Обелиск для фуфлыжника - Илья Деревянко

– Я тоже, – согласился Соболев. – Однако придется обождать некоторое время. Пускай страсти поулягутся!

Глава 4

До эпохи тотального рэкета, когда им стали заниматься все кому не лень... существовала сама идеология рэкета. И главными ее носителями были милиционеры. Все просто. Потому что была торговля. А у торговли была крыша. А этой крышей была милиция. Считалось, что торгаши должны обслуживать паразитирующих на их территории ментов.

В. Карышев, Л. Шаров, А. Солоник. Палач и жертва

Сейчас широко распространены ментовские крыши. Да, да! Именно крыши наподобие бандитских. Но, как правило, они очень дороги и ненадежны. Дерут три шкуры, а толку... Тьфу! Привыкли жить на халяву. Только ты не упоминай моего имени!

Пожелавший остаться неизвестным современный российский коммерсант

Руоповцы безуспешно прождали появления представителей Соболя до двух часов дня.

– Не придут! – заключил наконец Касаткин. – Вычислили нас гады, но как?!

«Как» выяснилось довольно быстро при опросе сотрудников фирмы. Вася, еле двигая распухшей челюстью, поведал стражам порядка о странной метаморфозе, произошедшей с замухрышкой-очкариком на обратном пути и о его удивительной сноровке в области рукопашного боя.

– Я прям опомниться не успел! – пристыженно шепелявил Крошкин. – Главное, ни с того ни с сего.

– Ни с того ни с сего, – саркастически передразнил подполковник. – Брось заливать! Залупнулся, поди, на него?! – и, не дождавшись ответа, схватился за голову. – Е-мое! Проморгали лазутчика! Теперь-то бандюги точно в капкан не полезут! Не верят они тебе, хоть ты и утверждал обратное. Прислали человека разведать обстановку. Классную парень маскировку выбрал! Прирожденный артист! Да-а, блин, проворонили мы дичь, но, как говорится, после драки кулаками не машут.

– А вдруг бандиты больше не сунутся? – с надеждой предположил Елкин.

– Сунутся! – твердо заверил подполковник. – Только выждут месяц-другой-третий да нагрянут внезапно. Тебе, родной, не позавидуешь! Братки всенепременно отомстят – в лучшем случае изуродуют до неузнаваемости, в худшем... – Касаткин многозначительно замолчал.

Коммерсант переменился в лице, зажмурился, втянул голову в плечи, уподобившись скульптуре Эрнеста Барлаха[32] «Мерзнущая старуха».

– Как же... Что ж... Я... ведь... меня, – нелепо залопотал он и, с грехом пополам заставив слушаться костенеющий язык, возопил: – Помогите! Спасите! Не оставляйте на растерзание!

Именно этого момента и дожидался многомудрый подполковник.

– Не оставлять на растерзание, говоришь?! – вкрадчиво повторил он. – Гм, гм, а как ты себе это конкретно представляешь?

– И-ик! – ответил господин Елкин.

«Начинать брать быка за рога или еще немного поиграть в кошки-мышки? – размышлял Вениамин Михайлович, оценивающе глядя на жалкую, убитую горем физиономию коммерсанта. – Пожалуй, пора брать! Фрукт созрел и готов к употреблению!»

– Мы можем обеспечить тебе постоянную защиту, – вслух сказал он. – Погоди благодарить да рассыпаться в комплиментах. Прежде выслушай условия. Во-первых, мы не занимаемся благотворительностью. Не имеем такой возможности, да, признаться, и желания тоже. Во-вторых, как все живые организмы, я и мои ребята нуждаемся в регулярном питании. В силу специфики нашей нелегкой работы – высококалорийном питании, – подчеркнул руоповец. – А «спасибом» сыт не будешь. Поэтому если хочешь жить спокойно под нашим прикрытием, плати ежемесячно, – тут Касаткин назвал такую сногсшибательную сумму, что Сергей Игнатьевич содрогнулся. Первым его порывом было наотрез отказаться от предложения Касаткина, но Елкин вовремя удержал готовые сорваться с губ слова. Положеньице-то аховое! Если после неудачного для Елкина поединка со Снежком обе-щание Антона «завалить» могло оказаться просто угрозой, то теперь за подставку под ментов (представив душевное состояние Соболева на данный момент, Сергей Игнатьевич ощутил острое желание сходить в туалет «по-большому»)...

Страшен в гневе Антон! Способен на самые жестокие поступки! Из названных Касаткиным вариантов бандитской мести вариант первый – «изуродуют до неузнаваемости» – сразу отпадает! Единственно реален вариант второй – «худший», т. е. смерть... А как обойдешься без крыши, когда начинают давить кредиторы типа гребаного урки Платонова?.. Помимо всего прочего, легавые, получив отказ, непременно начнут прессовать различными способами его самого (Елкин знал немало подобных прецедентов). Короче, выхода-то нету! Потому мент цену и ломит. Чувствует, собака, благоприятную ситуацию!

