Малышок - И. Ликстанов

В эту минуту Костя смотрел на овчарку, которая, свесив язык, сидела возле другого военного.

- Малышок, - ответил он, но тотчас же поправился: - Малышев Константин Григорьевич…

- В другой раз не путайте, Константин Григорьевич! - сказал военный, взяв под козырек. - И без того видно, что вы малышок.

Переступив порог, Костя очутился на широком дворе. Ребята уже разделились на группы, и возле каждой группы стоял взрослый. Тотчас же кто-то обнял Костю:

- Вот сюрприз! Если не ошибаюсь, это Малышок-корешок! Этого я заберу вместе с его шапкой в тарный цех!

- Да, да, Миша! - поспешила Зиночка. - Он ловко забивает гвоздики. Вчера на заводе он всех удивил. Парторг Цека приказал включить его в бригаду.

- Не знал, что у моего Малышка такой талант, а то уже давно перетащил бы его на Полюс. У нас для хорошего молотка много работы.

Зиночка крикнула: «Тихо» - и обратилась к ребятам:

- Еще раз напоминаю, как нужно себя вести на Полюсе. Соблюдайте все правила филиала. По цехам без толку не бегать, вахтеров и взрослых рабочих слушаться. Ничего не зарисовывать, не записывать. Вернувшись домой, никому ни слова - ни отцу, ни матери, ни знакомым. Все понятно?

Голоса прошумели: ребята пообещали молчать.

- Больше всего я уверен в Малышке, - шепнул Миша. - Он даже мне ни словечка не сказал. Наверное, язык откусил, когда кашу ел. Говори, не рад меня видеть?

- Рад, - ответил Костя, и больше у него не нашлось слов.

Группа Миши Полянчука направилась к большому сараю из толстых бревен. Возле сарая лежали штабеля длинных и коротких дощечек. Широкие ворота открылись. Из сарая хлынула волна шума и белого пара. Показалось, что этот шум вытолкнул по рельсам вагонетку, высоко нагруженную плоскими, аккуратными ящиками. Потом ребята увидели цех, освещенный электрическими лампами. За верстаками работали подростки - сколачивали из дощечек щитки. Ближе к выходу взрослые рабочие мастерили из щитков ящики, навешивали петли и запоры.

Бригадиры разобрали новичков и поставили их за верстаки.

- Будешь сколачивать донце, - сказал Миша, протянув Косте молоток. - На две поперечины клади три доски - вот так, одну к другой. Каждую доску пришивай к поперечинам четырьмя гвоздиками. Покажи, как ты можешь, корешок.

Чуть-чуть призадумавшись, Костя легкими пристуками молотка поставил все двенадцать гвоздиков на место, потом, как из пулемета, хлопнул двенадцать раз. Гвозди, спасаясь от его молотка, спрятались в дерево.

- Ух ты! -удивился Миша. - А еще раз!

Стараясь не улыбаться, Костя забил шесть гвоздей, держа молоток в правой руке, а потом перебросил его в левую руку и заколотил остальные гвозди.

- А я могу и с пальца забивать, глянь!

Не отнимая пальцев от гвоздя, Костя быстро опустил молоток. Мише показалось, что на свете стало двумя пальцами меньше, но Костя успел убрать их в тот самый миг, когда гвоздь погружался в дерево.

- Так ты не балуй. Придется новые пальцы пришивать - где я иголку и нитку возьму? А вообще нужно признать, что ты виртуоз.

- Чего? - спросил удивленный Костя.

- Виртуоз - это значит такой ловкий, что просто ах. И знаешь, - проговорил Миша задумчиво, - мне пришла в голову мысль. - Он хлопнул себя по лбу. - Думай, голова, - шапку куплю!

- Ай! - послышалось рядом.

Рыжая девушка, которую Костя знал - она работала на заводе в инструментальном складе второго цеха и ее называли «мировым пожаром» за цвет волос, - положила палец в рот, как конфетку.

- Я не умею молотком, - прошепелявила она. - Все пальцы поотбивала.

- Вынь палец, маникюр испортишь. Ты складывай дощечки, а Малышок будет сколачивать! - приказал Миша.

Работа пошла веселая. Костя с увлечением хлопал молотком. Рукоятка точно приросла к ладони, и было приятно, что подростки бегают смотреть на работу новичка, было приятно, что Зиночка хвалит его.

- Стоп, доночный участок! - крикнул Миша, вскочив на верстак, и, когда затихли молотки, объявил: - Костя Малышев со своей подручной Клавой Еремеевой уже выполнили по полторы нормы, чего и вам желают!

Ребята зашумели.

- С подручной и дурак сумеет, - заявил кто-то. Но было ясно, что это зависть, и больше ничего.

- Товарищ Полянчук, прикажи продолжать работу, - сказал полный мужчина в черном ватнике и высоких фетровых валенках, приведенный в цех Зиночкой Соловьевой. Он внимательно пригляделся к работе Кости и обратился к Мише: - Действительно, если тарники научатся так работать и если разделить операции, как предлагаете вы с Соловьевой, то дело пойдет лучше. А ты, Костя, помнишь, как тебя учили работать молотком?

