Поля крови. Религия и история насилия - Карен Армстронг

Когда Советский Союз сначала вывел войска из Афганистана (февраль 1989 г.), а затем распался (1991 г.), у арабо-афганцев возникло пьянящее, но иллюзорное чувство победы над мировой сверхдержавой. Им пришло в голову, что можно исполнить мечты Аззама и вернуть все утраченные мусульманские земли. Казалось, будто во всем мире политический ислам находится на подъеме. ХАМАС стал серьезным вызовом «Фатаху». В Алжире Исламский фронт спасения (ИФС) одержал решающую победу над секулярным Национальным фронтом освобождения (НФО) на муниципальных выборах 1990 г., а в Судане пришел к власти исламский идеолог Хасан ат-Тураби. После вывода советских войск бен Ладен основал «Аль-Каиду». Она задумывалась поначалу скромно – как ветеранская организация для арабо-афганцев, которые хотели продолжать джихад. В тот момент у этой организации, чье название означает лишь «основа», еще не было ни единой идеологии, ни четкой цели. Некоторые из ее членов отправились домой и задались целью самостоятельно низложить коррумпированные секулярные режимы и заменить их исламскими правительствами. Другие, все еще верные классическому джихадизму Аззама, присоединялись к местным мусульманам в их борьбе с русскими в Чечне или с сербами в Боснии. К своему огорчению, они обнаруживали, что им не удается превратить эти национальные конфликты в «подлинный джихад». А в Боснии они оказались не только лишними, но и помехой.

Боснийская война (1992–1995 гг.) сопровождалась одним из последних геноцидов ХХ в. В отличие от турецкого геноцида и холокоста, массовая резня была осуществлена на основе религиозной, а не этнической идентичности. На Западе многие полагают, что разделения на Балканах имеют давние корни и насилия было не избежать из-за сильного «религиозного» элемента. На самом деле такая общинная нетерпимость имеет относительно недавнее происхождение. Евреи, христиане и мусульмане мирно сосуществовали в течение пяти столетий при османском владычестве и продолжали сосуществовать после падения Османской империи в 1918 г., когда сербы, словенцы, славянские мусульмане и хорваты образовали мультирелигиозную федерацию Югославия. Югославия была расформирована нацистской Германией в 1941 г., но возрождена после Второй мировой войны коммунистическим лидером Иосипом Броз Тито (1945–1980 гг.) под лозунгом «Братство и единство». К сожалению, после его смерти страну стали раздирать радикальный сербский национализм Слободана Милошевича и не менее агрессивный хорватский национализм Франьо Туджмана. Босния же оказалась между молотом и наковальней. Славянский национализм имел выраженно христианскую тональность: сербы православные, а хорваты католики. Между тем Босния (со своим мусульманским большинством, сербскими, хорватскими, еврейскими и цыганскими общинами) взяла курс на секулярное государство и уважение ко всем религиям. Не имея возможностей защититься военным способом, боснийские мусульмане знали, что их будут преследовать, если они останутся частью Сербии, и в апреле 1992 г. провозгласили независимость. Соединенные Штаты и Европейский союз признали Боснию и Герцеговину суверенным государством.

Милошевич называл Сербию «крепостью, защищающей европейскую культуру и религию» от исламского мира. Представители сербского духовенства и науки также видели в своей нации оплот против азиатских полчищ{1656}. Еще один сербский националист, Радован Караджич, предупредил боснийскую ассамблею: если они объявят независимость, то поведут нацию «в ад», а «мусульманский народ исчезнет»{1657}. Однако ненависть к исламу возникла лишь в XIX в., когда сербские националисты создали миф, смешавший христианство с национальными чувствами, основанными на этнической принадлежности: князь Лазарь, побежденный османами в 1389 г., воспринимался как христоподобная фигура, а турецкий султан – как христоубийца. Славяне, обратившиеся в ислам, считались «отуреченными». Усвоив нехристианскую религию, они предали свое славянство и стали азиатами. Сербская нация же не поднимется, доколе не устранит этих чужаков{1658}. И все же привычка к мирному сосуществованию была столь сильна, что неустанная пропаганда Милошевича лишь через три года породила смертельную смесь секулярного национализма, религии и расизма. Показательный факт: война началась с безумной попытки уничтожить документальные свидетельства о том, что веками евреи, христиане и мусульмане мирно жили вместе. Через месяц после подписания боснийской декларации о независимости обстрелами сербских войск был уничтожен Институт востоковедения в Сараево, в котором находилось крупнейшее на Балканах собрание исламских и еврейских рукописей. Истребление ожидало и многие коллекции подобных манускриптов. От обстрелов сгорела Национальная библиотека и сильно пострадал Национальный музей. По ходу дела сербские и хорватские националисты уничтожили около 1400 мечетей, а на их месте устроили парки и парковки: да изгладится память о неудобном прошлом{1659}.

