Голова Медузы Горгоны - Валентина Пономарева

Одну за другой он вынимал с полки книги, быстро пролистывал их и вновь ставил на место.

— Ну, что стоите? — обернулся он. — Живее приступайте!

— Сначала ваши документы посмотрим, — сказал, наконец, Горлов. Он был обескуражен встречей и странным поведением этого человека. — Мы из губчека.

— Могли бы не представляться. Я вас и без того узнал. А вот то, что вам не сказали, кому посылают на помощь, это уж ни в какие ворота…

— Документы! — потребовал Сергей.

Мужчина улыбнулся, пригладил тонкие русые усики.

— Вы правы, — сказал он. — Надо знать, с кем имеешь дело. Прошу!

Он протянул Горлову удостоверение.

«Дано настоящее, — читал Сергей, — тов. Лукоянову в том, что он с 15 октября с. г. состоит в Терской губернской чрезвычайной комиссии на должности сотрудника по особо важным делам».

Внизу стояла так хорошо знакомая Сергею размашистая подпись Долгирева, сделанная зеленым карандашом, и печать губчека.

— Что-то я вас не припоминаю, — пробормотал растерянно Сергей. — Придется нам пройти в губчека.

— Не валяйте дурака! — зло произнес Лукоянов. — Слишком мало у нас времени на обыск, чтобы заниматься ночными прогулками. Скоро утро. Приступайте, раз пришли.

— Я прошу вас пройти с нами в губчека! — настаивал Сергей.

— Ты давай здесь не командуй! — глядя ему прямо в глаза, ответил Лукоянов. — Закончим обыск, тогда и прогуляемся. А если сомневаешься, иди уточни у Бухбанда. А парня оставь помочь мне. Я и так из-за вас потерял много времени.

Сергей стоял в нерешительности. Однако удостоверение сотрудника губчека, а главное, ссылка на Бухбанда сделали свое дело.

— Ты вот что, — обратился он к помощнику, — оставайся здесь да смотри в оба. А я мигом, до аптеки. Позвоню и назад. Понял?

— Чего проще, — ответил парень и взвел курок револьвера.

На новом месте Анна спала тревожно и чутко. Едва забрезжил рассвет, она была уже на ногах. Быстро умылась и уложила косу перед старинным овальным зеркалом в темной раме. На нее смотрело свежее молодое лицо, которое с успехом могло принадлежать двадцатилетней девушке, не будь глаза такими строгими и серьезными. Но сегодня Анна не любовалась собой, как это делала раньше. Она недовольно поморщилась, заметив легкую припухлость под глазами, и с тревогой глянула на виски. Слава богу, пока не видно предательских серебринок в густых блестящих прядях.

Скоро тридцать! С того дня, как Анна нечаянно нашла первый седой волос, она с ужасом думала о том времени, когда начнется увядание, когда она уже не будет ловить на себе восхищенные взгляды окружающих. Правда, до этого еще далеко, но и сделать ей надо много. Ее черед придет — Анна фанатично верила в свою звезду. А для этого просто необходимо быть красивой, обаятельной и нежной. Она любила свое лицо, свое гибкое упругое тело. Даже в трудные годы супружеской жизни Фальчикова держала себя в жесткой узде, старалась не нервничать, чтобы не появились преждевременные морщины.

Замужество было ошибкой. Теперь это окончательно ясно. Вскоре после свадьбы, к ужасу своему, она увидела подле себя не покоренного красавца, нежного и мягкого, а грубого мужлана, солдафона и эгоиста. Анна терпела его, ибо наградой было знакомство с высшим светом, где без мужа она не смогла бы появиться, и восторженное обожание всей верхушки Терского войскового круга.

Перед блистательной Анной Федоровной уже открывались заманчивые перспективы, когда вдруг грянула революция. Сначала Анна растерялась, однако очень скоро вновь обрела уверенность. Случилось так, что в годы скитаний по Югу России они с мужем оказались в лагере эсеров. Анна стала активным членом партии. Ее мало интересовали лозунги «социализации земли»; громкие разглагольствования о народе, о крестьянине-труженике она всерьез не принимала. Главное — борьба. Борьба против ненавистного большевизма, спутавшего все ее карты. Авантюризм, присущий ее натуре, — качество, как она считала, свойственное всем великим женщинам, — нашел благодатную среду. Атмосфера таинственности, заговоров и мятежей как нельзя более импонировала Фальчиковой. Анна всей душой отдалась новой деятельности, став незаменимым человеком для связи и особых поручений.

