Россия на Западе: странные сближения - Александр Цыпкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главный удар приняла на себя дивизия генерала Василия Абрамовича Лопухина, оказавшаяся на левом фланге. Здесь закипела самая отчаянная битва, и Лопухин стал ее главным героем. Этот представитель старинного боярского рода, племянник первой жены Петра Великого чуждался придворных интриг и делал исключительно военную карьеру. Ветеран войн с Турцией и Швецией, он был очень любим простыми солдатами и почитаем офицерами, как храбрый опытный командир. Не случайно Лопухин стал персонажем солдатского фольклора, который никогда не станет прославлять труса и ничтожество.
На зеленом на лугу
Стоит армия в кругу,
Лопухин ездит в полку,
Курит трубку табаку.
Для того табак курит,
Чтобы смело подступить,
Чтобы смело подступить
Под лютого под врага,
Под лютого под врага
Под пруцкого короля.
Так пели про него и много лет спустя.
Участник сражения офицер Второго Московского полка князь Александр Прозоровский вспоминал:
«Наш полк не успел порядочно, патрона по три, выстрелить, как сборные конных гренадер роты, под командою тогда волонтера Билова… дрогнули от неприятельского огня и смешали Второй Гренадерской полк… Киевской, Второй Московской и далее. Но за всем тем солдаты не бежали и, будучи уже в расстройке, не преставали стрелять. А особливо побуждены бывши к сему примерною храбростию дивизионного своего командира Лопухина, который взял свое место при Втором Гренадерском полку, удержал фланг онаго и тем все полки остановил. Сей отменного духа начальник, получая в сражении раны, присутствовал до тех пор, покуда ранен будучи сквозь желудок, [не был] отведен в сторону».
Мемуарист Андрей Болотов, которого мы процитируем еще не раз, в свою очередь свидетельствовал, что во время рукопашной схватки тяжело раненный Лопухин был схвачен пруссаками и почти утащен ими в плен.
«Его самого, многими ранами покрытого и кровью обагренного, волокли уже в полон прусские гренадеры… И конечно, увели бы, если бы не увидели то несколько человек наших гренадеров. Несмотря что сами погибали, они восхотели спасти любимого ими генерала. Ничто не могло удержать стремительства их. Как львы, бросились они и вырвали его из челюстей змеиных, но, к сожалению, уже едва дыхание имеющего».
Смертельное ранение Лопухина подорвало дух его бойцов. Казалось, еще чуть-чуть и пруссаки сомнут их, прижатых к Норкиттенскому лесу. Силы таяли. Однако реальная жизнь в очередной раз выписала кинематографический сюжетный финт: откуда ни возьмись во фланг атакующему противнику вдруг ударили свежие русские полки! Они, как пишет Болотов, «не стали долго медлить, а, дав залп, бросились в штыки на неприятеля. Это решило нашу судьбу и произвело желаемую перемену. Неприятели дрогнули, подались несколько назад, хотели получше построиться, но некогда уже было. Наши сели им на шею и не давали им времени ни минуты. Тут прежняя прусская храбрость обратилась в трусость, и в сем месте тотчас неприятели обратились назад, искать спасения в ретираде…»
Что же произошло? В самом начале сражения Апраксин оставил в лесу три пехотных полка резерва под началом генерал-майора Петра Александровича Румянцева: Воронежский, Новгородский и Троицкий. То ли командующий просто про них забыл, то ли в горячке боя Степану Федоровичу было не до них, но, пока их товарищи умирали, удерживая свои позиции из последних сил, эти солдаты маялись бездельем. Приказа резерв так и не получил, но командовал им персонаж крайне беспокойный, который с юных лет отличался необузданным нравом и категорически не любил рамки, границы и субординацию. Этому приказ и не требовался.
Юный дворянин Петя, получивший только домашнее образование, в пятнадцать лет был отправлен служить по дипломатической части в берлинское посольство. Оттуда его очень быстро вернули, ведь постоянные драки с подданными страны пребывания и патологическая лень не лучшие качества для дипломата. Многие родители думают, что их неуправляемого сына исправит военное училище; с Румянцевым так не получилось. Зачисленный в кадетский корпус, Петр продержался там всего два месяца и покинул его с репутацией неисправимого шалопая.
Но учеба учебой, а война войной: в 1741 году на Российскую империю двинулась Швеция, одержимая идеей вернуть себе утраченные при Петре земли. И, когда молодой Румянцев оказался под пулями, внезапно выяснилось, что этот задира и недоучка чувствует там себя как рыба в воде.
