Поля крови. Религия и история насилия - Карен Армстронг

Мы справедливо осуждаем акты террористов-смертников, направленные против мирных жителей, и оплакиваем их жертвы. Но ведь на войне и государство порождает такие жертвы. Более того, за ХХ в. число потерь среди мирного населения резко возросло и сейчас составляет 90 % всех смертей{1627}. На Западе подходят серьезно к потерям среди регулярных войск и чтут память воинов, отдавших жизнь за свою страну. Значительно реже упоминается о погибших по нашей вине мирных жителях, и серьезного последовательного протеста на Западе эти жертвы не вызывают. Нас потрясают последствия терактов, но разве они ужаснее того факта, что тысячи детей у себя на родине ежегодно гибнут от наземных мин? А «побочные потери» при ударах беспилотников? «Жители Запада не только меньше возмущаются, когда с воздуха сбрасывают кассетные бомбы. Они видят здесь знак нравственного превосходства, – замечает английский психолог Жаклин Роуз. – Однако непонятно, почему разделить со своей жертвой смерть – худший грех, чем убить, а самому остаться невредимым»{1628}. Колониальная политика Запада создала двухуровневую иерархию, в которой одни слишком многое получили за счет всех остальных. Просвещение возвещало равенство всех людей, но западная политика в развивающихся странах зачастую отличалась двойным стандартом: мы не обращались с другими так, как хотим, чтобы обращались с нами. Мы заботились о благе нации и не смогли выработать глобальный подход, который столь необходим нашему все более тесному миру. Мы должны осуждать каждую акцию, в ходе которой льется невинная кровь или сеется страх ради страха. Однако необходимо также признать и искренне оплакать кровь, которую мы сами пролили, преследуя национальные интересы. Иначе нам не оправдаться от обвинений в «высокомерном молчании» при виде чужой боли и в создании такого мирового порядка, при котором жизнь одних людей ценится больше, чем жизнь других людей.

Глава 13

Всемирный джихад

В начале 1980-х гг. молодые арабы непрерывным потоком стекались в северо-западный Пакистан, у афганской границы, чтобы присоединиться к джихаду против Советского Союза. Харизматичный палестинский ученый Абдулла Аззам призвал мусульман с оружием в руках поддержать афганских братьев{1629}. Подобно «боевым ученым», отправлявшимся к границам в классический период, Аззам был твердо уверен: каждый дееспособный мусульманин обязан дать отпор советской оккупации. Он объявил: «Я убежден, что мусульманская умма несет ответственность за честь каждой мусульманки, которая подвергается насилию в Афганистане, и за каждую каплю невинной крови»{1630}. Проповеди и лекции Аззама взбудоражили поколение, которое сопереживало единоверцам, страдало от неспособности им помочь и с юношеской горячностью желало изменить ситуацию. К 1984 г. добровольцы прибывали из Саудовской Аравии, стран Персидского залива, Йемена, Египта, Алжира, Судана, Индонезии, Филиппин, Малайзии и Ирака. Число их постоянно увеличивалось{1631}. Одним из добровольцев был Усама бен Ладен, наследник огромного состояния. Он стал главным спонсором «Бюро услуг» в Пешаваре, которое поддерживало соратников, организовало набор новобранцев, а также обеспечивало афганских сирот и беженцев медицинской помощью, едой и кровом.

Президент Рональд Рейган также назвал афганскую кампанию «священной войной». В 1983 г., выступая перед Национальной ассоциацией евангельских христиан, он заклеймил Советский Союз как «империю зла». «В мире есть грех и зло, – сообщил он своей чуткой аудитории, – Писание и Господь Иисус призывают нас противостать ему всеми силами»{1632}. Рейган и Уильям Кейси (директор ЦРУ и благочестивый католик) сочли уместным поддержать мусульманских моджахедов в их борьбе с атеистическими коммунистами. Ежегодная американская помощь составляла 600 млн американских долларов. А ведь большие суммы поступали также из Саудовской Аравии и стран Персидского залива! Это превратило афганские партизанские группировки в мощную силу, которая сражалась с советскими войсками не менее решительно, чем их предки с англичанами в XIX в. Некоторые из афганских бойцов учились в Египте и находились под влиянием Кутба и Маудуди, но большинство происходили из деревни и в своем суфийском почитании святых и святилищ были совершенно не затронуты современной исламской мыслью.