На мужа превратности судьбы оказали обратное действие. Он скис, запил. А потеряв веру в победу, уже не мог претендовать на главные роли при перевороте. Теперь Анна видела рядом с собой лишь жалкое подобие некогда гордого и властного есаула. А жалость и презрение всегда были для нее чувствами тождественными. Получив срочное задание выехать в Пятигорск, она заявила Фальчикову, что больше к нему не вернется…

Анна, взглянув еще раз в зеркало, ободряюще улыбнулась своему красивому лицу. Прихватив маленький чемоданчик, не завтракая, вышла на улицу и быстро направилась к центру города.

В меблированных комнатах, где она останавливалась по приезде в Пятигорск, ее уже ждала записка: «Ключ в номере 12». Анна быстро нашла нужную комнату и, глянув на часы, без стука открыла дверь. Навстречу ей поднялся чисто выбритый полный брюнет среднего роста. Лет ему было около сорока.

— Жду, жду, дорогая Анна Федоровна.

— Здравствуйте, Николай Александрович. Устроилась на жительство, готова приступить к выполнению заданий. Вы недавно из Москвы, что там нового? Почему меня отозвали сюда столь неожиданно? Какие указания из центра?

— Успеется, Анна Федоровна. Все по порядку. Извольте-ка чайку.

Прихлебывая из стакана горячую мутную жидкость, Анна внимательно слушала посланца Москвы Чепурного, с которым была знакома еще по восемнадцатому году.

— Руководство «Союза трудовых землевладельцев» глубоко законспирировано в Святокрестовском уезде. Связь на местах осуществляют уполномоченные «Прикумсоюза». Налажены контакты с югом, западом и севером. Подпольный ЦК нашей партии уполномочил меня объединить усилия «Союза» и «Штаба бело-зеленых войск», имеющего огромное влияние среди казачества. Ставка его здесь, в Пятигорске. «Штаб» ведет сейчас объединения отрядов и групп, скрывающихся в горах, и создает станичные повстанческие отряды. Непосредственное участие в его деятельности принимают офицеры Врангеля, как нам стало недавно известно. Не очень почетное для нас сотрудничество, но у них уже довольно мощный военный кулак. Наступил решающий момент консолидации всех патриотических сил для борьбы за новую Россию, свободную от большевистской тирании. И направить удар этого военного кулака должны мы, — почти продекламировал Чепурной.

— Слава богу! — глаза Анны заблестели. — Что я должна делать?

— Как и прежде — вербовка людей, пропагандистская работа. Это остается за нами всегда и везде, куда бы ни направила нас партия. Но главное — войти в доверие руководителей «Штаба», подготовить почву для слияния.

— Что за люди там?

— Все воззвания штаба подписывает есаул Кубанский. С человеком, который носит эту фамилию, меня уже познакомили. Ярый монархист, неуступчив, щепетилен до педантизма. С ним будет трудновато. Проще действовать через его помощника — так называемого коллежского регистратора Терцева. У того большие связи с имущими, выполняет роль казначея в организации. Непринципиален в идеях, алчен, бахвал.

— Судя по столь подробной характеристике, мне предстоит с ним познакомиться? — с лукавой улыбкой спросила Анна.

— Вы уже знакомы. — Чепурной довольно усмехнулся, заметив удивление Фальчиковой. — Помните, мой совет заручиться рекомендацией родственника? Насколько я понял, вы к нему прислушались?

— Так это мой сосед?

Чепурной кивнул.

— Что ж, общая крыша порой не только разъединяет, но и объединяет. Сейчас предпочтительнее второе.

Фальчикова деловито поднялась.

— Желаю успеха, Анна Федоровна. Информируйте меня о ходе переговоров. — Чепурной чуть задержал в своей руке тонкие холеные пальцы, наклонился и нежно поцеловал их.

Анна снисходительно улыбнулась, захватила чемоданчик, в подкладке которого уже лежали свежие прокламации и брошюра Брешко-Брешковской, и покинула номер.

— Говоришь, сам лично видел подпись? — как можно спокойнее спросил Бухбанд. Взяв за правило при любых обстоятельствах разговаривать с подчиненными ровным тоном, начальник оперативного отдела и на этот раз не повысил голоса, когда дочитал до конца объяснительную записку Горлова.

— И подпись, и печать нашу, — убитым голосом подтвердил Сергей.

— Ведь могла быть и подделка.

— Нет, настоящие, — горячо начал было Горлов, но Бухбанд перебил его:

— Ты уверен? А откуда, позволь тебя спросить, настоящие?

Сергей растерянно заморгал. Не знает он, что ли, долгиревскую руку? Сколько раз с ордерами на обыск ходил, да мало ли других документов видал, подписанных председателем губчека. Но как сейчас докажешь, что документ был настоящий?