Чувствуй себя как хочешь - Саммер Холланд

знакомая подборка, и абстракция, которая одновременно и похожа, и не похожа на то, что она смотрела у Бена.

Но все же смутное ощущение словно чешет позвоночник изнутри: Флоренс где-то это видела. Но точно не в мастерской – она бы запомнила. Она отлично запоминает работы.

– Я никак не могу понять: текст странный. И такое ощущение, что… не знаю, как описать. Что-то не сходится.

– Я ее не выбирала, – отвечает Флоренс.

– Еще лучше. – Моника откладывает картину. – Бена я тоже вызвала, скоро будет. Пусть он нам и объяснит.

У нее возникает куча вопросов о покупке галереи, и Флоренс практикует легенду. Все срабатывает идеально: Грег успел придумать очень правдоподобную историю, так что поверить в нее несложно. Жаль, настоящую никому не рассказать. Хотя Бри и Палома точно будут знать. И еще Джек, если, конечно, ответит на сообщение.

– Мисс Мендоса? – в хранение протискивается Бен. – Мисс Дантон? Что-то случилось?

Флоренс делает глубокий вдох, чтобы не размазать его по стенке.

– Когда я была у тебя в мастерской, то выбрала определенные работы, – со всем спокойствием, на какое способна, произносит она. – А вот эту я не выбирала.

– Это лучшее, что у меня есть, – отвечает Бен.

Кого вообще волнует, что он считает лучшим у себя? Флоренс прикрывает глаза на секунду: чертовы дети. Нытье и самосаботаж, смешанные со святой уверенностью, будто они уже знают разницу между хорошо и плохо.

– Мы договаривались не о лучшем в твоем понимании, – напоминает она. – Я выбрала конкретные работы, и вне зависимости от того, что ты о них думаешь, ты обещал их привезти.

Почему она возится с ним? В Нью-Йорке больше художников, чем на всем восточном побережье, собранном вместе. Ей всегда есть из чего выбрать. В почте висят двадцать неразобранных писем с заявками.

– Флоренс, – Ирма просовывает голову в хранилище, – тебя ищет мистер Уэбер.

Вот только его сейчас не хватало. Зачем он пришел? Сегодня нет мероприятий, обычная суббота, а просто так посмотреть Уэбер не заходил ни разу.

– Это и есть ваша святая святых? – раздается вкрадчивый голос, от которого до сих пор спина покрывается потом.

– Минуту, мистер Уэбер, – отзывается Флоренс и впихивает пресловутую картину в руки Бена. – Забери это. Мы так не договаривались, и у тебя был срок, который закончился задолго до вчерашнего дня.

– Вы должны взять эту картину, – отвечает тот.

– Я тебе ничего не должна. Остальные ты тоже сегодня заберешь. Я предупреждала: если ты не привозишь нужные мне работы в срок, отзываю предложение.

– Вы не понимаете, – тот вцепляется в раму картины так, что костяшки пальцев светлеют, – это лучшая моя работа. Она сделана специально для вас.

– Украдена, ты хотел сказать? – раздается голос Уэбера из дверного проема. – Прости, Флоренс, я не мог пройти мимо такой драмы.

Судя по его глумливому лицу, он только и ждал, когда что-то подобное произойдет.

– Майкл, – у Флоренс начинают скрипеть зубы, – пожалуйста, я сейчас… Стой, что ты сказал?

– Это плагиат, – тот указывает рукой на картину, – ты разве не узнала?

– Элли Катани! – вспоминает Флоренс. – Господи, как до меня сразу не дошло? Серьезно, ты просто скопировал Элли Катани?

– Ну почему же просто, – с восторгом подходит к застывшему Бену Уэбер, – есть отличия, которые точно добавлены специально. Но по исполнению… Юноша, вам бы копиями заниматься. На черном рынке вас с руками оторвут.

Ей пытались продать плагиат, а она его даже не сразу узнала. Большинство претензий Уэбера, которые тот никогда не стеснялся высказывать в своих статьях, теперь выглядят не такими уж и притянутыми за уши.

Флоренс берет себя в руки: для самоуничижения у нее еще будет время. Сейчас нужно разрешить ситуацию.

– Ты, – она указывает на Бена, – Хэйзел в курсе?

– Она была против.

– Ясно. Теперь вон отсюда.

Уэбер одобрительно поджимает губы. Моника делает шаг вперед, не давая Флоренс ударить Бена, и очень вовремя.

– Я займусь, – обещает она.

– Кстати, мисс Дантон, с назначением, – ухмыляется Уэбер.

– Спасибо, – кивает та, расплываясь в обворожительной улыбке.

– Нам нужно поговорить? – Флоренс наконец выводит Уэбера из хранилища, и дрожащий от ярости голос снова обретает спокойствие и нужный градус вежливости. – Простите, что пришлось наблюдать такую картину. Издержки профессии.

– О нет, мисс Мендоса, – тут же подыгрывает тот, – мне только в удовольствие. Современное искусство – такое изящно-подобающее, практически рафинированное. Ни одного стоящего скандала на выставках целый год. Указать на плагиат – моя обязанность как члена творческого сообщества. А ваша профессиональная ярость так и вовсе глоток свежего воздуха.

– Спасибо, – отвечает она искренне. – Правда, спасибо, не понимаю, как сразу не узнала. Чувствовала, что-то не так, но не узнала.

– Ты же не энциклопедия, – спокойно замечает Уэбер. – С кем не бывает.

Что?

Флоренс с подозрением сдвигает брови: ее пожалел Уэбер? Это точно тот же человек, что четыре года полоскал ее имя в каждой разгромной статейке? Уэбер, которого она знает, уже сейчас бежал бы домой делать из инцидента сенсацию.

– Все мы люди, – добавляет тот тише. – Флоренс, у тебя есть время? Я бы выпил кофе где-нибудь поблизости.

– Есть.

На то, чтобы выяснить, откуда в Уэбере дружелюбие, она готова найти время всегда. Даже в самый неподходящий момент.

– Тогда пройдемся? – кивает он в сторону выхода.

Флоренс держится рядом с ним, сама себе не веря. Что происходит с этим миром? Она идет по улице со своим врагом, который столько лет превращал ее жизнь в сущий ад. С человеком, из-за которого ей отказала половина известных художников восточного побережья.

Уэбер, напротив, расслаблен и улыбается, как… Флоренс с трудом сдерживает смешок. Он похож на постаревшего и располневшего морячка Попая. Черт, теперь она не сможет есть шпинат, не вспоминая о нем.

– Нам давно пора поговорить, – начинает он, стоит им сесть за столик кафе неподалеку.

– Насколько давно?

– С тех пор, как у тебя выровнялся вкус и выработалось чутье, – пожимает плечами Уэбер. – А это примерно год.

Флоренс проглатывает вертящееся на языке оскорбление и только молча приподнимает брови. Ее образование, ее работа с Лесли – ничего, видимо, не имело значения, ведь вкус у нее начал выравниваться всего какой-то год назад, если верить эксперту.

– У меня есть вопрос. – Уэбер словно не замечает, что его хотят убить.

– Буду рада ответить.

– Как тебе это удалось?

– Выровнять вкус? – уточняет она.

– Не цепляйся за слова. – Тот недовольно морщится и подносит свою чашку ристретто ко рту. – Как ты смогла выкупить галерею?

– Весь Нью-Йорк уже знает? Или только вы?

– Все, кто мог быть заинтересован. История о том, как ты пришла к Эвингу в кабинет с сумкой наличных,