Корни гор. Книга 1: Железная голова - Елизавета Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец несносный пир подошел к концу: у Гримкеля конунга угощение всегда заканчивалось довольно скоро, а что за радость сидеть за пустыми столами? Гости устраивались на ночь, женщины убирались в гриднице и на кухне, мыли посуду, перебирали объедки. Борглинда сидела в пустой девичьей и при тусклом свете жировой плошки покачивала Свейна. В дни пиров он плохо засыпал, потому что сюда долетал шум из гридницы. И Нельда, его нянька, куда-то запропастилась. Наверное, опять заигрывает в кухне с кем-нибудь из дружины. Даже рабыни совсем распустились.
Скрипнула дверь, Борглинда подняла голову и увидела Йорунн. Неужели опять погонит в кухню? «Не пойду! – с угрюмой решимостью подумала Борглинда. – Я ей не служанка!» Что-то не помнится, чтобы ее дочь Далла, бывшая жена бывшего конунга, в девичестве хоть раз прикоснулась к котлу или рыбному ножу. Или Мальфрид, сбежавшая после Битвы Конунгов на восточное побережье, забрав сундуки с приданым, но второпях позабыв про собственную мать. Или Гудрун, тогда же очертя голову выскочившая замуж за какого то мелкого хёльда из внутренних земель и уехавшая в глушь – подальше от фьяллей… А она, Борглинда, зачем здесь осталась? Она была еще слишком мала и не могла решать за себя, а ее мать так растерялась после гибели мужа… Теперь у них нет другой судьбы.
Следом за старухой в дверной проем просунулась борода Гримкеля. Ему-то что здесь нужно?
– Говори быстрее, пока никого нет! – буркнула Йорунн, проходя в девичью. – Да закрой дверь. Не так! Ее надо приподнять, а потом уж закрыть, так не закроется. Я десять раз говорила Хаги, да разве этот бездельник слушает… Говори быстрей! Сейчас эти неряхи все бросят работу и явятся спать.
– Такой случай упускать нельзя… – начал Гримкель, с трудом закрыв перекошенную дверь и почти на ощупь отыскав скамью.
Вдруг Свейн закряхтел на руках у Борглинды; Гримкель и Йорунн разом обернулись и увидели в углу темную фигуру.
– Это ты! – Гримкель вгляделся и различил блестящие глаза троюродной сестры. – Иди отсюда! Нам с матерью надо поговорить!
– Сам иди отсюда! – непримиримо отозвалась Борглинда. – Тут не дружинный дом, а девичья, и я имею право сидеть здесь, сколько хочу! Не нравится – сам уходи!
Гримкель открыл рот и опять закрыл. Любой мужчина в роду Лейрингов был с детства приучен повиноваться женщинам, а Гримкель слишком уставал от своей нынешней жизни и не имел сил спорить даже с девчонкой. В ней течет кровь упрямых и своевольных Лейрингов – не захочет, так ее боевым кораблем не сдвинешь с места.
– Если ты вздумал браниться с девчонкой, то я пойду обратно в кухню! – проскрипела Йорунн. – Хоть поменьше припасов разворуют. Ну, что ты там придумал спьяну?
– Фьялли собрались в Медный Лес, – опять заговорил Гримкель, не обращая больше внимания на Борглинду. Он всегда торопился поделиться с матерью любой важной мыслью, чтобы переложить на нее ответственность за все дальнейшее. – Такой случай упускать нельзя. Я подумал: пока Асвальд Сутулый будет там ходить, мы тут соберем кое-каких людишек… Ему и так несладко там придется, с тамошними ведьмами. А когда он пойдет обратно, мы его встретим на Ступенчатом перевале и… э… А когда Торбранд Тролль спросит, куда мы дели его ярла, мы ответим, что он не вернулся из Медного Леса. И поклянемся Волчьим Камнем, потому что это будет чистая правда! Пусть идет искать его кости, если хочет!
– А если он и правда сумеет собрать какую-то дань, то нам она тоже пригодится! – добавила Йорунн. Она слушала молча – значит, была согласна. – Вот только где мы возьмем столько народу! Хотя бы двести человек найти надо.
– Он не приведет назад двести человек!
– Даже если он приведет двадцать, нам понадобится двести! Наши трусливые зайцы боятся фьяллей, как великанов! Всех смелых перебили сам знаешь когда, осталась одна дрянь! Надо иметь десять на одного, чтобы они посмели хотя бы вякнуть!
– Если бы Гутхорм Длинный успел вернуться!
– Что-то мне не верится, что твой Гутхорм вернется! Да он спит и видит провозгласить себя самого конунгом – хоть в Медном Лесу! Слышал, что болтают про какого-то тамошнего хёвдинга? Не про него ли это?
– Не говори так, мать! Не порочь достойных людей!
– Достойных! – Йорунн даже фыркнула, выражая величайшее презрение. – Достойных!
– Других у нас нет, – мудро заметил Гримкель.
– У нас и этого нет! – сварливо отрезала Йорунн, в пылу перебранки случайно вспомнив, о чем шла речь. – Твой Гутхорм, может, к весне вернется, не раньше. А без него нам не набрать людей!
– Нанять!
– На какие огрызки?
