Времена не выбирают. Книга 1. Туманное далеко - Николай Николаевич Колодин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И каким же ударом стал для нас внезапный отъезд Арановича в Москву! Многие тогда задавались мучительным вопросом: почему? И не находили ответа. Причина же банальна. Городские власти, добившиеся отъезда любимого музыканта, сделали все возможное, чтобы имя его окружить завесой молчания. Как говорили позднее музыканты оркестра, власть предержащие вмешивались в репертуарную политику дирижера, что им, человеком искренним, но бескомпромиссным, воспринималось крайне болезненно.
После семи лет в Ярославле Юрий Аранович еще семь лет руководил симфоническим оркестром Всесоюзного радио и телевидения. Он и этот оркестр сделал широко известным. Однако творчество не было оценено, более того, началась настоящая травля талантливого дирижера. Юрий Михайлович вынужденно эмигрировал в Израиль, после чего имя его оказалось под полным запретом, а сотни километров пленок с записями его концертов варварски уничтожены.
За рубежом карьера Арановича устремилась вверх. Он с огромным успехом выступает в Париже, Лондоне, Вене, Нью-Йорке, дирижирует в крупнейших оперных театрах мира, становится, по сути, величайшим дирижером современности. Но постоянно помнит о Ярославле. И в письмах к своему единственному ученику в России скрипачу Михаилу Успенскому называет Ярославль городом своей юности и своих надежд. И мы по-прежнему помним и чтим его.
Кроме филармонии, были еще художественные выставки, театральные премьеры, затягивавшиеся за полночь диспуты в областной библиотеке. Небольшое двухэтажное здание областной библиотеки, по-домашнему уютное и теплое, постоянно заполнено. Устраиваемые диспуты собирали не только поэтов и писателей, но и музыкантов, артистов, архитекторов, к культуре людей неравнодушных, потому что посвящались не только литературе, но и иным проявлениям творчества. Не стало библиотеки, снесенной в свое время вместе с находившимся позади Мытным рынком, и ушла та теплота, которая грела нас в далекие шестидесятые-семидесятые годы прошлого века. Ныне, проходя Советской площадью, вспоминаю о ней не без грусти.
Еще одним значимым местом культурной жизни, может, даже самым значимым, в те годы стал театр имени Ф.Г.Волкова во главе с неистовым Фирсом. Именно Фирс Шишигин, приглашенный в Ярославль главным режиссером первого русского театра, сделал театр всесоюзно известным. Думаю, многие согласятся со мной, что ни до, ни после Фирса равного ему не оказалось. Поставленные им спектакли такие разные, от русского «Печорина» до молдавской «Касэ Марэ», нередко спорные, но одинаково интересные и неповторимые.
А какое созвездие актеров он собрал! Белов, Чудинова, Ромоданов, Нельский… Правда, ошибся в молодом Смоктуновском, изъявившем желание попасть в труппу. Но, с другой стороны, надолго ли задержался бы тот в Ярославле, вопрос?
Из молодых блистали два Феликса: Мокеев и Раздьяконов. Мокеев, тонкий, изящный, темноволосый, со взгядом горящим и походкой летящей, обреченный на поклонение и внимание к собственной персоне. Невероятно талантливый на сцене, он, как все настоящие творцы, был талантлив во всем: в частности, неплохо владел стихом и рисунком. Мне довелось, сидя рядом с ним на каком-то диспуте, наблюдать, как он делает шарж на очередного выступающего. Блокнот на коленях, карандаш легко летает над листом, линии ложатся уверенные и четкие. Через несколько минут рисунок готов. При всем шаржевом утрировании схожесть с образом удивительная. В театре тех лет Мокеев – это, прежде всего, Печорин. Нескромно, наверное, говорить так, но ходили не на Лермонтова, ходили «на Мокеева». Жаль, что скоро он перебрался в Москву, где затерялся среди столичных звезд.
В Феликсе Раздьяконове уже тогда угадывалась кряжистость фигуры и основательность характера. Его ведь тоже в Москву переманивали, да не переманили. И в кино он успел сыграть, причем главную роль. То был совершенно забытый ныне фильм «Журналист», еще догерасимовский. Фильм с Феликсом не задался. И он никогда больше в кино не снимался, хотя, знаю точно, приглашали.
Через первую жену Эмму мы сошлись с семьей Раздьяконовых, и мне довелось не раз бывать и в их первой квартире на проспекте Ленина, и в той, откуда ушел он от нас навсегда, на улице Чайковского. В последней – гораздо чаще.
Сразу за «домом Иванова», перейдя улицу Большая Октябрьская, на правой стороне, в тени кустов, цветов и деревьев стоят двухэтажные, уютные, провинциально милые дома, скорее, даже домики, среди которых выделяется один под номером 12а. Выделяется крутой островерхой крышей в несколько готическом стиле, что неудивительно, ведь строили здание пленные немцы и, вероятно, по своим немецким проектам. Во всяком случае, подобные строения мне приходилось в изобилии видеть под Калининградом. Здесь, на первом этаже, сразу при входе направо жили они с женой Лирой, её мамой (или, как говорил Феликс, «любимой тещей», они действительно относились друг к другу с любовью) и дочерью Асей. Прямо над ними лучшие друзья – Сергей Тихонов с Натальей Терентьевой.
На кухне всегда шумно и дымно, курили оба: и Феликс, и Лира, – а тут еще я добавлялся. Квартира просторная, но предпочитали почему-то по-русски кухню. Да, в общем, ясно почему. На кухне чай, а какой душевный разовор без него? Лира пила всегда несладкий, зато мы с Феликсом отыгрывались на конфетах и прочих сладостях.
Брак их не иначе, как благословен небесами. Ведь до того оба – семейные. Причем сам развод пар поразителен. Бывший муж Лиры уехал с бывшей женой Феликса. И те, говорят, жили также счастливо.
Лира, красавица, умница, работала урологом в областной больнице и практически всю свою жизнь посвятила мужу. А быть женой артиста – счастье не из легких…
– Завидуют дуры, – говорила она мне. – А чему завидовать? Я ложусь спать – он еще в театре, утром ухожу на работу – он еще спит. А когда свободен, то поклонницы покоя не дают ни ему, ни мне…
Она не жаловалась, а подчеркивала, что без большой любви брак с таким человеком невозможен.
Феликс Иннокентьевич родился в 1930 году в городе Дзержинске Горьковской области. В 1932 году семья переехала во Владивосток, так что вырос он на берегу Тихого океана и лучшими местами на земле считал бухту Золотой Рог и Амурский залив. Во Владивостоке увидел несколько спектаклей театра драмы и понял: чтобы стать артистом, должен учиться в Москве. Отец – человек крутой и решительный, выслушав, без долгих разговоров и не дав опомниться, сказал: «Собирай, мать, чемодан, пусть едет и учится».
Ехать пришлось долго – 15 дней, в результате на экзамены опоздал. И здесь, на его счастье, в училище им. Щепкина при Малом театре объявили дополнительный набор!
– На творческом конкурсе, – вспоминал он, – как обычно, читал стихи, прозу.
