Жизнь и фильмы Сэмюэла Л. Джексона, самого крутого человека в Голливуде - Гэвин Эдвардс

растущей воинственности – они просто беспокоились, что его могут убить, пока он ее выражает. Во время визита домой в Чаттанугу Джексон сидел на крыльце дома 310 1/2 на Лукаут-стрит, как вдруг появился белый мужчина и представился: «Мистер Венейбл». «С тех пор как я был совсем маленьким, бабушка покупала все эти бредовые полисы страхования жизни и похорон, – говорит Джексон, – и каждую неделю этот страховщик, мистер Венейбл, приходил за своими пятицентовыми взносами».

На этот раз, когда мистер Венейбл подошел к дому и сказал: «Привет, Сэм, Перл дома?» – внутри Джексона что-то щелкнуло, и он сказал то, что не мог выразить в детстве, когда снова и снова видел, как молодые белые офисные работники снисходительно разговаривают с его дедом.

«Ублюдок, с чего это ты обращаешься к моей бабушке, женщине в три раза старше тебя, по имени?» – возмущался Джексон. Он ругался и орал на мистера Венейбла, настолько переполненный яростью, что перешел на какое-то бормотание. Не успел он это осознать, как бабушка выскочила на крыльцо и схватила его за волосы.

Джексон сказал: «Я был зол из-за убийства, но не был шокирован. Я знал, что для перемен потребуется что-то другое: не сидячие забастовки, не мирное сосуществование».

«Что, черт возьми, с тобой не так?» – возмущалась она.

Джексон не сожалел о своей вспышке: с его точки зрения, мистер Венейбл впервые задумался о том, что он что-то сделал не так. Мистер Венейбл попросил прощения, но после его ухода Перл набросилась на внука: «Она думала, что он кому-нибудь позвонит и меня повесят».

Заметка в «Вестнике колледжа Морхаус»: «ОСНОВЫ ПУБЛИЧНЫХ ВЫСТУПЛЕНИЙ. Курс по основам подготовки речи и ораторскому искусству». Вернувшись в Морхаус, Джексон, который по-прежнему временами испытывал трудности с заиканием, решил, что занятия по ораторскому искусству уменьшат его выраженность. Занятия помогли, хотя и не так сильно, как самостоятельное открытие Джексона: он почти всегда избегал заикания, произнося слово «motherfucker».

Еще бо́льшую роль сыграло предложение преподавателя: для постановки «Трехгрошовой оперы» (мюзикл Брехта и Уэйла, в котором звучит песня Mack the Knife) в постановке колледжей Морхаус и Спелман требовалось больше актеров. Любому ученику, который присоединится к актерскому составу, ставили дополнительные баллы. Джексон не умел петь, но оказалось, что он «может делать вид, будто умеет». Его взяли на роль второго плана – Мэтта из Монетного двора. Как только Джексон пришел в театр, что-то щелкнуло: он понял, что нашел то место, где должен был давно оказаться. Возможно, на это чувство сопричастности повлияло то, что его первая репетиция совпала с фотосессией для спектакля, поэтому женщины в составе были одеты в бюстье и пояса с подвязками. Поскольку шесть из девяти парней в труппе были геями, Джексон быстро сообразил, что у него больше шансов в отношении женщин в нижнем белье. Вскоре появился совершенно новый источник кайфа: «В ночь премьеры раздаются эти аплодисменты. Как будто прилив удовольствия. Вау!»

Никто не верил, что «Трехгрошовая опера» стала театральным дебютом всемирно известного актерского таланта, даже сам Джексон. «Я был ужасен», – признал он. Он знал, что вызывал презрение у студенток, составлявших ядро театральной программы Спелмана (в Морхаусе не было своего театрального факультета – ученики, желающие специализироваться на театральном искусстве, должны были переходить через дорогу в Спелман). Одна из этих студенток сказала, что сначала она отреагировала на появление Джексона на репетиции так: «Что мальчик из группы поддержки делает у меня на сцене?» Она все-таки признавала, что у него есть свои достоинства: «Он был очень, очень хорош». Ее звали ЛаТаня Ричардсон, и Джексон тоже обратил на нее внимание: впервые он заметил ее в ту неспокойную неделю после убийства Кинга, когда они оба летели одним рейсом в Мемфис на марш работников санитарной службы. Ричардсон подумала, что Джексон похож на Линка Хейса, персонажа, которого играл Кларенс Уильямс III в телешоу «Отряд "Стиляги"»: «это огромное афро, маленькие круглые очки и длинные бакенбарды».

Джексон отметил, что некоторые элементы этого стиля он так и не перенял: например, он был слишком высоким, чтобы носить обувь на платформе. «А еще у меня не было медальона, – подчеркнул он. – Они выглядели пошловато».

Джексон все еще экспериментировал с разными образами в разных социальных контекстах, но была одна роль, которая его не интересовала: традиционный парень из Морхауса. «В Морхаусе разводили политкорректных негров, – сказал Джексон. – Они пытались создать следующих Мартинов Лютеров Кингов. Они не говорили об этом прямо, потому что на самом деле не хотели, чтобы мы были настолько активны в политике. Они сильнее гордились тем, что он был проповедником, чем тем, что он был лидером движения за гражданские права. Это был их путь: они стремились сделать послушных негров».

«ЗА ВСЕМ, ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ, СЛЕДЯТ», – говорилось в листовке, которая распространялась в кампусе Морхауса весной 1969 года. Над изображением сжатого кулака на листе были напечатаны такие фразы, как «Является ли лозунгом "Власть черным" или "Власть некоторым черным… а не большинству"», «Очень скоро риторика черности выродится в изложения и аргументы "Моя мама чернее твоей мамы"» и «Либо напряжение спадает, либо наступило затишье перед бурей». Самым зловещим был фрагмент, который гласил: «Маленький Дом, маленький Дом, насколько ты силен? Кто-то пыжится и пыхтит, пытаясь разрушить маленький Дом. Если он сделан из палок и соломы, маленький домик не устоит. Маленький Дом, маленький Дом, насколько ты силен?» На листовке было дописано: «Искренне и всегда остаюсь: Бог (P. S. Вам лучше стереть эту чертовски глупую ухмылку со своего лица!!!)».

В этой атмосфере угроз, пробуждения сознания и черной комедии Джексон присоединился к группе старшекурсников Морхауса под названием «Обеспокоенные студенты», которые хотели обратиться к попечительскому совету с просьбой о преобразовании колледжа. Их четыре основных требования: внедрение программы изучения африканской культуры; усиление участия общественности в жизни кварталов социального жилья, прилегающих к кампусу Морхауса; чтобы представители небелого населения составляли большинство членов попечительского совета с правом решающего голоса; и чтобы шесть колледжей для черных в районе Атланты объединились в одно более крупное учебное заведение с акцентом на изучение африканской культуры, известное как Университет Мартина Лютера Кинга.

Когда «Обеспокоенные студенты» попытались обсудить свои проблемы с попечительским советом, то встретили отпор, поэтому они вышли за пределы Харкнесс-холла, величественного кирпичного административного здания, где заседал совет, и сняли цепи, которые не давали пешеходам ходить по газонам. «Мы читали о запираниях в других кампусах», – сказал Джексон. С помощью нескольких навесных замков из местного хозяйственного магазина они заперли двери в Харкнесс-холле, закрывшись там вместе с попечительским