Век - Фред Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, факты можно истолковать и по-другому: кто-то украл страничку, чтобы вложить ее в руку убитой девушки. Сделать это было бы нетрудно, поскольку Франко хранил тетрадку у себя в комнате, которая никогда не запиралась. Можно предположить, что убийство специально приурочили к тому дню, когда я покинула виллу, и Франко лишился неопровержимого алиби и главного свидетеля в моем лице. Конечно, расчет на то, что девушка в нужное время придет к любимому камню и будет в распоряжении убийцы (это сухое выражение здесь не слишком уместно, но ты меня понимаешь), достаточно рискован. Но, поскольку девушка ходила туда ежедневно, убийца, видимо, рассчитывал, и вполне оправданно, что обстоятельства сложатся в его пользу. Думаю, так все и было на самом деле.
Потому что, дражайшая Элис, в моей душе живет уверенность: Франко не мог совершить столь гнусное преступление. У него просто не было на это причины. И оставить тетрадный листок в руке жертвы! Нет, это невероятно! Знаю, нельзя исключить, что он убил по страсти, в состоянии временного помрачения ума и тому подобное, но это вряд ли возможно.
Нет, нет, не верю и никогда не смогу поверить. Я убеждена, что это преступление было организовано. Кто его организовал? Как ни больно это писать, но у меня нет сомнения, что организатор — мой муж. Здесь, на Сицилии, с ее мафией так просто нанять кого-то для грязной работы. Хорошо заплатил — и дело сделано! Враг убит или, как Франко, на всю жизнь посажен за решетку, что, может быть, намного хуже смерти. Ты спрашиваешь, почему я не обратилась в полицию со своими подозрениями? Господи, если бы я только могла! Но у меня нет никаких доказательств. И в полиции, и, если уж на то пошло в самих судах обязательно есть члены мафии, или ее сторонники или информаторы. Поэтому, даже найдись у меня какое-нибудь доказательство, они уничтожат его или же, что вполне реально, уничтожат меня. Клянусь, на Сицилии воля мафии — закон Единственное, что я могла бы сделать для освобождения Франко, — заплатить той же мафии за его побег, устроить который проще простого, потому что тюремная охрана тоже считается с мафией. Ты, должно быть, думаешь, что я преувеличиваю власть этой преступной организации, но, клянусь, все написанное — правда. Однако мафиози никогда не возьмут моих денег, потому что слишком уважают моего мужа и не решатся поступить ему наперекор.
Так к чему же мы пришли? Франко сидит в ужасной тюрьме Аккиардоне, построенной лет пятьдесят назад королем Фердинандом II, а Джанкарло, самодовольно улыбаясь, радуется, как ловко он избавился от человека, который был или мог стать любовником его жены. Но я клянусь тебе, Элис, наши отношения с Франко были чисты.
Сознание того, что я — главная причина вопиющей несправедливости, угнетает меня. Да, всему виной моя опрометчивая затея с учебой Франко, уверенность, что никто не посмеет поставить под сомнение мои мотивы и что с Джанкарло я сумею справиться. О Господи! Я самая глупая женщина на свете, которая приносит один вред! А я ведь только хотела помочь! Горькая истина нашего греховного мира — желание оказать помощь — приводит к несчастью. В какую ужасную беду Франко попал из-за меня! Мне никогда не забыть, с какой ненавистью он посмотрел на меня, когда судья огласил приговор! О Иисус, неужели это воспоминание будет преследовать меня всю жизнь?
К Джанкарло я испытываю отвращение. В ночь ареста Франко я прямо обвинила мужа в организации преступления. Он из приличия отрицал, но я знаю, что он виноват, и он это отлично понимает. Как я ошиблась в человеке, за которого вышла замуж! Не секрет, что жизнь на Сицилии ценится дешево, но погубить две жизни ради «защиты своей чести» (уверена, он именно так объясняет свой поступок), — я и представить себе не могла, что он падет так низко! У меня было единственное средство отомстить Джанкарло — превратиться для него в кусок льда, что я и сделала. Это неделикатно, но все же скажу: ночные визиты Джанкарло в мою спальню вряд ли приносят ему удовлетворение. Естественно, это только усугубляет ситуацию. Моя семейная жизнь превратилась в молчаливый жестокий поединок, исходом которого может быть только смерть.
А Витторио! Он так тяжело переживал несчастье со своим обожаемым братом, что я некоторое время опасалась за рассудок мальчика. Джанкарло хотел уволить его после ареста Франко — исключительно из мстительности — под надуманным предлогом, будто в Витторио могут проявиться «преступные» наклонности брата, но я пригрозила устроить скандал, и Джанкарло сдался. Если бы мальчика вышвырнули с виллы, он, вероятно, умер бы с голоду. Крестьяне рады, что Франко в тюрьме (вот нелюди!), и ничто не доставило бы им большего удовольствия, чем вид умирающего Витторио.