Сербская милиция и тяжеловооруженная Югославская народная армия заняли Боснию, и осенью 1992 г. начался процесс, который Караджич называл «этнической чисткой»{1660}. Милошевич открыл тюрьмы и набирал в милицию бандитов, позволив им безнаказанно грабить, насиловать, сжигать и убивать{1661}. Мусульман не щадили, и всякий боснийский серб, который отказывался сотрудничать, также должен был умереть. Мусульман сгоняли в концлагеря, где они – в антисанитарных условиях, грязные, истощенные и запуганные – утрачивали человеческое достоинство и в своих собственных глазах, и в глазах мучителей. Руководители милиции притупляли чувства своих подчиненных алкоголем и склоняли их к групповым изнасилованиям, убийствам и пыткам. Когда Сребреницкий анклав, назначенный ООН «зоной безопасности», был взят сербской армией летом 1995 г., было убито как минимум 8000 мальчиков и мужчин. В районе Баня-Луки к осени последние мусульмане были либо убиты, либо изгнаны{1662}.

Международное сообщество пришло в ужас, но не потребовало немедленного прекращения убийств. Более того, господствовало ощущение, что в равной степени виновны все стороны{1663}. «Мне плевать на Боснию. Абсолютно плевать, – заявил Томас Фридман, колумнист из The New York Times. – Люди сами напросились на неприятности. Так и пусть режут друг друга, и проблема решится»{1664}. Надо отдать должное арабо-афганцам: они были единственными, кто предоставил военную помощь. Однако боснийские мусульмане считали их нетерпимыми, поражались идее всемирного джихада и наотрез отказывались создавать исламское государство. К сожалению, присутствие арабо-афганцев создало в других странах впечатление, что и боснийские сербы относятся к фундаменталистам. На самом деле многие из них были довольно поверхностны в своем исламе. Возможно, именно расхожие страхи перед исламом и боязнь получить исламское государство под носом у Европы поспособствовали нежеланию Запада вмешиваться. Когда Сербия говорила, что защищает Запад от ислама, некоторые европейцы и американцы относились к этому с одобрением. Тем не менее в августе 1995 г. НАТО вмешалось и нанесло серию авиаударов по позициям сербов, что положило конец трагическому конфликту. 21 ноября 1995 г. в Дейтоне (штат Огайо) было подписано мирное соглашение. Однако тяжелая память о событиях осталась. Ибо снова в Европе были созданы концлагеря – и на сей раз для мусульман. Сколько раз после холокоста звучали слова: «Больше никогда!» Но к европейским мусульманам это не относилось…

Другие арабо-афганские ветераны, возвращаясь домой, обнаруживали, что слишком радикальны для местных мусульман, которые не прошли Афганистан. Подавляющее большинство резко отвергали такую безжалостную воинственность. В Алжире афганские ветераны надеялись создать исламское государство, поскольку ИФС, казалось, обеспечена победа на всенародных выборах 1992 г. Однако в самый последний момент произошел военный переворот, и президент Шадли Бенджедид, либеральный секулярист из НФО, запретил ИФС и посадил в тюрьму его руководство. Если бы демократический процесс был нарушен подобным неконституционным образом в Иране или Пакистане, последовало бы возмущение во всем мире. Но поскольку переворот помешал создать исламское правительство, в западной прессе некоторые даже высказали радость. Почему-то получалось, что недемократическая акция приуготовила Алжир к демократии. Впоследствии французское правительство оказывало поддержку президенту Ламину Зеруалю из НФО и укрепилось в своем нежелании поддерживать диалог с ИФС.

Мы уже знаем: когда подобные движения запрещают, они почти всегда обретают крайнюю форму. Более радикальные члены ИФС откололись и создали Вооруженную исламскую группу (ВИГ), причем к ним присоединилась часть арабо-афганцев. Поначалу военная подготовка ветеранов встречала одобрение, но затем их жестокие методы потрясли алжирцев. Они начали кампанию террора в горах к югу от Алжира, убивая монахов, журналистов, секулярных и религиозных интеллектуалов, а также жителей деревень. Впрочем, судя по некоторым данным, военные не только потакали этим расправам, но и участвовали в них с целью истребить население, сочувствующее ИФС, и дискредитировать ВИГ. А вот и еще один предвестник будущих бед: сторонники ВИГ угнали самолет, летевший во Францию, с целью направить его в одно из зданий в центре Парижа и тем самым выразить протест против поддержки алжирского режима французским правительством. К счастью, в Марселе французским спецслужбам удалось перехватить самолет{1665}.