Собрание сочинений в трех томах. Том 1. - Гавриил Троепольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он никогда не стеснялся в выборе выражений, будь перед ним молодой человек или старый, заслуженный или незаметный.
А через неделю из области — запрос. Из Москвы — запрос. И все по поводу «дела» гражданина Прыща. Пять раз заседал Озерский горсовет, пять раз отписывались, разводили бюрократизм, а в шестой раз дали-таки квартиру тому человеку, который не желает войти в коммунизм собственником, а желает войти туда со сберкнижкой ценою в двести тысяч.
После того, как гражданин Прыщ перестал быть собственником и стал на порог коммунизма, он посвятил себя целиком и полностью делу укрепления общества города Озерска и воспитанию молодежи. Такую он поставил задачу, поскольку делать ему было нечего. И стал воспитывать.
Шел как-то гражданин Прыщ по улице. Шел медленно, будто он очень тучный человек, переваливаясь. Шел угрюмо, посматривая исподлобья. И вдруг услышал — боже мой! — он услышал веселый, раскатистый смех. Навстречу ему — три комсомольца, веселые, жизнерадостные. Они что-то рассказывали друг другу наперебой и заразительно смеялись, прижимая книжки к груди.
— Непорядок! — сказал товарищ Прыщ. — Эй вы, хулиганы, стойте! — И он сам остановился перед ними.
Для ребят он будто вырос из земли. Ершистый парень с непослушными волосами вытаращил глаза и в ужасе прошептал:
— Пры-ыщ!..
— Где вы находитесь? Почему хулиганите?
— Мы не… — попробовал возразить ершистый.
— Ну? Возражаешь? Хорошо. Учтем. Заявлю в милицию. Пятнадцать суток.
Ребята попробовали его обойти. Один даже извинился, неизвестно за что. Но гражданин Прыщ преградил дорогу. Около них уже собралась группа любопытных.
— Что там? — спрашивали они друг друга.
— Да хулиганов задержали. Послушаем. Интересно…
А гражданин Прыщ пошел и пошел точить:
— Вы слышали, что неделю тому назад обокрали магазин? Кто воры? Оба молодые люди. Отчего это так? Воспитываем, граждане, вот таких вот. — И он указал на смущенных ребят. Гражданин Прыщ уже вошел в азарт: — Вы несчастные хулиганы, вы не понимаете, что улица — для всех трудящихся! А вы идете и гогочете так, что все на вас оглядываются и тоже смеются. Улица — это вам не дом терпимости!
— Вон оно что! — послышался голос из толпы.
— Смеялись на улице, — сказал другой. — Что же им за это будет?
И в тот момент, легонько раздвигая толпу, подошли два милиционера. Один из них сразу узнал Прыща и спросил:
— Кого задержали?
— Троих. Хулиганов. Нарушали порядок.
— Граждане, разойдитесь! Ничего не произошло! — взывал пожилой милиционер. — Давайте пройдемте… Пошли, ребята! В милиции разберемся.
— Пойдемте скорее: стыдно! — шепнул милиционеру ершистый паренек.
И они все ушли. Угрюмо ушел и гражданин Прыщ.
За углом первого квартала ребята кратко изложили о происшедшем. Их отпустили с миром. Но никто из троих уже не смеялся так заразительно, как они смеялись до этого. Было обидно. А вокруг все стало мрачным.
Но гражданин Прыщ проследил за ходом исполнения. Он узнал-таки, что ребят не довели до милиции, он пришел к начальнику милиции и мрачно запилил:
— Потакаете хулиганам! Для вас не существует законов! Воров разводите, хулиганов воспитываете! Кто виноват, что молодежь развращенная?
— Я этого не вижу, — перебил его спокойно начальник. — Наша молодежь хорошая. Есть, конечно, исключения. Этих надо лечить. Паршивая овца все стадо портит.
— Что вы мне слова не даете сказать?! — пилил гражданин Прыщ. — Вы виноваты. Зачем отпустили троих хулиганов? За взятки? Да?
— Каких хулиганов? — забеспокоился начальник.
И пошла катавасия. Прыщ — заявление. Начальник вызвал тех двух милиционеров. Нашли тех самых ребят, вызвали их в милицию, допросили. И опять отпустили. И опять гражданин Прыщ написал в область. И опять — запрос. И снова — ответ в письменной форме.
О, если гражданин Прыщ вошел в милицию, будьте покойны, милиционеры попотеют: обязательно будет «дело»!
А в доме, где жили три веселых комсомольца, пошла молва: «Вызывали. Всех троих. Два раза вызывали. Ну и молодежь пошла! Ну и ну!»
— Воспитываем плохо, — скрипел гражданин Прыщ на каждом перекрестке. — Хулиганов отпускают. Она, и милиция-то, разложилась. С кого спрашивать?!
В общем, получалось так: если гражданин Прыщ шел по улице, то улица становилась угрюмой и казалось, дома сереют, а небо опускается и давит на городок Озерск.
