Подстрекатель - Холли Лайл

Шепот — это еще хуже, подумал Рейт. Конечно же, за исключением того, что он отвлекал, что и мог использовать Соландер.

На мгновение свет стал очень ярким — настолько ярким, чтобы оба стражника обернулись. Соландер светился, подобно небольшому солнцу в центре своей камеры, освещенной как снаружи, так и изнутри. В то мгновение он был прекраснее, чем его когда-либо видел Рейт. Затем он исчез, а вместе с ним и свет, и какое-то время Рейт не видел ничего, кроме ослепительного света, очертание которого горело у него в глазах. Когда его зрение прояснилось, стражники кинулись к камере Соландера. Рейт ждал, не сдвигаясь с места — пока он стоял тихо, он мог надеяться, что ни один из них не побежит обратно к нему.

Он надеялся, что план Соландера включал их обоих. Он надеялся. Он доверял. И он ждал, потому что, если побежать, один из стражников, несомненно, бросится за ним, и…

Они отомкнули камеру Соландера, распахнули дверь и ворвались внутрь. Дверь с лязгом захлопнулась за ними, и вдоль краев взорвалось голубое пламя, превращая все в массу расплавленного белого камня, скрыться от которой было невозможно.

Тут же появился Соландер.

— Пошли. Не идеальный вариант, но у нас нет выбора.

Велин отбивалась от Фарси и нескольких других Магистров, которые тащили ее в Золотое Здание. На обратном пути Фарси потчевал ее историями о том, сколько людей, которые так и не смогли выйти наружу, исчезло внутри против их воли.

Но как бы решительно ни была настроена Велин, она не надеялась одержать победу в сражении — ведь она связана, а противники безнадежно превосходили ее числом. Ей пришлось довольствоваться тем, что удалось ударить некоторых из них и по крайней мере о встрече с ней могут свидетельствовать их синяки.

Они затащили ее в комнату, где ряды стульев поднимались до высокого потолка, и яркий — даже болезненно-ослепительный — свет изливался на отчетливый полукруг на полу впереди. Они затянули Велин на свет и привязали к стулу — все еще связанную, обнаженную и замерзшую.

Когда ее вели, она успела заметить, что комната была почти пуста, но сейчас, пойманные безжалостным светом, ее глаза видели за ним только черноту.

Скоро они что-нибудь скажут, подумала Велин. Будут задавать ей вопросы. Требовать сообщить им все, что она, возможно, знает. Она уже решила, что отвечать не будет. Когда ее подвергнут допросу с использованием элементов магии — а они обязательно это сделают, — она скажет им то, что они хотят знать. Но добровольно не сделает ничего. Она ни за что не предаст себя.

Но ее ни о чем не спрашивали. Она знала, что они здесь. Чувствовала, что они смотрят на нее. Даже не видя их, ощущала их присутствие. Хотя она могла быть и одна в этой огромной комнате. Одна под этим безжалостным светом. Ее сердце бешено колотилось, а во рту пересохло. Казалось, тишина была вечной.

Может быть, они ушли сразу после того, как привели ее в эту комнату и привязали к стулу. Может быть, она просто представляла, что они сидят, уставившись на нее. Может, они намеревались оставить ее здесь. Она попыталась высвободиться, но ее связал человек, знавший свое дело и не желающий рисковать. Она не могла даже хоть немного ослабить веревки.

Она одна? Или за ней безмолвно наблюдают? Будут ли ее пытать? Не похоже, чтобы они просто ждали, пока она заговорит. Они в любое время могут получить от нее ответы на интересующие их вопросы; так зачем же держать ее здесь, униженную и беспомощную, если только у них нет причины заставить ее бояться? Это просто отвратительно.

Тишина и непроглядная чернота царили за границей белого свечения. Она задрожала, с трудом дыша. Ей хотелось вернуться домой. Оказаться рядом с родителями. Навсегда остаться с Рейтом. Быть где угодно, но не здесь.

Тишина.

А затем тишину прервал тихий, мягкий голос:

— Вас сочли виновной в государственной измене, и вы будете казнены через три дня вместе с остальными заговорщиками против Империи.

Больше ничего не было сказано. Вновь настала тишина, и она сказала:

— Подождите. Я не сделала ничего против Империи. Я не предательница. Слушайте — я не заслужила смерти. Я стольти, черт возьми! В крайнем случае вы можете приговорить меня к Очищению! Вы не можете меня казнить!

Тишина накрыла ее с головой.

Ее голос, тонкий и подрагивающий, стал громче, когда она попыталась пробиться через огни в непроницаемую темноту за ними, к ушам и сердцам тех, кто уже осудил ее.

— Я невиновна. Но могу назвать вам тех, на ком лежит вина.

Тишина, словно закрытые ставни окна. Затем смех. И вновь тишина.

— Пожалуйста, — сказала она. — Пожалуйста, — повторила она, уже шепотом.

Пришли незнакомые люди, отвязали ее от стула, развязали ее, прикрыли одеялом и повели — почти слепую, обезумевшую от страха — от яркого света в адскую тьму.

— Но я могу вам помочь, — закричала она. — Я могу помочь вам.

Фареган взад-вперед шагал по коридору.

— Все, кроме нее, — сказал он. — Я приставил к ней моего самого верного человека и приказал доставить ее ко мне, однако этот ублюдок исчез, и она вместе с ним. — Он стукнул кулаком по ладони второй руки. — Я собирался предложить ей выбор: выжить со мной или умереть — с остальными предателями. Она должна была быть моей. Моей. Так где же она? Где Джетис?

Он начал ходить быстрее, взад-вперед по пустому коридору — дюжина шагов, поворот, еще дюжина, поворот. Ярость, подобно смертоносному яду, разъедала его изнутри — медленно и чрезвычайно болезненно. Обманули. Его обманом лишили приза, законной награды. Он ждал, он был терпелив, он принимал ее отказы и ее грубость и всякий раз просто не обращал на них внимания, потому что мужчина поступает именно так. Он терпеливо ждет, он строит планы, а когда наступает нужное время, он делает предложения, от которых нельзя отказываться.

— Джетис был двойным агентом, — внезапно сказал Фареган. Он посмотрел на потолок. — Двойной агент. Один из заговорщиков. Он отвез ее туда, где эти предатели устроили себе укрытие.

Значит, все нормально. Фареган все же сможет найти Джесс Ковитач-Артис. Когда начнут поступать показания предателей, полученные в ходе магического допроса и под пытками, обнаружится местоположение нескольких их убежищ. Тогда верные ему Дознаватели смогут забрать Джесс. И Джетиса.

После того как Джесс окажется у него в руках — игрушка, которую он так долго пытался заполучить, лучшая в его коллекции, — он лично примет участие в пытках Джетиса. У этого работающего на два фронта ублюдка будет достаточно времени, чтобы возжелать собственной смерти.

Рейт и Соландер двигались по пустым коридорам, и на каждом пересечении Соландеру приходилось с помощью магии открывать замки. Каждый раз Рейт предполагал, что кто-то отправится за ними в погоню, и каждый раз Соландеру в конечном итоге удавалось справиться с замком, и они продвигались вперед.