Длинная тень - Синтия Хэррод-Иглз

Затем Мартин легким движением положил руку на грудь Хьюго и вытащил меч. Раздался ужасный хлюпающий звук, и Хьюго упал, прижимая руки к ране и ощущая какую-то странную нерешительность, влажность под рукой, сильный холод... Боли не было, был только ужас от понимания того, что этот удар смертелен. Аннунсиата подбежала к сыну. Он почувствовал прикосновение ее руки, исследующей рану в надежде, что еще можно что-нибудь сделать. Она не проронила ни слова, только дышала шумно и прерывисто. «Все-таки она любила меня!» – подумал Хьюго удовлетворенно. Аннунсиата повернула сына, приподняла его голову, и он напрягся, чтобы посмотреть на нее. Теперь появилась боль, согревающая изнутри, как будто до этого она была заморожена в большой глыбе льда, живая голодная боль, которая скоро сожрет его жизнь.

– Мама, – прошептал он и тут же закашлялся, с огорчением заметив, что запачкал кровью руки и платье матери.

– Хьюго! Хьюго! Ты тяжело ранен? Надо позвать на помощь! – кричала она. – Вы, должно быть, совсем сошли с ума!

– Мама, послушайте! Я должен сказать вам... – Хьюго знал, что умирает. Перед глазами темнело, он проваливался в ночь, его знобило. Он должен был сказать это, чтобы умереть с чистой совестью. – Мама, Джордж... Мой брат Джордж...

Аннунсиата решила, что он бредит.

– Джордж умер, – успокаивающе сказала она.

– Вы всегда любили его больше меня, – простонал Хьюго. – Я не мог этого вынести. Я убил его. Я отравил Джорджа.

Аннунсиата в ужасе посмотрела на сына, отдергивая руки, испачканные его кровью. Он попытался удержать их.

– Зачем? – прошептала она.

– Чтобы вы любили меня больше всех, – ответил Хьюго. Его снова забил кашель, и сгустки крови, вылетающие изо рта, падали на ее платье. Казалось, что с кашлем из него уходит жизнь. – И вы любили меня, правда? Мама... – голос угасал. – Мама, скажите, что вы любили меня... – его сотрясла конвульсия, изо рта с тем же ужасным хлюпающим звуком хлынула кровь, тело его обмякло, глаза закатились. Хьюго был мертв.

Аннунсиата слышала, как, стоя за ней, Мартин поднимает меч. «Он, наверное, вытер его о траву», – мелькнула отстраненная мысль.

– Боже мой! Боже мой! Боже мой! – шептала она. Поднялся шум, прибежали слуги, растревоженные ее криком.

– Он умер?.. – сказал Мартин из-за ее спины, наполовину утверждая, наполовину спрашивая.

Внезапно Аннунсиата почувствовала отвращение к тому, к чему прикасалась, резко отшатнулась от Хьюго, встала и повернулась к Мартину, вся в крови своего сына. Лицо Мартина исказила гримаса ужаса.

– Я не хотел убивать его, – прошептал он еще раз. – Он сделал выпад не в ту сторону. Я хотел промахнуться, просто ранить его, чтобы привести в чувство. Он сам прыгнул на меч.

– Мартин... – мозг застыл от ужаса: слишком многое на нее сразу свалилось.

Мартина колотила нервная дрожь, но она знала, что он выдержит все.

– Мартин, я знаю, что ты не собирался убивать его. Но он мертв. Вы сражались на дуэли, и он умер. Ты должен уехать. Они посадят тебя в тюрьму, может быть, даже повесят. Тебе надо бежать.

Мартин потряс головой, но не в знак несогласия, а как любой человек, пытающийся прояснить мысли.

– Куда?

– Ты должен бежать из страны. Я постараюсь добиться, чтобы тебя простили, и тогда ты сможешь вернуться назад. Тебе надо бежать...

«Да, как когда-то Хьюго...» – мелькнула мысль.

– Поезжай в Халл и найми там судно в Голландию. Оттуда доберешься до Ганновера. Жена курфюрста София – моя тетка. Она поможет тебе. Я дам знать, когда ты сможешь вернуться.

– А что будет с тобой? С нашим ребенком? Аннунсиата держалась твердо, хотя сердце разрывалось от жалости к нему да и к самой себе.

– А я... Я буду ждать твоего возвращения. К тому же я должна обязательно остаться здесь, чтобы за всем проследить и добиться для тебя прощения.

– Хорошо, – потрясенно сказал он, принимая неизбежность происходящего.

Они только что планировали убежать вместе, и вот по иронии судьбы он вынужден бежать один. Мартин собрался с силами: она не должна брать всю тяжесть на свои хрупкие плечи. Он взял ее за руки, испачканные кровью, и сказал:

– Это не должно затянуться надолго. Аннунсиата попыталась улыбнуться, соглашаясь, но ей не хватило воздуха, и слезы потоком хлынули из глаз. Мартин закричал:

– Нет! Нет, нет! Я не могу оставить тебя одну! Я останусь и встречу свою участь. Может быть...

Она отрицательно покачала головой и простонала, захлебываясь слезами:

– Нет! Нет! Они убьют тебя! Я не вынесу твоей смерти! Ты должен бежать.

Силы оставили се. Мартин взял ее на руки, прижал к себе, стараясь унять озноб, сотрясающий ее тело. Они крепко обнялись, пытаясь запомнить мельчайшие черточки лиц друг друга на долгое время разлуки. А затем он покинул ее, и она, безутешно рыдая, упала на землю рядом со своим мертвым сыном.

Иногда Аннунсиате казалось, что кошмар никогда не кончится. Она знала: единственное, что не даст ей потерять рассудок, – необходимость придумать достаточно вескую причину для дуэли. Этого было слишком много для нее одной, и, хотя Хлорис могла догадываться, никто другой истинной причины знать не должен. Через какое-то время она вспомнила о последних словах Хьюго, и горечь утраты любимого сына Джорджа вновь нахлынула на нее. Она вспомнила приступы его болезни – они прекращались, когда Хьюго уезжал в Оксфорд. Значит, он медленно травил брата в течение многих лет. Догадывался ли об этом Джордж? Ее сердце разрывалось на части от боли за сына, который так долго страдал и которого из-за неуемной ревности так безжалостно убил Хьюго. К Хьюго она не испытывала ни жалости, ни сочувствия, не в состоянии скорбеть по нему. И в смерти он был так же мало любим ею, как и при жизни.

Мартин уехал через час, взяв с собой только деньги и драгоценности. До Халла его должен был сопровождать Клемент. Он умолял хозяина взять его с собой в Голландию, но Мартин отказал ему. Отдавая приказы слугам и пытаясь успокоить рыдающую Каролин, Аннунсиата забыла про Арабеллу. Убедив в конце концов Каролин лечь в кровать, она вышла из спальни и увидела ожидающую ее дочь.

– Интересно, мадам, как вы оправдываете себя? – резко спросила она.

– Что ты имеешь в виду? – устало произнесла Аннунсиата.

– Что я имею в виду? Лицемерка! Убийца! Боже, как я тебя ненавижу! – прошипела Арабелла. – Ты всю жизнь не любила ни меня, ни Хьюго. Но я никогда не думала, что ты дойдешь до убийства.

– О чем ты говоришь?

– Ты убила моего брата! Единственное близкое существо, которое было у меня с тех пор, как умер отец, – Арабелла бросила на нее испепеляющий взгляд. – И ты украла у меня мужа. Что дальше? Может быть, ты убьешь и меня?