– Я уже подумал! – Гримкель конунг был воодушевлен уже тем, что мать не разругала его замысел целиком и не объявила его тупым тюленем. – Асвальд ярл так озабочен, где будут стоять его корабли… Мы уведем его корабли и продадим! От нас до кваргов – два дня пути, а уж Рамвальд конунг купит! И там же наймем людей! Кварги любят наниматься!
– Тогда о нашем деле будет знать весь Морской Путь!
– А пусть он докажет!
– Но ведь Асвальд оставит часть людей охранять корабли! – сказала Борглинда, из угла глянув на Гримкеля, и ее глаза блеснули при тусклом свете плошки, как у тролля. Разговор заинтересовал ее больше, чем она ждала. – Он не похож на дурака!
– Вот и хорошо! – обрадовался Гримкель. В воодушевлении он закрывал глаза на трудности предприятия. – Он нам не доверяет, он обязательно оставит людей охранять корабли, человек пятьдесят, не меньше! Уж пятьдесят мы перебьем, да хотя бы во сне! Вот он уже и лишился четверти войска! Ты права, мать, – он приведет обратно из Медного Леса человек двадцать!
Йорунн не ответила, размышляя, и некоторое время в девичьей висела тишина, только Свейн сонно посапывал.
– Не очень-то честным все это выглядит! – сказала Борглинда. – Ты же давал клятвы и его конунгу, и ему… Только сегодня, на пиру.
– Я обещал ему гостеприимство и безопасность под моим кровом! – возразил Гримкель. – А это все будет не под нашим кровом. Безопасности в Медном Лесу я ему не обещал!
– Ты обещал ему дружбу и помощь, а не обман и предательство! – не сдавалась Борглинда. Ее юное сердце не мирилось с подлостью в любом виде и еще не умело жертвовать честью ради пользы дела. – Это бесчестно!
– Честь – удовольствие сильных людей! – наставительно ответил нынешний конунг квиттов. – Со слабого того же не спросишь. Нам сейчас честь не по средствам. Нам нужно делать дело, а не сочинять саги о подвигах!
Борглинда насупилась. Да уж, какие тут подвиги! У нее осталось одно крашеное платье – вот это, зеленое, с коричневой и желтой полосами. В остальных ходят дочери фьяллей – для последней дани пришлось выгребать все из сундуков. У нее почти не осталось украшений – жена того болтливого барландца наверняка втрое богаче нее, дочери Лейрингов. Но честь… С этим сокровищем Борглинда не хотела расставаться. Вон, заезжие торговцы уважают ее не больше, чем какую-нибудь служанку! Борглинда ощутила новый прилив обиды и с ним всплеск какой-то неясной угрюмой решимости. Пусть торговцы болтают что хотят и подавятся своими языками! Но сама она будет себя уважать! Иначе жить вообще не стоит!
– Посмотрим, сколько людей они оставят охранять корабли, – сказала наконец Йорунн. – Можно послать к мужу Гудрун. Он даст человек двадцать, если соберет своих людей и бондов… И поговори с Ингвидом. Если он согласится и приведет свою дружину, то и все здешние станут малость посмелее. Но уж тогда, сын мой, не пяться! – Старуха прищурилась и погрозила Гримкелю пальцем. Темная, морщинистая, с блеском глаз под набрякшими веками, в эти мгновения она напоминала Урд, старшую из вещих норн*. – Если дело не слепится, если хоть один из фьяллей уйдет живым и Торбранд Тролль обо всем узнает, он напустит на Квиттинг Хродмара Рябого. А тот только и мечтает сжечь нас, как сжег Прибрежный Дом Фрейвида… И ты пойдешь к нему под бок на пару с Ингвильдой! – бросила она племяннице, заметив упорный, блестящий взгляд Борглинды.
Девушка отвела глаза. И здесь, с родичами, ее возмущение весит не больше, чем на кухне, с торговцами. Все мерзко, гадко, подло, и сделать ничего нельзя. Вся жизнь такая, как эта девичья – темная и душная, с темными тенями от дрянной плошки с тресковым жиром. Жить не хотелось совсем. Вот только где тот Сигурд, на погребальный костер которого стоило бы взойти?[9]
Перед сном, когда вся посуда была вымыта, Борглинде досталось еще одно дело – пересчитать ковшики и кубки. Самый большой и дорогой кубок, тот самый, из которого пил Асвальд ярл, полагалось запирать в сундук самой Йорунн. Еще бы – ведь это последнее сокровище Лейрингов. Сидя на краю спального помоста перед сундуком, Борглинда рассматривала кубок и тихонько поглаживала кончиками пальцев его бока, покрытые бледной, стершейся позолотой. Он был как сам Квиттинг – старый и видавший лучшие времена. Чашу неведомые мастера отлили в виде широко распахнутой драконьей пасти, ножку образовывало свернутое в несколько колец чешуйчатое тело, а подставкой служил хвост и задние когтистые лапы. В глазах серебряного дракона поблескивали два маленьких, как зернышки, прозрачных белых камешка, при свете огня игравшие всеми цветами радуги. Подобных камней Борглинда не видела никогда и ни у кого больше; говорили, что они единственные на свете. Это очень старый кубок, его раздобыл где-то еще Бергвид Нос, прадед Халькеля Бычьего Глаза…