- Дед Вак Иванович Крюков, как бараки строили, дал вот столечко гвоздиков, - Костя взял из ящика горсть гвоздей, - да еще доску-дюймовку дал. Показал, как робить, а потом велел забивать да клещиками вытаскивать и…

- И что?

- И кажет: «Покуль не научишься забивать с одного стука, обедать не позову», - закончил Костя.

- Когда же тебе удалось пообедать? - удивилась Зиночка.

- Два дня хлебец жевал, а в третий и пообедал…

- Школу он прошел строгую, - засмеялся высокий человек. - Мы так учить не будем. Тебя, товарищ Полянчук, завтра заменит на участке Круглое, а ты займись Малышевым, научи его культурно передавать свой метод. Пускай он подготовит в своей стахановской школе несколько таких же инструкторов.

- Красота, Малышок! - сказал Миша, когда этот человек ушел. - Завтра мы с тобой проведем весь день в Верхнем общежитии. Это был начальник филиала Шестаков, понимаешь? Дело пойдет, Малышок!…

- Все-таки какое чутье у нового парторга, - радовалась Зиночка, - он сразу понял, что Малышок пригодится в тарном цехе. Я просто готова влюбиться в нашего парторга! Говорю совершенно откровенно…

Еще веселее Костя застучал молотком. Клава раскраснелась, огненная челка прилипла ко лбу и потемнела, но, когда работа спорится, человек не замечает усталости.

Тропинка взбежала между скалами на площадку, поросшую старыми елями. В серебристом лунном свете Костя увидел Верхнее общежитие - резной красивый дом, где жили бригадиры филиала. До войны здесь помещалась лыжная база спортивного общества. Костя обернулся. Под горой расстилалось бескрайное лесное море, спокойное и молчаливое.

- У нас словно как на курорте, - сказал Миша.

Они вошли в дом, поздоровались со старушкой уборщицей и по узкой лестнице поднялись на второй этаж, в комнатку-клетушку. Миша зажег коптилку, и Костя прежде всего увидел в углу несколько пар лыж. Правда, это были не такие лыжи, какие подарил ему Митрий, - те были широкие, подбитые оленьим мехом, а эти очень узкие, длинные, щеголеватые.

- Чьи это? - спросил он осторожно.

- А хоть чьи… Их забыли в столярке. Я пробовал кататься, только у меня пока не получается. Ровного места нет, одни горы. Трудно устоять на лыжах.

- Чего там трудно! - усмехнулся Костя. - Завтрась побежим?

- Решено! Заодно давай условимся, что ты забудешь слово «завтрась» и будешь говорить «завтра».

В круглой железной печурке загудел огонь. Миша вскипятил чай и на стол выставил хлеб, сахар и немного масла в стеклянной баночке. Счастливый Костя пил чай; Миша радушно угощал его хлебом с маслом.

- Ты немного похудел - должно быть, потому, что решил подрасти, - сказал он, улыбаясь, своему другу. - Правильно задумано. Расти тебе надо целый метр с половиной, не считая двух четвертушек… Ну, чего молчишь? Язык у тебя очень коротенький. А как тебе живется?

Теперь все обстояло замечательно, потому что возле Кости был Миша, тоже немного похудевший и ставший взрослее, но по-прежнему веселый, ласковый.

Номерной военный завод, дом за холмом - все это показалось очень далеким, и было неясно, существовало ли это на свете или только приснилось.

- За станок еще не поставили? В подсобных ходишь? Не хмурься. У меня есть совершенно блестящий план.

Только-только Костя собрался спросить, что это за план, как в дверь постучали.

- Товарищ Собинов, вас ждут! - И густой голос пропел: - До-ре-ми-фа-соль-ля!

Какой Собинов? Но Миша ответил, точно и впрямь был не Полянчук:

- Сейчас, товарищ Шаляпин! - И он объяснил Косте: - Здесь почти все украинцы живут. Мы перед сном концерты устраиваем, как знаменитые певцы. Хочешь послушать?

- Хочу…

- А глаза слипаются… Ложись-ка спать. Я с товарищами посижу часок. Только займи не больше пятидесяти процентов койки. Я тоже иногда ночью сплю. - И с этой шуткой Миша ушел.

Раздевшись, Костя повесил носки возле печурки и нырнул под одеяло. Как спокойно было в комнатушке над заснеженным лесом! Внизу что-то мягко зазвенело, голоса слились в незнакомую красивую песню, и Косте стало грустно, потому что его счастье было неполным. Где Митрий? На фронте… Фронт - это, наверное, вроде той поляны, где Митрий принял на длинный вогульский нож большого медведя и где они с Митрием потом свежевали жирную тушу. Только на фронте вместо медведя - фашист. Убил Митрий фашиста? Непременно убил, и не одного фашиста, а много, не счесть… Голоса внизу зазвучали веселее, и грусть стала нежной.