– Хорошо, – с тяжелым вздохом согласился Сергей Игнатьевич. – Но сумма слишком значительна. Не знаю, успею ли собрать ее до конца месяца!..

– Ты неправильно меня понял, – нервно дернул щекой подполковник. – Никаких «концов месяца». Плата взимается авансом и только авансом! Утром деньги – вечером стулья! Оправдания не принимаются! Приговор окончателен! Обжалованию не подлежит!

Господину Елкину вдруг померещилось, будто кабинет превратился в гигантский аквариум, заполненный зеленоватой от обилия водорослей водой, сам он трансформировался в мелкую рыбешку с подрагивающими от страха плавниками, а Вениамин Михайлович навис сверху огромной вострозубой пустоглазой акулой. Сергей Игнатьевич больно ущипнул себя за нос, наваждение исчезло, и подполковник вновь обрел человечье обличье. Правда, отдаленное сходство с акулой все же сохранилось. Маленькое такое сходство, незначительное...

– Ну как? – деловито спросил он. – Вопросы есть?

«Конкретный дядя, черт бы его побрал! Не удастся потянуть резину! – с тоской подумал Елкин. – Придется раскошелиться!»

Неся какую-то галиматью о «последних, взятых в банке под проценты для выдачи зарплаты сотрудникам фирмы», Сергей Игнатьевич, сопровождаемый полуодобрительным-полунасмешливым взглядом Касаткина, нехотя поплелся к сейфу...

* * *

Вынужденный отстегивать руоповцам солидный куш, господин Елкин решил до минимума сократить расходы, но не свои личные, а сотрудников фирмы, втрое урезав им жалованье. Кроме того, он уволил всех четверых охранников, зажилив их двухмесячный заработок (зарплата в фирме «Ажур» выдавалась хотя и регулярно, но с задержкой на два месяца). Волю босса объявила ребятам секретарша, позвонив каждому домой. Сам он не снизошел, и дозвониться до него уволенные охранники не сумели. Тогда они связались с бухгалтерией, желая узнать, когда приходить за расчетом, и выяснив, что никаких денег им, оказывается, не причитается, разъяренной гурьбой понеслись разыскивать бессовестного коммерсанта.

Сергей Игнатьевич обнаружился у се-бя в кабинете, где он с невозмутимым спокойствием потягивал чаек.

– Чего надо? – нисколько не смутившись при виде разгоряченных, кипящих праведным негодованием парней, грубовато осведомился Елкин. – Вам разве непонятно объяснили?

– Непонятно, – дерзко шагнул вперед Виктор Гордеев, самый старший (двадцати восьми лет) и самый физически развитый охранник, пользующийся у остальных непререкаемым авторитетом. Остальные: Никита Костылев, Алексей Пичугин и знакомый читателю Вася Крошкин, усиленно закивали в знак подтверждения.

– Во-первых, вы вышвырнули нас за порог, не объяснив причин, – начал перечислять Гордеев, но тут же был остановлен издевательским хохотом коммерсанта.

– При-и-ичин?! О-х-ха-ха! Ну сказанул, салага. При-и-ичин! – закатывался Сергей Игнатьевич. – На хрена мне сдались такие тюфяки с гнилой соломой?! Толку-то от вас ноль! Посмотри на своего приятеля Крошкина! Вни-и-и-мательно посмотри! Этот лопух проморгал «засланного казачка» и в результате провалил тщательно спланированную операцию РУОПа! (Откровенно говоря, «засланного казачка» проморгал не только Крошкин, но и руоповцы, а также сам господин Елкин. Кроме того, он не предупреждал сотрудников фирмы о готовящейся операции «Приманка» и не давал на сей счет никаких указаний. Некоторые работники «Ажура» заметили, правда, подозрительных посторонних мужчин, сильно смахивающих на переодетых ментов, однако не рискнули соваться с расспросами к вспыльчивому, скорому на расправу шефу.)

– Нас не предупредили, – осмелился возразить Виктор.

– Молчать! – стукнул кулаком по столу Сергей Игнатьевич. – Не пре-е-е-дупрежда-а-али! – нарочито гнусаво передразнил он. – Идиоты! Вы когда в сортир идете, вас тоже предупреждать надо, чтобы, садясь на толчок, штаны снять не забыли?! А?! Видимо, нужно! Вот поэтому и уволил! За дурость да за чахлость!

– Че-е-его?! – дружно набычились задетые за живое секьюрити.

– Да, салабоны! За чахлость! – вдохновенно изгалялся Елкин. – Взгляните на распухшую харю вашего приятеля Васи! Хлипкий, сутулый очкарик уложил его с одного удара! Я ж вас, дешевок, насквозь вижу! Всегда знал истинную вашу цену! Три копейки за всех оптом, в базарный день!