Горький вкус любви (СИ) - "Miss Spring"

— Галина Кирилловна, в чём дело? Почему мне отказано в свидании с подзащитной? Насколько я знаю, количество встреч адвоката и подзащитного никак не регламентируется. — высказался Дмитрий Михайлович, который был крайне недоволен отказом.

— Дмитрий Михайлович, Северцева, минувшей ночью, пыталась повеситься в своей камере. Сейчас она находится в сан.части. — адвокат побледнел.

— Её удалось спасти? Она в сознании?

— Слава Богу да! — выдохнув, сказала Галина Кирилловна. — Всё это произошло, после визита её подруги. Лучше бы не пускали! Только проблемы одни от этих подруг…

— Что за подруга к ней приходила? — спросил Воронцов.

— Медникова Любовь Сергеевна. — посмотрев где-то, ответила Юрцева.

— Галина Кирилловна, вы же меня не первый день знаете. Разрешите мне поговорить с Северцевой. Я, кажется, понимаю в чём дело. — Дмитрий совсем не понимал в чём дело, но очень хотел увидеть Машу.

— Ну, только из уважения к вам, Дмитрий Михайлович! Вы ведь все дела выигрываете, стольким людям помогли уже.

— Ну, не преувеличивайте моих достоинств, я далеко не все дела выигрываю. Было несколько дел, которые я проиграл, особенно в юности. Но, хорошо, что их было всего лишь несколько за мою 25-тилетнюю практику. — улыбнулся Воронцов.

Вскоре, он оказался у машиной кровати. Она была мертвенно-бледной, на шее виднелся небольшой след.

— Здравствуй, Маша. — адвокат присел на стул рядом. — Ну и зачем ты это сделала? Что случилось? — обеспокоенно спросил он.

— Вы знали? — тихо задала вопрос девушка, даже не поворачивая головы и не смотря на него.

— О чём?

— Вы знали о том, что Тимур развёлся со мной и женился на другой? — по её щекам потекли слёзы.

— Тебе подруга сказала?

— Вы знали и ничего мне не сказали! — наконец сев в кровати и повернувшись к нему, закричала Мария.

— Я не мог тебе сказать, Маша. Ты слишком его любишь. Я знал, что это убьет тебя. — попытался оправдаться Дмитрий Михайлович.

— Я жить теперь не хочу, понимаете? — отчаянно произнесла Северцева глядя в его серо-голубые глаза.

В её взгляде теперь было столько боли, разочарования и пустоты, что Воронцову впервые в жизни захотелось убить, а не спасти человека: её бывшего мужа. Пожалуй, впервые за свою адвокатскую практику, он так близко к сердцу принял историю подзащитной, хоть и сам не понимал почему.

Внезапно, машины тихие слёзы переросли в рыдание. Она всхлипывала, дрожа всем телом и закрыв лицо руками. Дмитрий не выдержал: он подсел ближе и обнял девушку, желая хоть как-то её успокоить.

— Ну что ты такое говоришь, девочка. Ты же красавица, умница… Никогда не поздно начать жизнь с чистого листа. Маруся, он не достоин ни тебя, ни твоих слёз. Слышишь? — он гладил её по спине, прижав к себе, и больше всего на свете желал, чтобы она не плакала. Вскоре Северцева затихла.

Его голос, который она слышала сквозь пелену боли, окутавшую её сознание в тот момент, был спокойным, удивительно бархатным. Но несмотря на это, в нём явно прослушивались металлические, типично мужские нотки. И всё же, это был какой-то удивительный, очень красивый голос.

— Я готова вам всё рассказать. — произнесла она, высвободившись из его рук. — Спасибо вам, Дмитрий Михайлович.

— Подожди, рано меня благодарить. Рассказывай всё в подробностях, я запишу. — Дмитрий Михайлович выслушал всю историю со слониками, и в его голове выстроилась чёткая картина произошедшего.

— Маша, — он взял подзащитную за руку. — я обещаю, он будет наказан. Слышишь? А ты пообещай мне, что больше никогда не будешь пытаться сделать такую глупость. Жизнь-это подарок.

— Обещаю. — и она слабо улыбнулась.

На следущий же день Тимура взяли. Он повёлся на уловку, которую придумал Эдуард, с участием старого антиквара.

Машу отпустили.

Когда она вышла из ворот «Матросской тишины», вдохнула воздух и печальным взглядом окинула всё вокруг, то увидела Дмитрия Михайловича Воронцова собственной персоной, который стоял около чёрного джипа.

— Дмитрий Михайлович, спасибо вам огромное! — девушка пошла к нему, неся в руках чемодан, с которым её взяли на вокзале.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Это моя работа. Куда ты теперь, Маш? — спросил мужчина.

