Голова Медузы Горгоны - Валентина Пономарева

— Главный врач распорядился срочно отвезти в Пятигорск. Нужно торопиться, а тут эти… Боже мой, если бы не вы…

— Вот кстати, — перебил ее Гетманов. — Мне тоже в Пятигорск. Живу там. Так что помогу в дороге, а то вон как вас нагрузили! Неужто никого посильнее не нашли?

— Некому, знаете… Ведь не каждому можно доверить в такое-то время.

Они направились к вокзалу. Яков шел сзади, неся огромную тяжелую сумку.

Старенькая «кукушка», тужась изо всех сил, пыхтя и обволакивая вагоны густой копотью, тащила состав. Его мотало из стороны в сторону и резко потряхивало на стыках. Было тесно и душно. От забивших вагон мешочников несло прелым запахом кож, который смешивался с густым махорочным дымом и резкой вонью туалета.

Притиснутые к закопченному и пыльному окну, двое смотрели, как мимо мелькают верхушки деревьев и частый кустарник, взбегающий вверх по отлогому взгорью.

Молодая красивая женщина в черном платке, поднеся к лицу маленькую изящную муфту, брезгливо морщилась, а мужчина, армейскую выправку которого вряд ли мог скрыть его «цивильный», не по фигуре сшитый костюм, изредка бросал на нее иронические, но понимающие взгляды.

Поезд дал протяжный гудок, вагоны резко дернуло, и за окном все медленнее и медленнее поплыли деревья: начинался подъем. Вскоре состав потащился так тихо, что, казалось, его без особого труда можно было обогнать пешком.

Внезапно что-то изменилось в вагоне. Мешочники засуетились, тревожно зашептались. Очередная станция была еще не скоро, но некоторые стали пробираться к выходу. И тут гул прорезался криком влетевшего из тамбура взъерошенного подростка:

— Аттанда! Фараоны!

Шпана пырснула из вагона, люди загалдели. Женщина беспокойно посмотрела на спутника.

— Видимо, облава, — встревоженно прошептал тот.

— Что делать, Жорж? Думай же быстрее!

— Не успеем. Спокойно, Нина. Ведь документы в порядке…

А в вагоне уже появились милиционеры. Один из них, седовласый, осипшим голосом объявил:

— Всем оставаться на местах! Проверка!

Двое молодых его помощников пошли по вагону, а старший окинул взглядом соседей и протянул руку к женщине:

— С вас начнем?

Она медленно достала из муфты листок и протянула его милиционеру. Старший пробежал глазами бумажку:

— Учительша, значит. Муратова. А вы?

Он взял в руки протянутое ему удостоверение, прочитал мельком, сунул назад, но, сделав пару шагов, внезапно обернулся и стал пристально рассматривать мужчину.

— После ранения, говоришь? Это где ж ранен-то?

— Разве это имеет значение? — пожал плечами мужчина. — Документ ведь в порядке.

— В порядке, — протянул задумчиво старший и вдруг громко крикнул: — Сашка! Иван! Айда сюда! — А сам не сводил глаз с мужчины.

Тот беспокойно зашевелился, глядя, как к нему приближаются милиционеры.

— Гляди ж ты! — воскликнул старший. — Вот уж не думал не гадал! Ан довелось встретиться, господин штабс-капитан!

— Вы ошибаетесь! — возразил мужчина и придержал пальцами слегка подрагивавшую от нервного тика бровь.

— Какой там! Разве забудешь, как ваша милость лично порола меня в Осваге? Я твою рожу на всю жизнь запомнил. А ну, айда! — старший махнул револьвером к выходу.

— Это недоразумение! — вступилась женщина, но седовласый кинул на нее сердитый взгляд:

— А ты, значит, Муратова, с ним? Айда тоже!

Их повели в хвост поезда, в небольшой служебный вагончик с узким тамбуром.

— Вот тут и погутарим, ваше благородие! Подыми-ка руки! — сказал старший и прикрыл дверь. — Обыскать !

Молоденький белобрысый милиционер поставил в угол винтовку и дотронулся до кармана.

— Вона-а! — удивленно воскликнул он и вытащил пистолет.

— Тэк-с! — удовлетворенно произнес старший и сунул пистолет в карман галифе. — Поройся-ка еще…

Белобрысый протянул ему несколько исписанных бумажек, взял винтовку и отошел в сторону.

— Тэк-с! Это потом почитаем.

— Пистолет для защиты! От бандитов! — воскликнула Муратова.

— Молчала бы лучше, — прицыкнул на нее старший. — У самой-то чего в карманах?

Приняв его вопрос за команду, белобрысый помощник провел руками по карманам пальто Муратовой.

— Наглец! Как вы смеете! Перед вами женщина!

— А ты не ори здеся, — заявил старший.

— Может быть, мне прикажете раздеться? — гневно воскликнула она.

