастся завоевать крепость, ее гарнизон примкнет к английской армии.

Герлин вздохнула.

— Но разве англичане не осаждают Лош? Я слышала, король Ричард как раз направлялся туда… Кстати, он не слишком рассердился?

Флорис рассмеялся.

— На тебя или на своего братца? Последнего он, наверно, четвертовал бы на месте. А вот у тебя всегда находятся могущественные заступники. Госпожа Алиенора будет очень рада увидеться с тобой.

Герлин улыбнулась.

— Ричард — ее любимый сын. Она следовала за ним всюду, даже в Сицилию.

— И она, конечно же, понимает, что ты готова на все ради Дитмара, — сказал Флорис. — Завтра мы должны предстать перед королем.

Утром Герлин беспомощно разглядывала свой гардероб. Флорис стоял на страже возле повозки — Герлин подозревала, что он провел здесь всю ночь. Несомненно, он не решался выпускать из виду Дитмара и уж наверняка изводил себя из-за Герлин. Если бы только она сама понимала, какие чувства испытывает к нему! В Лауэнштайне она любила Флориса. Весна принадлежала ему, а не Дитриху. Своего юного супруга она любила только как мать или сестра. Но весну сменило лето, и она полюбила Соломона. Еще одна запретная любовь, невозможная любовь. Герлин не могла забыть лекаря и не знала, стоит ли рассказывать об этом Флорису. В любом случае, она еще была не готова броситься в объятия другого. И уж тем более она не хотела потерять и этого мужчину. Пока Флорис сражался в войске короля — разумеется, на передовой, и не было случайностью то, что именно он со своей группой выслеживал короля Филиппа, — он мог погибнуть в любой момент. Герлин знала, что она не переживет потерю третьего любимого мужчины за один год. Еще одну ужасную смерть, не менее ужасную, чем гибель Соломона на речной пристани.

Поэтому сейчас Герлин желала бы предстать перед Флорисом в невзрачном наряде, ей хотелось выглядеть скромной, может, даже несколько виноватой, а не появиться перед ним во всей красе, как знатная дама. Но, с другой стороны, госпожа Алиенора ратовала за эффектное появление в свете — по крайней мере, платье Герлин должно было соответствовать ее положению. Ярко-голубое платье, которое она выбрала накануне вечером, подходило лучше всего. Но после езды верхом и после того, как проснувшийся Дитмар заблевал ее практически не переварившимся хлебом с вином, его уже нельзя было надеть.

Герлин нерешительно рассматривала свои платья, когда явно взволнованная Мириам начала теребить навес повозки.

— Герлин, тут прибыл сундук для тебя от… от королевы Алиеноры! Она просит тебя принять подарок. Ты ведь представляешь… во всяком случае, так говорит паж… ее «двор любви»!

Герлин залилась краской. Она не хотела бы появиться перед королем как представительница «двора любви», но, с другой стороны, госпожа Алиенора всегда знала, что делала. Вместе с возбужденной Мириам Герлин открыла сундук, который маленький паж с помощью Авраама затолкал в повозку. Это был прочный дорожный сундук из тяжелого дерева, обитый железом.

Мириам затаила дыхание, когда Герлин вытащила платье, лежавшее сверху.

— Оно прекрасно, Герлин! Ой, это же мечта, это ведь свадебное платье!

Герлин улыбнулась.

— Если после моей встречи с Ричардом на нем не останутся следы крови или меня не сожгут в нем как еретичку, ты сможешь надеть его на свою свадьбу, — великодушно пообещала она. — Мне оно все равно уже не понадобится…

— Разве? — поддразнила ее Мириам и приложила платье к себе.

Оно не так подходило к ее лицу, как к волосам Герлин и ее глазам, что свидетельствовало о том, что госпожа Алиенора хорошо помнила всех своих подопечных. Королева выбрала наряд, цвет которого был одного тона с чистой лазурью глаз Герлин, а драгоценные камни на нем сияли, как и они. К нему прилагались вуаль светло-голубого цвета и также усыпанная камнями диадема.

У Флориса захватило дух, когда Герлин выбралась из повозки в своем новом убранстве.

— Ты невероятно красива! — прошептал он.

— Оно стоит целое состояние! — заметил не такой впечатлительный Авраам. — И оно действительно идеально подходит тебе, Герлин. Смотри, чтобы король тут же не возжелал того, что ты якобы уже ему предоставила!

Герлин рассмеялась и прижала к себе Дитмара, для которого в сундуке также нашлись наряды, причем различных цветов. Малыш вырастет, так и не успев надеть все крошечные туники. Но госпожа Алиенора хотела снабдить свою подопечную всем необходимым — что касалось Дитмара, она наверняка не знала цвета его волос и глаз. В этот день ребенок был немного бледен и капризничал.

— Его первое похмелье, — смеясь, заметил Авраам. — Вообще-то Одемар не зря напоил его. Спускаться по этой лестнице Мириам и так было нелегко, а с барахтающимся ребенком это было бы просто невозможно. Как хорошо, что Мириам совсем не боится высоты! — Он с обожанием посмотрел на свою возлюбленную.

Авраам явно гордился ее отвагой. По пути в Аль-Андалус, сообщил он ей, им встретится множество башен, на которые можно будет взобраться.

Ричард Львиное Сердце принял Герлин и ее сына в своей палатке, и она поразилась тому, что там собрался почти весь, разумеется, небольшой с учетом военного времени придворный штат. Госпожа Алиенора в пышном одеянии занимала место на возвышении, две придворные дамы располагались по обе стороны от нее. Ричард был в темно-синей, расшитой золотом тунике, красных штанах и кожаных сапогах. Золотая тиара — знак королевского достоинства — придерживала его светло-каштановые волнистые волосы, не давая им падать на лицо. Его окружали вернейшие рыцари, все одетые по-праздничному.

Было очевидно, что в этот день войско не будет двигаться дальше. Ричард планировал остаться на какое-то время в Фретевале, возможно, позже нанести визит в крепость, оказав честь хозяину. Но прежде ему нужно было уладить некоторые разногласия среди своих рыцарей, и он наверняка хотел сообщить ближайшим соратникам то, что узнал, прочтя документы из архива французского короля. Однако, похоже, с гневом ему удалось справиться. Он выглядел скорее расслабленным, чем воинственным, и рассматривал Герлин с иронической улыбкой, когда она присела перед ним в глубоком реверансе.

— Герлиндис Орнемюнде из Лауэнштайна к вашим услугам, ваше величество…

Король кивнул и бросил взгляд на Дитмара, которого Герлин удалось заставить опуститься на колени.

— А это мой сын? — сурово спросил он, когда Герлин поднялась.

Дитмар неуклюже встал и крепко ухватился за юбку матери. От него еще никогда не требовали стать на колени, и, похоже, он задумался, не стоит ли ему расплакаться или даже закричать. Однако он передумал и расплылся в улыбке, глядя на короля. Ричард едва сдержался, чтобы не улыбнуться в ответ.

— Как же такое может быть, что я совершенно не помню момента зачатия этого ребенка? — Он явно был озадачен. — А ведь красота его матери, несомненно, должна была запечатлеться в моей памяти!

Герлин залилась краской. Она робко подняла глаза на Ричарда, причем ее вуаль немного сползла и еще больше обнажила густые каштановые волосы.

Ричард Плантагенет насторожился. Ему показалось, что он узнал этот взгляд. Пугливая лань — но все же дочь Евы, которую рано обучили искусству обольщения рыцарей…