Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

Слова написанной наскоро записки беспрестанно крутились в голове гриффиндорки. Каково это — таким образом узнать столь страшную новость? Что теперь будет делать Темный Лорд? И что делать ей?

Генри ушел на несколько часов, и Гермионе пришлось пойти в Большой зал на обед, а потом сделать вид, будто она уходит в библиотеку, и с горой учебников вновь спуститься в подземелья. Чтобы отвлечься от пустых мыслей она даже начала писать сочинение по изучению древних рун для профессора Бабблинг, но у нее ничего толком не выходило.

Наконец Генри возвратился назад.

— Ну что? — живо оторвала взгляд от потерявшей всякую актуальность еще в прошлом веке книги Гермиона. — Что он сказал? Он что‑то написал мне?

— Он задумался, — снимая мокрый от подтаявшего по дороге вниз снега плащ, ответил Генри. — И велел успокоить тебя и попросить не пытаться решать чужие проблемы. Хотя бы во избежание роста оных.

— Он ничего не передал мне? Даже записки?!

— Темный Лорд велел передать, чтобы ты оставила думать о том, что написала ему, чтобы вообще о том позабыла. Темный Лорд со мной по понятным причинам не так откровенен, как, возможно, с тобой. Но он велел передать, что всё действительно в порядке и что ты не должна больше беспокоиться по этому поводу. Он разберется сам.

— Всё действительно в порядке? — повторила Гермиона.

— Я не знаю ни того, что Темный Лорд действительно подумал, ни того, что, возможно, мог бы тебе лично сказать. Но мне велено успокоить и отвлечь тебя. Кадмина, Темный Лорд совершенно прав — к чему тебе вообще думать о том, что тебя, судя по всему, не касается?

— Забавный вопрос. А о чем мне думать?

— Забавный ответ, семикурсница–гриффиндорка, заведшая роман со своим преподавателем.

— Ууу, а в эту часть нашего досуга ты mon Père посвящал? — спросила Гермиона, вставая из‑за стола.

— Вслух — нет.

— Звучит, как приговор.

— Не думаю, что у меня могут быть тайны от Темного Лорда. Даже если мой язык не выдавал их никогда.

— А где же гордость, самоуважение, желание быть личностью и никого не бояться? — Гермиона подошла ближе.

— Всё на месте, не переживай. А не бояться Темного Лорда, да еще и афишировать это перед его дочерью — поведение, достойное лишь очень глупой личности.

Он сидел на подлокотнике мягкого кресла, а она стояла рядом, глядя в его бездонные зеленые глаза.

— Я люблю тебя, — второй раз самовольно вывел ее язык, а губы в такт ему расплылись в улыбке.

Гермиона чуть наклонилась вперед, целуя замерзшие, влажные губы. Через секунду она сидела у него на руках, а пальцы почти неосознанно расстегивали пуговицы черной рубашки.

— А ты не слишком ли спешишь, ребенок? — почти шепотом, с трудом сдерживая себя, спросил Генри, не желая разжимать объятий.

— Я уже не ребенок. — Гермиона скинула мантию на пол, чуть подталкивая его в кресло и садясь сверху. — И ты это прекрасно знаешь…

* * *

— Вот, выпей это.

— Что тут? — Юная гриффиндорка послушно хлебнула солоноватую бесцветную жидкость.

— Альтернативный испытанному тобой ранее способу вариант борьбы с увеличением рождаемости в Великобритании. Действенен, правда, только первые двенадцать часов после поползновений ее повысить…

Странный это был вечер. До того хороший, что казался нереальным. Гермиона прислушалась к себе — она чувствовала умиротворение и покой, тепло и что‑то еще, что возникало теперь каждый раз, когда она смотрела на Генри или просто думала о нем. Девушка не могла подобрать слова для описания этого чувства. Может быть, трепет… Какое‑то волнение… Или не волнение. Она не могла понять. Но ясно ощущала, что с ней происходит что‑то новое и… прекрасное.

* * *

Зима закончилась. Даже, может быть, две зимы. И весна, пора любви, заняла не только широкие хогвартские просторы, но и бескрайние поля в сердце Гермионы. То, что происходило с ней, она пока еще только чувствовала и не понимала разумом.

Зато перемену природы видели все.

Снег стаял и исчез, обнажив отдохнувшую и с новыми силами готовую делать мир прекраснее землю. Первая слякотная и промозглая неделя марта пролетела быстро, уступив место расцветающей весне. На деревьях назрели почки, пробилась первая зеленая трава, небо поголубело и унеслось куда‑то ввысь, раскидывая свою бесконечную синь над просторами школы. Озеро оттаяло, и на его поверхности всё чаще можно было наблюдать дрейфующего где‑то в центре Гигантского Кальмара, тянущегося к молодому и пока еще не уверенному солнцу.

Надвигались экзамены. Но перед последним, летним триместром, веющим прощанием с Хогвартсом, предстояли еще долгожданные для каждого студента — да и преподавателя — Пасхальные каникулы.

Гермиона тоже ждала их. Ждала и опасалась. И наконец, взвесив все «за» и «против», решилась на очень важный шаг. Очень важную просьбу. Обдуманную много раз и, в конце концов, утвержденную с полной уверенностью в правильности принимаемого решения.

«Mon cher Père!

Я долго думала и поняла, что дядюшке лучше провести эти праздники с сыном. Это будет честно по отношению ко всем. Где он там? Полагаю, и тетя будет рада, когда ее муж присоединится к семье в Пасхальные дни. Я уже скоро прибуду, через два дня начинаются каникулы, скучаю по тебе и Maman. Хочу поскорее увидеться.

С нетерпением ожидаю встречи, твоя К.»

Серая школьная сова взмахнула крыльями и улетела вдаль, унося с собой Люциуса Малфоя куда‑то далеко за пределы Великобритании… И жизни Гермионы Не–Грэйнджер.

Глава XI: Духи прошлого

Каникулы начались, и трое уже не друзей разъехались в разных направлениях. Гермионе было жаль покидать Хогвартс и Генри, жаль расставаться с последним на две долгие недели. И немного страшно признаваться во всём Волдеморту.

Но таить подобное было бы глупо и совершенно бессмысленно. Кроме того, наследницу Темного Лорда не оставляло подозрение, что Тому–Чье–Имя–Боятся–Называть всё давным–давно известно.

Поместье Малфоев встретило ее небывалым уютом. И какой‑то странной смесью удовлетворения и… одиночества. На доли секунды она вдруг подумала, что спит. Спит в своей постели, в доме мистера и миссис Грэйнджер в пригороде Лондона. Спит, а когда проснется — всё будет как раньше.

Хотя нет, не будет. Ведь она всё равно не забудет свой сон. И пусть даже не станет дочерью Темного Лорда…

— Какие странные мысли блуждают в твоей очаровательной головке, Кадмина Беллатриса. С чего бы?

— Здравствуй, Papá.

* * *

Наверное, они проговорили бы всю ночь. Гермиона очень соскучилась по этому человеку, человеку, которого боится каждый. Человеку, который, казалось, мог понять всё.

Они говорили. О школе. О Хоркруксах. О потерянной чаше. О Роне Уизли с его неумелыми ухаживаниями. О Генри… О Генри девушка хотела и боялась говорить. Она чувствовала вину… И не могла даже себе объяснить, в чем она заключается.