Американцы также обеспечивали всякой мыслимой помощью «арабо-афганцев» (как называли иностранных добровольцев). Последние получали деньги от арабских миллионеров вроде бен Ладена, оружие – от американцев, а боевую подготовку – от пакистанских войск{1633}. В тренировочных лагерях Пешавара они действовали заодно с афганскими партизанами, но их вклад не следует преувеличивать. Лишь немногие непосредственно участвовали в боях, большинство ограничивалось гуманитарной помощью, не покидая Пешавар, а некоторые уезжали через несколько недель. В регионе почти никогда не находилось более 3000 арабских бойцов одновременно. Некоторые проводили таким своеобразным образом летние отпуска: устраивались «туры с джихадом», включавшие поездку к Хайберскому проходу для фотосессии. Известные как «бригада странников», арабо-афганцы держались сами по себе. Пакистанцы и арабы считали их несколько нелепыми.

Ведущие мусульманские улема смотрели на Аззама косо, но его принципиальность сильно импонировала молодым арабо-афганцам, разочарованным коррупцией и лицемерием лидеров у себя на родине. Они знали: Аззам живет в соответствии со своим учением, сочетая штудии с политической деятельностью. Он примкнул к «Братьям-мусульманам» в 18 лет, изучая шариат в Сирии; сражался в Шестидневной войне, а во время учебы в Азхаре руководил молодежным братством. Когда он был лектором в университете короля Абдул-Азиза в Джидде (Саудовская Аравия), среди его учеников был и молодой бен Ладен. «Жизнь мусульманской уммы, – объявил Аззам, – зависит только от чернил ее ученых и крови ее мучеников»{1634}. Духовные силы уммы укреплялись не только ученостью, но и самопожертвованием воинов: ведь ни одной нации не возвыситься без сильной армии. «История пишет свои строки только кровью, – был убежден Аззам. – Честь и уважение можно построить лишь на фундаменте калек и трупов».

Империи, славные народы, государства и общества не создать без примеров. А те, кто полагает, что способны изменить реальность или общества без крови, жертв и инвалидов – без чистых и невинных душ, – не понимают сути этого дина (ислама. – К. А.) и не знают метода лучших Посланников{1635}.

Мученичество славили и другие мусульманские лидеры, но не каждый раз услышишь настолько прямолинейную констатацию неприглядных фактов. Общество, неспособное постоять за себя, считал Аззам, падет перед захватчиками. И надо воспитать ученых-воинов, которые своим самопожертвованием вдохновят умму{1636}. С его точки зрения, джихад – это шестой столп ислама, наряду с шахадой, молитвой, милостыней, постом в месяц Рамадан и хаджем. Если мусульманин пренебрегает джихадом, он ответит за это перед Всевышним в День Суда{1637}.

Свою теорию Аззам не выдумал с нуля. Он следовал классической теории аш-Шафии, который в VIII в. постановил: если дар аль-ислам захвачен чужеземцами, джихад становится фард айн, обязанностью каждого дееспособного мусульманина, живущего недалеко от границы. А поскольку с нынешними средствами сообщения любой мусульманин может доехать до границ Афганистана, джихад, полагал Аззам, «обязателен для каждого мусульманина на земле». Освободив Афганистан, арабо-афганцы должны не останавливаться и вернуть все земли, отбитые у уммы немусульманскими государствами: Палестину, Ливан, Бухару, Чад, Эритрею, Сомали, Филиппины, Бирму, Южный Йемен, Ташкент и Испанию{1638}.

В своих лекциях и письменных трудах Аззам идеалистически описывал афганцев как неиспорченных людей, которых не коснулась бесчеловечная механизация современной джахилии. В своей борьбе с советским Голиафом они напоминают пастушка Давида{1639}. Его рассказы об афганцах и арабах, мученически отдавших жизнь в этой войне, вдохновляли мусульман всего мира. Однако мученики Аззама не были террористами-смертниками (да и вообще террористами). Они не налагали на себя руки и не убивали мирных жителей, а лишь погибали как солдаты в борьбе против советских войск. Более того, Аззам был убежденным противником терроризма и на этой почве в конце концов разошелся с бен Ладеном и египетским радикалом Айманом аз-Завахири. Аззам твердо стоял на ортодоксальной позиции: убивать мирных жителей или собратьев-мусульман (вроде Садата) запрещено фундаментальными учениями ислама. Он даже верил, что о божественной истине можно «свидетельствовать», умерев своей смертью в постели{1640}.