Обелиск для фуфлыжника - Илья Деревянко

– Молодец, братан! – вопил Сивка-Бурка. – Мочи фуфлыжника!

Продолжая удерживать левой рукой захваченную ногу, озверевший Снегирев (пропущенные удары «черного пояса» тупой болью отдавались во внутренностях) обнял Елкина за талию, приподняв вверх, с размаху влепил тело противника в стену и, удерживая его в таком положении, нанес четыре страшных удара коленом снизу в ребра. Зрители взвыли в волчьем вос-торге.

– До-бей! До-бей! – скандировали они.

Игорь швырнул обмякшего, хрипящего, задыхающегося Елкина ничком на пол и сверху треснул ступней промеж лопаток. Сергей Игнатьевич потерял сознание.

– Лихо! – похвалил товарища Антон. – Надеюсь, не убил?!

Игорь, нагнувшись, пощупал пульс.

– Живой, собака, – отдуваясь, сообщил он. – Здорово, однако, мне в грудину влепил! Впрочем, я сам виноват! Нечего было зевать.

– А с этим что делать?! – спросил Сивка-Бурка, указывая на полумертвого со страху Иволгина. – Отметелим до кучи?

Владилен Андреевич слабо ойкнул, готовясь упасть в обморок.

– Не вижу смысла! – ответил Соболь. – По-моему, толстому одного зрелища вполне достаточно, да и фигура он в фирме второстепенная.

Елкин застонал, постепенно приходя в чувство.

– Отвезите фуфлыжника домой, – распорядился Антон. – Пусть не мешкая начинает лавы[26] собирать, пересчитывать, в пачки резиночками связывать...

– Погоди-ка! – Присев, Снежок снова проверил пульс поверженного «черного пояса» и задрал на теле рубашку. Левая сторона грудной клетки Сергея Игнатьевича опухала, наливалась кровью. Разбитое лицо побледнело от боли. Пульс был учащенным, дыхание неглубоким, торопливым.

– Ты говорил, он нужен нам живой? – обернулся к главарю Снегирев.

– Само собой!

– Тогда нужно везти не домой, а в больницу. В наличии все признаки смещенного перелома ребер.

– В больницу так в больницу, – согласился Соболев, отдал пацанам соот-ветствующие распоряжения и вперился мрачным взглядом в Сергея Игнатьевича, при помощи Сивки-Бурки поднимающегося на ноги.

– Запомни, Сергей: срок три дня, – четко, раздельно сказал Антон. – Не пытайся крутить. Больше предупреждать не станем. Завалим без базара! Улавливаешь мысль?!

– Да! – с хрипом выдавил Елкин. – Улавливаю!..

Глава 3

Приплыла наутро щука как пить дать. Смотрит на нее карась и дивится – каких ему про щуку сплетен не наплели, а она рыба как рыба. Только рот до ушей да хайло такое, что как раз ему, карасю, пролезть.

Елкин попал домой ближе к утру, больной, измученный, едва волочащий ноги и злой как тысяча чертей...

Повинуясь приказу Соболева, Сивка-Бурка доставил его вместе с Иволгиным в первую попавшуюся по пути больницу, высадил в половине двенадцатого ночи возле дверей приемного покоя и укатил не попрощавшись. Пожилой, унылого вида дежурный врач встретил позднего пациента без особого энтузиазма, однако, услышав обещание «вознаградить за беспокойство», мгновенно подобрел, просветлел лицом и развил кипучую деятельность. Сергею Игнатьевичу сделали рентген, подтвердивший правильность поставленного Снегиревым диагноза. У господина Елкина оказались сломаны три ребра, причем одно, прорвав подкожную жировую клетчатку и слой мягких мышечных тканей, угрожало легкому. Покалеченного «черного пояса» незамедлительно уложили на операционный стол и под местным наркозом (общий делать не стали, во-первых, по требованию самого Елкина, а во-вторых, ввиду наличия сильного сотрясения мозга) провели операцию, длившуюся около полутора часов. Сергею Игнатьевичу разрезали шкуру, скрепили обломки ребер металлическими пластинами, потом заштопали, перевязали и вкололи антибиотики. Местный наркоз штука ненадежная (вспомните хотя бы свои походы к зубнику), но здоровый, тренированный призер многих соревнований стоически вытерпел чудовищную боль. Отиравшийся поблизости Владилен Андреевич начал было возмущаться по поводу отсутствия гипсового корсета. «Халтура! Экономите! Не допущу! Мы деньги платим, а вы паршивый гипс зажилили!» и т. д. и т. п., однако врачи вежливо объяснили коммерсанту – при травмах ребер корсеты сейчас не используют, но не ради экономии гипса, а для блага больного[27].

– Не спорь, Владька, доктор прав, – просипел Сергей Игнатьевич. – Расплатись с ним да раздобудь машину. Домой поеду!