Хотелось бы прибавить к этой мрачной картине что-то ободряющее, но не могу. Я чувствую себя такой несчастной, милая Элис! Если бы я была в силах как-то помочь Франко… Но мафия страшна тем, что действует тайно, и как ответить на удар, неизвестно. Мне не к кому обратиться, я не знаю, что делать. Но даже если бы знала, вряд ли решилась бы. Пожалуйста, ответь мне, я так нуждаюсь в поддержке. Но ради Бога, ничего не пиши о моих подозрениях относительно Джанкарло. Он не брезгует читать мои письма.
Твоя отчаявшаяся подруга Сильвия.
Драгоценности, купленные у старого слуги на окраине Саванны, Гас Декстер продал шесть месяцев спустя в Нью-Йорке за сорок тысяч долларов — целое состояние в 1865 году. Решив с помощью этого подарка судьбы нажить миллионы, Гас снял меблированную комнату неподалеку от Уолл-стрит и стал изучать рынок ценных бумаг. Сын школьного учителя из Эльмиры обладал сноровкой в обращении с цифрами и инстинктом игрока. Взявшись за биржевые спекуляции, вначале осторожно, он несколько раз сильно обжигался, но учился на собственных ошибках и к 1868 году стал силой, с которой приходилось считаться. Весной 1869 года, крупно заработав на акциях золотых рудников, Огастес с немалой радостью осознал, что превратился в настоящего миллионера.
Он прекратил игру на бирже и открыл маленький банк на Пайн-стрит. Пользуясь связями на Уолл-стрит, Декстер сумел сделать свое детище привлекательным для деловых людей и благодаря практичному уму начал преуспевать, извлекая выгоду из трудностей других, более крупных банков. Когда в 1873 году паника на бирже разорила «Джей Кук и К°», Огастесу удалось переманить многих клиентов этого банка в свой бизнес. К 1876 году, во времена экономического подъема, «Декстербанк» вовсю процветал и разрастался. В тот год Огастес приобрел земельный участок на Пайн-стрит, 25 и построил там красивый особняк в неоклассическом стиле, своей представительностью, консервативностью и солидностью напоминавший хозяина. Подобно многим другим людям, которые сами проложили себе дорогу наверх, Огастес, нажив состояние на деньгах, полученных за краденые драгоценности, стал ярым поборником истэблишмента.
Теплым июньским днем 1880 года Огастес, как всегда, в пять часов вышел из банка, сел в ожидавший его экипаж и поехал к пересечению Тридцать девятой улицы и Медисон-авеню к купленному два года назад четырехэтажному особняку из песчаника. Разбогатев, Декстер прибавил в весе шестьдесят фунтов, которые, наряду с жарой и необходимостью носить сюртук, летом изрядно портили ему жизнь. Поэтому, войдя в мрачноватый, но такой прохладный вестибюль своего дома, Огастес первым делом поднялся наверх, чтобы принять ванну. Супруги Декстер имели отдельные спальни; почти всю спальню Огастеса, выходившую окнами на Медисон-авеню, занимала огромная латунная кровать. Оказавшись в своей комнате, Огастес разделся и направился в отделанную плиткой ванную, чтобы наполнить гигантскую ванну с ножками в виде когтистых лап. Когда воды набралось достаточно, Декстер открыл аптечку, висевшую над фарфоровой раковиной, и оглядел содержимое. Оно поражало разнообразием. Огастес в некоторой степени страдал ипохондрией, поэтому аптечку наполняли всевозможные лекарства: «Ветрогонное средство Дэлби», «Желчегонные таблетки Ли», «Таблетки Уайта против подагры», «Средство Томаса из мандрагоры», «Грудные капли Бейтмана», «Примочки Дюссона», «Экстракт Уорда от головной боли», «Настойка Гриффина от кашля», «Мазь Бейли от зуда», «Средство Дитчетта от геморроя», «Сироп Кокса от крапивницы», «Примочка Бертольда против обморожения» и масса других мазей и эликсиров. Обретя с годами изысканные привычки, не лишенный некоторого тщеславия Огастес любил ухаживать за собой, поэтому он взял с нижней полки пузырек «Бальзама из тысячи цветов», втиснутый между тюбиком зубной пасты доктора Кинга и бутылочкой «Средства Эразма Уилсона от облысения», и, прополоскав им горло, с удовлетворенным вздохом опустился в ванну.
В этот момент в насыщенной до предела жизни Огастеса Декстера все было в порядке.