Мальтийский крест - Марина Маслова

блины с икрой и как я спала у нее в комнате на полу. Макс быстро на меня взглянул, но ничего не сказал. Я строгим голосом заявила, что хочет он или не хочет, но ему придется терпеть меня еще день — другой, пока он не сможет нормально ходить. После этого я предложила ему лечь отдохнуть, пока мы будем играть в саду. Мы повезли Энни в сад и Макс заковылял за нами. Мы играли за столом в тени, делая фигурки из бумаги, потом я оставила девочек продолжать и побежала искупаться. Целый день мы провели у Маклэев, потом я повела Соню спать, пообещав прийти и уложить Энни. Они сидели в вечернем сумраке там же на террасе, где я их оставила, и тихо разговаривали. Я помогла Энни устроиться на ночь, проверила, все ли необходимое есть у ее кровати, и попросила не звать сегодня папу, ему надо выспаться. Она понимающе кивнула, она уже убедилась, что с ним все будет в порядке, и успокоилась. Энни притянула меня к себе и поцеловала в щеку, прошептав: «Спасибо, Кэтрин!». Я ласково потрепала ее по щеке и вышла. Макс сидел в холле со стаканом в руке и показал на другой стакан.

— Выпейте со мной, Кэтрин. Угостить вас — это самое малое, что я могу для вас сделать. Когда мне вчера сказали, что оставляют до утра, потому что есть угроза заражения крови, мое сердце чуть не остановилось от страха. Моя девочка так беспомощна, она целиком зависит от меня. Она не сможет лечь в кровать, а утром сесть в кресло, она даже не сможет попасть в дом, если колесо зацепится за порог. Да что я рассказываю! Простите, я волнуюсь. Кэтрин, я бесконечно благодарен вам! Никто не стал бы спать на полу ради моего ребенка!

— Вы преувеличиваете масштабы комплимента, — засмеялась я, — разве вы не делаете для нее неизмеримо больше?

— Мы делаем друг для друга… Ведь если бы не она, тогда, в первый момент, я не стал бы жить. Я любил свою жену.

— Я понимаю.

Мы сидели, разговаривая о его работе иллюстратора, о моей работе гувернанткой, к личному мы больше не возвращались. Мне было интересно с Максом, он был начитан и интеллигентен. Мы заговорились за полночь и я, увидев вдруг, сколько времени, вскочила и наскоро попрощалась, пообещав завтра прийти с утра перед завтраком. Еще два дня мы с Соней провели у Маклэев, помогая вести хозяйство и ухаживая за Энни. Единственное, что нарушало спокойствие Энни — это вид купающейся Сони.

— Но ведь Энни можно купаться? Разве ей вредна морская вода?

— Я делаю ей ванны из морской воды.

— Ах, это не то! Энни, как только нога у твоего папы заживет, обещаю, что мы дадим тебе поплавать!

Через несколько дней мы с Максом на руках отнесли Энни в воду. Она смеялась, плескала руками фонтанчики брызг. Ее легкое тельце стоило только поддержать снизу и оно лежало на воде, покачиваясь на волнах. Соня брызгала на нее водой и смеялась. Весь остаток дня Энни светилась улыбкой. Я предложила вместе съездить в Ла-Валетту съесть мороженое.

— О, папа, можно? — Энни даже не поверила сначала, что это можно сделать.

Мы поехали на такси, сложив кресло в багажник. В Ла-Валетте Энни не была и смотрела на все с любопытством. Мы с Соней показывали дорогу к нашему кафе, где все уселись за столик и нам принесли сладкий плов с фруктами, такой же, как ели на острове еще при арабском владычестве, потом итальянские сухие пирожные и мороженое с шоколадным кремом, которое было здесь необыкновенно вкусным. Пока девочки пили сок, а потом кормили голубей, Макс заказал нам по бокалу мускатного вина и кофе. Развеселившись, мы пошли по сувенирным лавкам, которые теперь перебирались на открытый воздух. Я купила девочкам по браслету с керамическими фигурками животных, а Макс вдруг одел мне коралловое ожерелье и сказал, что это подарок от них с Энни. Ожерелье было очень красивым, из резных бусин разных оттенков кораллово-розового, среди них было несколько черных.

— Кэтрин, я прошу вас, не отказывайтесь! Вы нас обидите.

— Я и не собираюсь отказываться, у меня никогда не было такого красивого ожерелья! — я наклонилась к Энни, — Хочешь, я разок дам тебе поносить?

Энни просияла.

— Как вы умеете находить общий язык с ребенком! Энни от вас без ума, а Софи очень любит, это сразу видно, — с восхищением заметил Макс.

После этого мы всегда приглашали Энни и Макса, когда собирались на еженедельную прогулку в Ла-Валетту. Нога Макса совсем зажила. Когда мы приходили с Соней к ним поиграть, он часто сидел за столом на террасе и рисовал. Он работал над иллюстрациями к «Собору Парижской Богоматери» и его наброски мне очень нравились. Однажды Энни рассматривала этюд, изображающий Эсмеральду с козочкой и вдруг воскликнула:

— Ой, смотри, Кэтрин, это же ты!

— Я взглянула на рисунок и засмеялась:

— Макс, вы погрешили против истины. Цыганочка была красива, а с меня можно рисовать лишь какую-нибудь Джен Эйр.

— Позвольте мне самому решать, что будет изображено на моих рисунках, — буркнул он, — И разве это плохо?

— Нет, все, кроме ее лица, великолепно! Особенно козочка, правда, Энни?

— Да, козочка красивая. А кто такая Джен Эйр?

— Это бедная гувернантка в богатом доме, — поясняю я, — которая имеет чувство собственного достоинства и тем самым прибавляет себе неприятностей.

— Она так и живет в неприятностях всю жизнь?

— Нет, она так и живет с чувством собственного достоинства и это приносит ей счастье, — отвечает Макс.

— Она была некрасивой?

— Она считалась некрасивой, но была хорошенькой и талантливой.

— Ну что, Энни, будем сегодня купаться? — перевела я разговор.

Вечером, уложив Соню спать, я пошла, как всегда, искупаться. Я любила эти ночные купания в одиночестве, когда можно заплыть далеко и лечь на спину, глядя на звезды, такие фантастически яркие, что они казались искусственными. Волны обегали тело, стремясь к берегу, я представляла, что море живое существо и оно дышит и шевелится совсем рядом со мной. Потом послышался плеск и фырканье и я решила, что это дельфин, увидела надвигающееся на меня в темноте нечто, громко плещущее и фыркающее, и вскрикнула, поняв, что это не дельфин. Нечто тут же перестало плескать и оказалось, что это Макс, шумно плывший стилем «баттерфляй».

— Вы меня напугали, — строго сказала я, все еще чувствуя холодок страха, — божье создание не должно нарушать покой моря фырканьем и плеском.

— Кэтрин? Что вы здесь делаете в такое время?