— На вокзал, наверное… Я возвращаюсь в Выборг. — тут она снова начала кашлять, но Воронцов заметил, что характер кашля изменился. Из более поверхностного он перешёл в глубокий грудной.

— Погоди… — он дотронулся ладонью до её лба. — У тебя явно температура и достаточно высокая, Маш. Ты говорила о том, что простужена в сан.части?

— Нет, им как-то не до моих жалоб было. Да и врач пришёл всего один раз, когда меня только перенесли туда из камеры.

— Бардак какой-то. Ну, ты никуда не едешь. Нельзя тебе в таком состоянии сейчас ехать в поезде. — безапеляционно сказал Дмитрий.

— Но… Мне нужно домой. У тёти инфаркт, Люба рассказала. — попыталась воспротивиться девушка.

— За ней есть кому поухаживать кроме тебя?

— Да, за ней ухаживает подруга.

— Ну вот видишь. К тому же, я не думаю, что тебя, насквозь больную, пустят в кардиологию к человеку в постинфарктном состоянии. Так что, пока тётя обойдётся без тебя, это точно, за ней там в больнице явно надлежащий уход, а ты…

— А я поеду… — прервала его Мария.

— Ко мне. — закончил он за неё. Маша удивлённо взглянула на него и потом замотала головой:

— Нет, это неудобно. Я сейчас позвоню Любе…

— Люба уехала в командировку. Я с ней говорил два дня назад, чтобы кое-что прояснить. Так что поедем. Поживёшь немного у меня, а потом, я лично посажу тебя на поезд до Выборга. — и Воронцов открыл перед ней дверь своего джипа.

Видно было, что девушка сомневалась и замешкалась, но потом она, всё-таки, села в машину.

Они добирались больше 3 часов с учётом знаменитых московских пробок.

Наконец, джип въехал в раскрытые Дмитрием ворота и перед Машей предстал великолепный двухэтажный дом, который выглядел очень большим, окружённый красивым садом, с достаточно широкой прилегающей к нему территорией.

— Ну вот, Маш. Это моя отрада и моё холостяцкое жилище. — сказал мужчина, когда они выбрались из машины. Она огляделась по сторонам и усмехнулась:

— Всем бы такое жилище! У вас очень красиво. Прямо дом мечты, не иначе.

— Я его и строил как дом своей мечты. Пойдём занесём вещи, а потом я обязательно тебе всё покажу.

— Устроите экскурсию?

— Да. Только вот на свежем воздухе не долго, потому что тебе сейчас лучше находиться в тепле. — заботливо заметил Воронцов и они пошли в дом.

Как только они вошли в большую и просторную гостиную, куда попадали гости после прихожей, откуда не возмись, опрометью выбежала собака и кинулась к адвокату.

— Баффи, ну привет, привет, мой дорогой! — он потрепал животное по голове. Собака была достаточно большой, имела красивый, смешанный окрас белый с тёмными и рыжими пятнами, и очень добрые, грустные глаза. — Вот, познакомься Маш. Это Баффи. Мой самый верный и преданный друг.

— Какой красавец! А что за порода?

— Каракачанская овчарка. Её ещё называют болгарской овчаркой. Не особо распространённая, но очень красивая. И окрас видишь, разноцветный такой, необычный.

— Можно погладить? — спросила девушка.

— Только осторожно. Баффи у нас мальчик своенравный, чужих не любит, часто не принимает. — предупредил Воронцов. Мария присела на корточки и позвала пса, который всё это время не отходил от хозяина:

— Баффи… — животное обернулось, как будто только обнаружило машино присутствие. Начало обнюхивать гостью и, в итоге, лизать в щёку. — Хороший мальчик… — заулыбалась Северцева и погладила Баффи по голове. Тот радостно завилял хвостом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Надо же, такое я вижу впервые. Он даже, на тот момент, жену мою не сразу воспринял, когда мне его подарили друзья ещё щенком. А к тебе чуть ли не с первой минуты, да ещё и с поцелуями. — удивлённо произнёс Дмитрий.

— Я очень люблю собак. — поднявшись с корточек сказала Маша. — У нас в Выборге, во дворе, когда я маленькая была, жила собака Динка. Я её очень любила, играла с ней, как и все дети с нашего двора. А потом её кто-то отравил и она умерла. Я тогда так плакала… Упрекала тётю. Я часто просила забрать её домой, а она отказывалась. Ну я и винила её в смерти Динки. Мол, если бы она согласилась, этого бы не произошло. Всё детство мечтала о собаке, но так и не дождалась.