Белобрысый хмыкнул:

— А не мешало бы, Егорыч, а?

Но старший сунул ему под нос огромный кулачище и отрезал:

— Сопляк! Чего несешь? — И, повернувшись ко второму помощнику, распорядился:

— В общем, так. Ты, Сашок, постереги тута их благородия, пока мы с Ванькой закончим. Да смотри! Господин Городецкий — дюже прыткий офицерик…

Он с белобрысым вышел, а конвоир прикрыл дверь, поглядывая сквозь небольшое дверное оконце из тамбура на арестованных.

— Что же теперь, Жорж? — тихо спросила Муратова.

— Сумеешь прыгнуть? — прошептал Городецкий. — Ведь еле ползет!

Она выразительно посмотрела на конвоира, и когда тот отвернулся, быстро протянула Городецкому муфту.

— Помоги тебе бог!

В руке капитана блеснула вороненая сталь маленького дамского браунинга.

— Услышат выстрел, — прошептал Городецкий.

— Решайся…

Конвоир снова взглянул в оконце, но в этот миг офицер всей тяжестью тела ударил в дверь. Та распахнулась, оттолкнув милиционера. Городецкий кинулся к нему, смял, схватил за горло, но парень, упершись ногами в стену тамбура, выворачивался. Чувствуя, что ему не сладить, Городецкий обернулся к Муратовой и зло крикнул:

— Прыгай! Ну!

Женщина выскользнула в тамбур, открыла дверь и, энергично оттолкнувшись, прыгнула под откос.

Парень сорвал с горла руку офицера, крепко сжал ее в запястье, но подняться не мог. Они горячо дышали в лицо друг другу, а поезд внезапно рванул и стал набирать скорость.

Городецкий выпростал руку с браунингом, второпях взмахнул ею и ткнул рукоятью в бок конвоира. Освободившись, приподнялся и метнулся из вагона.

Он упал под откос, больно ударившись плечом, но сразу же вскочил и побежал к видневшейся вдалеке Муратовой.

А когда оглянулся, то увидел, как из болтающегося хвоста вагона выпрыгнул конвоир.

Городецкий прислонился к телеграфному столбу и взвел курок. Парень бежал к нему, держа винтовку наперевес.

— Стой! — кричал он, задыхаясь. — Стой, стрелять буду!

Городецкий прицелился. Но конвоир вдруг вскинул винтовку, и пуля, отщепив полоску столба, ударила в руку.

Офицер оцепенел, а конвоир снова побежал к нему.

Тогда Городецкий, не целясь, выстрелил раз, другой, третий…

Парень словно споткнулся, по инерции пробежал еще несколько шагов и, неловко согнувшись, лицом вниз упал на пологий откос.

Тишина и покой никогда не покидали южную слободку Кисловодска. И к нашествию белых, и к приходу красных она была одинаково равнодушна. Ее размеренная жизнь нарушалась лишь с наступлением нового курортного сезона: в поисках интимных наслаждений сюда устремлялась пестрая толпа приезжих.

Перед самым уходом белых на одном из заброшенных неказистых домишек появилась аляповатая вывеска. Слободку это совершенно не заинтересовало. Соседи знали, что в развалюхе поселился сапожных дел мастер, старый бобыль по фамилии Волков. Но дел с ним не водили, разве приносили изредка на починку свою ветхую обувку.

Бобыль с утра уходил в город на поиски заказов и возвращался поздно. Плотно запирал на засов высокую калитку и наглухо прикрывал ставни.

Иногда появлялись у него клиенты со свертками, но таких визитов становилось все меньше: люди, видимо, предпочитали обходиться без посторонней помощи. Бобыль, казалось, стойко переносил невзгоды судьбы и, невзирая на скудную выручку, которой едва хватало на пропитание, не снимал вывеску с развалюхи.

Глубокой ночью в плотно закрытые ставни раздался тревожный стук. Хозяин не спал. Он торопливо сложил в дорожный сундучок толстые обрезки резины, снял тяжелый фартук и пристально осмотрел рабочее место. Убедившись, что все надежно спрятано, одернул жилет и устало зашаркал к двери.

Впустив ночных посетителей, хозяин проследил, чтобы они набросили щеколду. Все так же молча провел их в небольшую комнатку без окон, которая служила ему рабочим уголком, и прибавил в лампе огня.

— Что это за новости? — только теперь сурово спросил он Городецкого.

Тот присел на краешек старой скрипучей кровати и прижал к груди руку, туго перевязанную черным платком жены. Муратова прислонилась к стене, заложив руки за спину.

— Единственный выход, Иван Назарович, — сказала она. — Мы ехали к Кубанскому. Жорж стрелял.

— Опять фейерверки! Сколько можно повторять одно и то же: вживаться! Тихо, упорно вживаться!