Более того, гражданин Прыщ внес в горсовет письменное предложение следующего характера: «1. Запретить красить дома в белый, розовый, голубой, зеленый цвета, а равно и в прочие цвета, не внушающие доверия. 2. Предупредить всех граждан города о том, что дома должны быть преимущественно серыми, располагающими к серьезным раздумьям, или красными, поднимающими революционный дух масс».
Поскольку горсовет отказался от такого предложения, то гражданин Прыщ дал этому делу ход и написал в газету. Поскольку же газета не опубликовала его статью, то он написал на редактора в вышестоящую инстанцию. Будут скоро разбирать дело о невнимании редактора районной газеты к письмам трудящихся. Очень настойчивый этот сухой человек с жесткими волосами!
Но что дома? Дома — пустяк. А вот воспитание молодежи — это дело сложнее. Дело дошло до того, что гражданин Прыщ не удовлетворился полным молчанием улицы; он все чаще и чаще стал просто останавливать молодых людей и продолжал воспитывать на ходу.
Однажды шли по тротуару девушки, человек пять-шесть. Все они из десятого класса, все в фартучках — очень культурная и милая ватажка.
Вдруг одна из них тихо произнесла:
— Пры-ыщ!
И все произнесли тоже:
— Пры-ыщ!
Девушки приняли прямо-таки монашеский вид: слегка опустили головы, не разговаривали и скромно поприветствовали товарища Прыща. Он глянул на них, нахмурив брови и опустив углы губ, и спросил:
— А куда вы идете, позвольте-ка вас спросить?
— По домам, — ответила Лиза, самая смелая и самая маленькая из ватажки. — По домам. Из школы.
— Та-ак. А разве вы все живете в одном доме?
— Нет.
— Зачем так: ватагой?
— Так лучше, — ответила все та же Лиза.
— Ах, видите ли что! Так лучше! А если вас соберется сорок человек? А если сто? Значит, все можно? Так лучше вам? — Он уже не давал открыть им рта. — Знаете ли вы, что в поведении на улице мы видим лицо школы, мы видим и результаты воспитания? Вы разве не слышали, что в нашем городе за один год народный суд рассмотрел шесть разводов? Да. Шесть женщин бросили шесть мужей! Отчего? От плохого воспитания в школе и дома. Улица вам не… для хулиганства. Улица, она призвана воспитывать молодежь. А вы, бессовестные, ватагой, как те глупые овцы… Бесстыдницы!
Высокая худенькая Нина заплакала. Она никогда не слышала подобной обиды ни дома, ни в школе. А маленькая Лиза, как обозленный котенок, прыгнула к сухому человеку и выкрикнула в негодовании, покраснев:
— Товарищ Прыщ! Вы прыщ!
О! Это было уже хулиганство. Гражданин Прыщ немедленно отправился к директору школы. Гражданин Прыщ возмущался. Гражданин Прыщ негодовал и требовал немедленного созыва родительского собрания, где он, Прыщ, желает сделать сообщение о новейших методах воспитания молодежи.
— Распустили! Довели молодежь до того, что жутко жить становится, — методично скрипел он, чуть взвизгивая, как тупая ножовка на сучке. — Вы понимаете, что вы разрушаете будущее нашего общества? С кем мы войдем в коммунизм, спрашиваю я вас? — пилил он директора. Известно ли вам, что обокрали магазин? А? Неизвестно? Обокрали. Кто? Два молодых человека. Вы привели молодежь к пропасти. Вы!
Директор поднял обе руки, замахал ими и прокричал одно только слово:
— Уходите!
— Учтем, — сказал гражданин Прыщ. — Голос общественности выгоняете… Совесть народа! Прекрасно. У нас и в Москву дорога известна. Мы и в облоно знаем путь.
Директор, уже совсем обессилев, тихо и жалобно, в изнеможении, сказал еще раз, будто выдохнул:
— Уходите…
Гражданин Прыщ ушел. А директор, закрыв за ним дверь, сел в кресло и заплакал. По-настоящему заплакал. Сколько трудов, сколько бессонных ночей, сколько теплых писем из разных концов страны от выпускников школы! А тут пришел «голос общественности» (он же «совесть народа») и оскорбил старика… Заплачешь! Волком завоешь!
В тот же день об оскорблении директора узнали и те трое парней, которых таскали в милицию. (Они, оказывается, носили одно и то же имя — Петя. Так их, впрочем, и на улице звали — «три Пети» или «три веселых Пети»), Они возмутились. Чаша их терпения переполнилась. Они потрясали кулаками в воздухе, будто угрожая неприятелю.
— В райком комсомола! — крикнули все трое. — Завтра в райком! Больше терпеть нельзя! Нам теперь все равно: два привода в милицию уже имеем.
Все три Пети притопали в райком комсомола: Петя-длинный, Петя-толстый и Петя-ершистый.