Именно он вместе с отцом, генералом и дипломатом, привез в Петербург известие о заключении Абосского мирного договора, который фиксировал поражение Стокгольма и передачу России части Финляндии с Нейшлотом и Вильманстрандом (сегодня мы знаем эти города как Савонлинну и Лапеенранту). Подпоручик, который в общем просто сопровождал батюшку, был произведен Елизаветой… сразу в полковники. С чего такое благоволение? Можно, конечно, предположить, что императрица отблагодарила Александра Ивановича Румянцева, защитившего интересы России на мирных переговорах, да и вообще пребывала в приподнятом расположении духа. Но существует и другая версия, которая объясняет неизменное расположение Елизаветы к диковатому Петруше: он был ее сводным братом.
Да, при дворе ходили такие слухи. Петр Великий состоял в отношениях с красавицей Марией Андреевной Матвеевой, которая в 1720 году была выдана замуж за царского денщика Румянцева. Правда ли Петр Александрович был сыном основателя империи, никто не знает. Возможно. Один из крупнейших современных специалистов по Петровской эпохе, Евгений Анисимов, считает, что так оно и было. Многознающий биограф фельдмаршала Арсений Замостьянов выражается осторожнее:
«Оставим эту версию на примете, но, не имея точных доказательств, станем относиться к Петру Александровичу как к сыну Александра Ивановича, а к Марии Андреевне – как к фаворитке Петра и жене генерала Румянцева. Все эти факты вполне совместимы».
Буйства Румянцева изживались постепенно. Александру Ивановичу еще не раз приходилось краснеть за наследника. Легенда гласит, что однажды бывший петровский денщик, а ныне граф в сердцах выпорол Петю. Тот пытался протестовать, ссылаясь на свой чин: «Я полковник». «А ты снимай мундир, – ответил отец. – Я буду сечь не полковника». Сохранилось отчаянное письмо Александра Ивановича к отпрыску:
«Знай же, я уже в ваши дела вступаться не буду: живи как хочешь, и хотя до каторги себя доведи, слово никому не вымолвлю, понеже довольно стыда от вас натерпелся… Мне пришло до того: или уши свои зашить и худых дел ваших не слышать, или отречься от вас…»
Но вот Александр Иванович ушел в лучший мир, и Петр, теперь уже генерал-майор, стал более собранным, ответственным, спокойным. Это – в частной жизни. А на войне его темперамент проявился в неожиданных экспромтах, внезапных озарениях, незаурядной инициативе. В разгар Гросс-Егерсдорфского боя он шестым чувством осознал, что необходимо выступать на помощь товарищам, и, продравшись сквозь лес, нанес пруссакам неожиданный и, как выяснилось, фатальный удар. После этих событий слава Румянцева разнеслась по всей армии. И не только. Еще до конца Семилетней войны Фридрих II, знавший толк в военном деле, скажет: «Берегитесь собаки Румянцева! Остальные русские генералы неопасны». В последнем он ошибался, но в первом, безусловно, был прав. Противники должны были опасаться Румянцева: в молодом генерале уже проглядывали черты великого полководца, будущего Румянцева-Задунайского, победителя при Ларге и Кагуле.
Кстати, решающая атака Петра Александровича в Гросс-Егерсдорфском сражении нашла отражение в знаменитой киносаге «Гардемарины, вперед!». Правда, в фильме ее идея приписана вымышленному герою Павлу Горину в исполнении Александра Домогарова. По воле сценаристов она стала конной, хотя на самом деле была пешей. Да и поражение русские войска наносят не фон Левальду, а сразу Фридриху II. Тут имеет место художественное допущение: киношники совместили битву при Гросс-Егерсдорфе со сражением при Кунерсдорфе 1759 года, где Петр Семенович Салтыков при активном участии Румянцева действительно наголову разбил самого прусского короля.
На правом фланге русские тоже добились неординарного успеха. Донские казаки налетели на 5-й гусарский полк короля Фридриха, знаменитых «черных гусар», носивших на киверах эмблему с черепом и костями. После недолгого боя донцы бросились наутек, а противник беспечно пустился преследовать их. Болотов в своих воспоминаниях не пожалел красок для описания трусости нашей кавалерии, явно не понимая, что это была классическая военная хитрость: казаки вывели неприятеля прямиком на русские