Иволгин послушно вытащил из бумажника несколько зеленых купюр и за сто рублей договорился с водителем «Скорой помощи».

– Колите в течение недели ампиокс[28] (четыре раза в день), а при болях баралгин[29], – напутствовал Елкина хирург. – Травмированное место старайтесь не беспокоить. Через месяц будете как новенький! Хотя лучше бы вам отлежаться в клинике. У нас имеются удобные отдельные палаты...

– Не могу! Дела! – отрезал Сергей Игнатьевич, при помощи Иволгина натягивая верхнюю одежду...

Дома он в качестве обезболивающего средства принял вместо баралгина стакан коньяка, охая, притулился на диване и погрузился в беспокойную дремоту...

В полусне-полуяви маячили жуткие видения (картины недавнего боя вперемешку с галлюцинациями). Вот проклятый Снежок грубо швыряет его, скомканного, задыхающегося, лицом в плиточный пол. Каменная плитка, внезапно превратившись в вязкую трясину, затягивает голову Елкина в себя. Голова оказывается под полом. Сергей Игнатьевич с ужасом видит сырой, заплесневелый погреб, освещенный трепещущими огоньками свечей. В воздухе смердит падалью. Вдоль стен расставлены, как в музее, человеческие скелеты. У каждого на шее табличка с надписью крупными буквами: «Фуфлыжник».

– Занял сто штук, год динамил, пришлось выложить триста. Все отобрали. Одни кости оставили, – безжизненно рапортует первый скелет.

– Занял триста – отдал семьсот. Вместе с мясом содрали, – докладывает второй.

– А я ни хрена не вернул, и меня удавили капроновым чулком, а труп бросили в помойную яму, – сообщает третий.

– Кто вы?! – шепчет деморализованный коммерсант.

– Разве не видишь? – скрипуче удивляется четвертый скелет. – На табличках наши имена.

Непонятно откуда появляется Антон в кожаном фартуке, подхватывает с пола увесистую дубину и начинает яростно крушить скелеты, приговаривая: «На удобрения вас, блин! На удобрения!»

Кости сухо трещат, ломаются, рассыпаются в прах... Неимоверным усилием Сергей Игнатьевич выдергивает голову обратно и опять оказывается в спортзале, но уже не лежа, а в боевой стойке. Перед ним дерзко ухмыляющийся Снежок. Елкин наносит мощнейший маваши, целя в висок врага, однако нога движется медленно-медленно, со скоростью десять сантиметров в минуту. Бандит издевательски хохочет, подходит вразвалочку и толкает Сергея Игнатьевича указательным пальцем в грудь. Елкин рушится навзничь, как подрубленное дерево, с размаху трескается затылком об пол. Череп разламывается пополам, из него вываливается смятый ворох засаленных денежных купюр. Отрастив крохотные, тараканьи лапки, купюры расползаются по залу, противно шебурша.

– Ушибся, да? – участливо спрашивает Снегирев. – Башку расколол? Не расстраивайся! Там все равно мозгов не было. Зато мы награждаем тебя орденом «Большого фуфла».

Снежок бросает в разбитый череп ржавый железный диск с выдавленной посредине буквой «ф».

...Сергей Игнатьевич заорал и проснулся от страшной головной боли. За окном полностью рассвело... Коммерсант с большим трудом принял сидячее положение. Самочувствие сквернейшее! Голова трещит по швам, поврежденные ребра ноют словно больной зуб, к горлу волнообразно подкатывает тошнота. Елкин прошипел в адрес Антона с компанией длинное проклятие, нащупал на журнальном столике сотовый телефон и набрал номер своего старинного приятеля Валерия Ивановича Стеклышкина, доктора медицинских наук, работавшего заведующим хирургическим отделением в престижной частной клинике...

К полудню до отказа напичканный различными лекарственными препаратами Сергей Игнатьевич чувствовал себя гораздо лучше, однако в офис не поехал. Полулежа в широком кожаном кресле с серебряным тиснением и потягивая крепкий чай из фарфоровой пиалы, он беседовал со Стеклышкиным. Беседа имела строго конфиденциальный характер. Поэтому отряженную на постоянное дежурство в квартире Елкина медсестру услали в дальнюю комнату. Неожиданно для самого себя Сергей Игнатьевич разоткровенничался, а Валерий Иванович принял проблемы приятеля близко к сердцу.

– Ай-яй-яй! – причитал он. – Сто тысяч долларов! С ума сойти! При нынешнем курсе это будет в рублях...

– Не береди душу, – стонал Елкин. – И так в пору с Останкинской башни вниз бросаться!

– А когда отдавать?

– Через три дня, вернее, уже через два!

– Я бы на твоем месте... – многозначительно начал Стеклышкин, но продолжить не успел. Требовательно зазвонил стоявший рядом с креслом Елкина телефон. Подняв трубку, Сергей Игнатьевич услышал низкий, басовитый голос владельца фирмы «Пьедестал» Платонова.